Страница 69 из 77
Его пальцы все еще теребят часы, но он не сводит с меня глаз, пока говорит.
— Возможно, ты прав, Эмбри. На самом деле, у меня такое чувство, что так и есть. Я бы не стал отрицать, что Мелвас нанял этих людей, и поверь мне, если мы найдем хоть крошечное доказательство того, что это его рук дело, я сделаю все, что в моих силах, чтобы он заплатил за содеянное. Но, в конце концов, я не могу использовать этот офис для того, чтобы действовать на основании догадок и подозрений.
— На войне никогда и ни в чем нельзя быть уверенным, — настаиваю я, наклоняясь вперед. — Твоя чуйка — вот что спасало жизни в Карпатии. Сколько раз мы не имели никаких разведданных, или неверной информации, или неполных отчетов, но мы все равно вступали в бой?
— Потому что нам приказывали, — замечает Эш. — А теперь приказы отдаю я. И это не просто война, Эмбри, есть о чем беспокоиться, кроме того, как быстро мы сможем построить следующий аванпост.
— Я уверен, тут нечто более…
— Ты? Не думаю, что ты понимаешь. И ты потерял право защищать Грир, когда Абилин забеременела от тебя.
Вот оно что.
Вот в чем дело, черт возьми.
— Да тебе не терпелось высказать это, верно? — спрашиваю я хладнокровно.
Эш отвечает так же хладнокровно:
— Я ждал дольше чем ты, прежде чем трахнул Абилин.
Какое-то мгновение мы смотрим друг на друга, и я первый отвожу взгляд, опуская глаза на его ботинки.
— Все было не так.
— Ты говорил, что это будет просто игра на публику. Говорил, что не собираешься с ней спать.
— Я и не собирался трахать ее! Просто так…
Эш закатывает глаза.
— Просто так получилось? Боже, Эмбри, если отбросить все остальное, ты можешь хотя бы не быть настолько банальным?
Я зло смотрю на него.
— Если отбросить все остальное? Что, черт возьми, это значит?
— А ты как думаешь? Мы с Грир любим тебя, мы доверяли тебе. Даже несмотря на то, что ты дважды отверг меня. Даже несмотря на то, что ты бросил Грир в Чикаго много лет назад. Даже несмотря на то, что последние пять лет ты трахал все, что движется…
— Включая и тебя, помнишь?
— И сколько времени прошло, прежде чем ты понял, что готов к этому? Целых полторы недели после первой брачной ночи?
Его длинные черные ресницы быстро двигаются, на скулах играет мускул, и я вижу: он не зол, ему больно. Ревнует. Я ожидал, что он будет злиться из-за Грир, когда вошел в кабинет, но то, что ему больно за себя, что он чувствует себя преданным, вызывает во мне всплеск каких-то новых чувств. Неважно, в насколько опасную игру я ввязался с Абилин, у меня язык не поворачивается сказать ему что-то еще, кроме ужасной правды.
— Абилин накачала меня наркотиками, Эш.
Он замирает, осознавая сказанное мной.
— Что?
— В тот день я сдал анализ крови, просто чтобы убедиться, и она, по сути, сама призналась в этом. Обнаружили ГОМК, сиалис и еще кое-что. Но оказалось, что у меня есть рецепты на все эти лекарства.
— Ты никогда не принимал ГОМК или сиалис.
— Верно. Она подделала и заполнила все рецепты. Я проверил кабинет врача в Белом доме и нашел в карточке записи о посещениях, во время которых мне были назначены эти препараты.
Эш хмурится.
— Доктор Ниниан так бы не поступил.
Я пожимаю плечами.
— Я собираюсь все выяснить. Но даже если она это сделала, это ничего не меняет. Абилин беременна. — Следующие слова мне даются с трудом. — Возможно, моим ребенком.
— Ты прав, — говорит Эш, и пыл наконец-то покидает его голос. Теперь он выглядит грустным. — Это ничего не меняет.
Я думаю о Грир в ее кабинете в Джорджтауне, она буквально пылала праведным гневом, а ее светлые волосы были влажными и взъерошенными, когда я ласкал ее киску в нагретой солнцем комнате. Я думаю о первой брачной ночи, о том, что мы говорили и чем делились.
— Я скучаю по тебе. Я скучаю по Грир. Я скучаю по нам.
— Я тоже, Маленький принц.
— Все разрушено? Я все испортил?
Он не отвечает. Вместо этого Эш смотрит на меня, а затем поднимает меня на ноги и тащит в ванную рядом с кабинетом, где яростно прижимает к стене. Его губы на моих, теплые и твердые, и это ощущение невыносимо приятное. Это электрические заряды и мягкость, это гладкая кожа и щетина, это четырнадцать лет жизни двух мужчин, слишком гордых, чтобы прогибаться, слишком влюбленных в то, что их ломает.
Я не могу остановить себя, этот голод, это страстное желание, это тело, изголодавшееся по сексу и любви. Я прижимаюсь к нему, пальцы развязывают его галстук и нетерпеливо дергают за пиджак. Эш со стоном прижимается ко мне, его твердая эрекция упирается в мое бедро, и он наклоняет голову, предоставляя доступ к своей шее, чтобы я мог поцеловать и пососать ее. Его сильные и требовательные руки обхватывают мои узкие бедра, бицепсы, обхватывают мое лицо, чтобы поцеловать с той требовательной яростью, которую он так любит.
Я хочу, чтобы мной владели. Хочу, чтобы меня уничтожили. Чтобы он передал мне свое спокойствие. Я хочу, чтобы не было ничего, кроме его дыхания и моего, его пульса и моего.
— Сделай это, — умоляю я, прижавшись губами к его губам. — Просто сделай это…
Но Эш не делает. С прерывистым вздохом и болезненным нежеланием, читающимся в каждом изгибе его тела, он отступает назад, упираясь руками в мою грудь, чтобы увеличить расстояние между нами. Мой желудок ухает вниз, грудь сжимается.
— Я все испортил, — говорю скорее себе, чем ему.
Каким-то образом я умудрился испортить лучшее, что было в моей жизни, всего через несколько дней после того, как получил это. И я должен был понимать, должен был знать, потому что… разве не это у меня получается лучше всего? Все просирать? Кидать людей?
— Я хочу, — говорит Эш, зрачки его по-прежнему расширены, пульс все еще бьется под расстегнутым воротничком рубашки. — Боже, я хочу. Но это причинит ей боль.
У меня на языке так и вертится ужасное, коварно логичное объяснение, оно едва не слетает с губ. Ей не обязательно знать. Мы не обязаны ей говорить.
Я ненавижу себя за то, что даже подумал об этом, потому что это так унижает Эша, так унижает Грир. Это так недостойно нас троих и того, что мы обещали друг другу в ту ночь — прозрачности чувств, любви, усердно работать над отношениями и честности. Тайный секс с ее мужем после того, как я разбил ей сердце… Господи. Могу ли я опуститься еще ниже?
Делаю глубокий вдох.
— Я не хочу причинять Грир еще большую боль, чем уже причинил.
Голос Эша звучит хрипло, когда он отвечает:
— Знаю.
Я провожу рукой по волосам, поправляю пиджак, галстук и свой стояк. Эш делает то же самое, и наступает момент, когда горечь и боль исчезают, когда мы совершаем многолетний ритуал. Сколько раз мы выходили из-за угла растрепанные и улыбающиеся, с румянцем на щеках? Сколько раз в этой самой ванной я с трудом натягивал брюки? Искал малейшую каплю спермы, которую мог пропустить, только для того, чтобы позже обнаружить ее на своем галстуке в разгар встречи с директором Национального экономического совета?
Все еще больно, между нами все еще Грир, Абилин и Мелвас, но я ловлю взгляд Эша и улыбаюсь.
— Прямо как в старые добрые времена, да?
Он улыбается в ответ, и на его левой щеке появляется ямочка.