Страница 36 из 40
— Не нужно так волноваться, Матвей. — Следователь предостерегающе поднял руку. — Если бы вы прикасались к телу, когда кровь свернулась, то есть к трупу, я хочу сказать, то результат экспертизы был бы иным, ваши молекулы находились бы на другой глубине в отобранном для исследования материале, ну, это как годичные кольца деревьев… Видите ли, эксперты утверждают, что вы касались тела, когда оно… то есть когда Гринберг был еще жив, понимаете? Вы держали нож за рукоятку у самого лезвия, вот так…
Он взял со стола один из тех ножей, что лежали у Алика в ящике — или очень похожий, — , и показал, как нужно было держать… или как я, по его мнению, держал.
— Как можно по каким-то молекулам определить?.. Это же не ДНК, это…
— Вас метод беспокоит или факт обвинения? — поднял брови Учитель. — По ДНК, конечно, получится точнее. Не то чтобы точнее, а просто со стопроцентной гарантией. Это мы сделаем, утром у вас возьмут пробы на анализ, он не такой быстрый, понадобится около недели… А тот, что сделали сейчас, дает только семьдесят шесть процентов уверенности…
— Семьдесят шесть! — воскликнул я. — Это даже не смешно.
— Да, — согласился следователь — Это совсем не смешно. Видите ли, тесты с частицами кожи и жира ваших… гм… я имею в виду всех, кто был в тот момент в квартире; вашей супруги, Матери и жены погибшего, его сына…
Всех перечислил, никого не забыл.
— Эти тесты дали положительный результат от трех до семи процентов. В пределах погрешностей, как утверждают эксперты. Если человек не касался исследуемого предмета, то именно такие вероятности и должны получиться. А если больше шестидесяти шести процентов, то…
— Я знаю, что такое два стандартных отклонения, — сухо сказал я. — Статистический анализ проходят на втором курсе.
— Да? А я вот не проходил… Нет, действительно, для меня это пока темный лес, но не верить экспертам я тоже не могу Вы касались раны уби… Алекса Гринберга, когда он еще был жив. Вы, а не кто-то другой.
— Господи, — пробормотал я. — А как же нож… орудие убийства? На ножах нет отпечатков наших пальцев, ни моих, ни… И следов этих… молекулярных… тоже нет, верно?
— Верно, — кивнул Учитель. — Доказано, что ни один из этих двух ножей в преступлении задействован не был.
— Тогда…
— Что тогда? Да, не таким ножом был убит ваш друг. Другим, очень похожим. Мы его не нашли. Вот вы мне и расскажете, куда спрятали — как говорится, для облегчения участи.
Чьей, хотел бы я знать. Моей? Что я могу сказать? Да, виновен? Я сам это понял совсем недавно, когда все, сказанное Игорем, улеглось в сознании, звонок Инги заставил задуматься, а голос, который я наконец узнал, поставил точку. Но ведь это все равно не я, понимаете вы это? То есть да, я, конечно, я, мне с этим теперь жить, мне — и Игорю тоже, но он-то хоть может быть уверен, что спасал отца, а что думать мне?
— У Алика было два таких ножа, — сказал я, а мог и не говорить: все это безнадежно. Ничего не докажешь. — Только два… Оба у вас. Я их не трогал. Никто, кроме Алика
— Значит, был третий нож, — уверенно произнес Учитель.
— Вы все обыскали — в квартире, под окнами, в мусорных баках, — сказал я. Надо же было что-то говорить, как-то защищаться, хотя больше всего мне хотелось оказаться сейчас одному где-нибудь — в камере* в чистом поле, в могиле, где угодно, чтобы обдумать, понять до конца, хотя, в общем, я и так все почти до конца понимал.
— И не нашли, — кивнул Учитель. — Найдем — с вашей помощью.
— Орудия убийства у вас нет, сказал я. — Мотива тоже… Зачем мне…
— Скажу. — Учитель направил в мою сторону остро заточенный карандаш, который он держал в пальцах. Будто колье, которым собирался проткнуть меня насквозь. — С мотивом как раз все в порядке. Вы знаете: я говорил с Ингой Киреевой. У вас с ней намечался роман — после того, а может, и во время того, как у госпожи Киреевой был романе вашим Другом. Как-то так получилось… одновременно:.. Послушайте, — неожиданно переменил тему Учитель, видимо, моральная сторона случившегося мешала ему рационально размышлять над стороной криминальной, — послушайте, вы оба — женатые люди, у обоих дети, у вас девочка, у вашего друга сын… Я просто хочу понять: неужели эта женщина, Инга Киреева, я имею в виду неужели она так на вас обоих сильно… Я видел ее, говорил с ней — довольно симпатичная особа, незамужняя, да, и что? Я бы даже не назвал ее умной. Что случилось? Почему вы оба так в нее влюбились, что когда она одному из вас отказала…
— Отказала она мне, — сказал я, прервав возмущенно-обличающий монолог следователя. Он действительно не понимал, как это происходит между двумя мужчинами и одной женщиной, даже если мужчины — друзья, и у обоих есть жены и дети? Он никогда прежде с подобными случаями не сталкивался? — Она мне отказала, но было это полгода назад, и я, обратите внимание, понятия не имел, что Алик тоже… Это было… Вы правы, наваждение какое-то. Инга даже и не в моем вкусе вообще-то… Как мне казалось. И не был я никогда склонен к приключениям такого рода. Как-то это вдруг получилось.
— Любовь с первого взгляда, — вставил Учитель, записывая мои слова в блокнот быстрыми значками.
— Что? Нет, почему с первого? Мы довольно давно были знакомы. Это и удивительно: почему оба вдруг… А может, неудивительно… Мы с Аликом на многое смотрели одними глазами, с детских лет еще. Я несколько раз приглашал Ингу в кафе после работы. Один раз были вдвоем в кино: смотрели «Александра», нудный фильм, но зато три часа рядом. Я решил было, что… В общем, она сказала мне, чтобы я не мучил сам себя… Не важно, к делу это совершенно не относится.
— Почему же? — удивился Учитель. — Мы говорим о мотиве преступления.
— Какой мотив, о чем вы? Это было полгода назад! Я понял тогда, что кто-то у нее есть. И собственную глупость понял тоже. А о том, что это был Алик, узнал потом — через месяц или два, не помню, Алик мне сам рассказал. В принципе у нас не было друг от друга секретов. И я ему тоже рассказал, как пытался перебежать дорогу на красный свет. Мы посмеялись, потому что и у Алика с Ингой тоже к тому времени все было кончено. Она женщина хорошая, но… В общем, женщина, и этим все сказано.
— Все? — поднял брови следователь. — Видимо, не все. Иначе почему вы ударили вашего друга…
— Нет!
— …ножом? Госпожа Киреева подтверждает, что выбыли в нее сильно влюблены. До самозабвения, вот здесь записано. Да, прошло полгода, как она вам отказала А вчера вы пригласили ее в кафе и пытались убедить в том, чтобы она скрывала от следствия и свою связь с вашим другом, и инциденте вами. Почему? Ответ напрашивается: чтобы скрыть мотив!
Значит, Инга именно так поняла наш с ней разговор? А почему нет? С ее точки зрения… Господи, у женщин одно на уме. Что ты им ни говори, они все понимают по-своему: ага, он тоже хотел… А потом говорят: все мужчины одинаковы. Глупо.
— Не было у меня никакого мотива, — устало сказала. — Я и думать об Инге забыл, и говорил я с ней совсем о другом, она просто не поняла…
— Все у вас ничего не понимают, — осуждающе сказал Учитель. — Инга дурочка, ничего не поняла, я тоже ничего не понял в этом деле — мучаю невиновного…
Это у него юмор такой? Я крепче сцепил ладони, лежавшие на коленях. Очень хотелось закричать, вскочить, сломать что-нибудь. Никто ничего не понимал. Никто. И не хотел понимать. И не мог, вот что самое страшное. Алик понял бы, ему бы и объяснять не пришлось. Игорь мог бы понять, но его-то от этой информации надо было держать подальше. А больше не понимал никто.
— Я действительно невиновен, — сказал я, — Можете не
верить…
— Я и не верю, — подхватил следователь. — Мотив есть, возможность… Вы мне о ней расскажете.
— Почему трое свидетелей утверждают…
— А, вы об этом. — Учитель покачал головой. — Да, они вас покрывают, скажите им спасибо. Вам они этим не помогут, а себе только навредят. Я это объясню и супруге… вдове Алекса, и его матери. После похорон, конечно. И что плохо: ребенка они тоже учат говорить неправду.