Страница 68 из 77
Я теряюсь в его взгляде, теряюсь в волнах удовольствия, которые проходят глубоко внутри меня, и на мгновение все исчезает, кроме этого момента. Вид красивого мужчины, стоящего на коленях, который нашел хорошее применение своему рту. Ощущение влажной плоти и влажного языка. Связь между нами, которую не удалось разрушить ни временем, ни насилием, ни любовью к другой.
Когда я заканчиваю, он встает, не глядя на меня, осторожно разглаживает юбку моего платья до колен, как опытный человек, знающий толк в хороших тканях. Он не торопится, и я позволяю ему это, потому что знаю: как только он закончит, момент будет разрушен. Я понимаю, что мой телефон вибрирует на столе, но игнорирую его, не желая допускать, чтобы наше перемирие закончилось. Но это необходимо, как и все остальное.
Наконец он смотрит мне в глаза и вытирает влажные губы тыльной стороной ладони.
— Она не слаще тебя, Грир. Ты намного слаще ее.
Не знаю, что я хочу сказать или что хочу сделать. Я хочу, чтобы он вытащил свой нетронутый член и неделю трахал меня. Мне хочется кричать на него до хрипоты. Я хочу поставить его на колени и заставить пообещать все клятвы в мире.
Я решаю ничего не делать.
Эмбри отступает назад и закрывает глаза.
— Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться или дурачиться.
— Тогда зачем ты пришел?
— Я хотел сказать тебе кое-что, прежде чем ты услышишь это от кого-то другого. Я хотел сказать, пока тебе не сообщила Абилин.
Почему-то я уже знаю, о чем он скажет. Прежде чем он хоть что-то произносит, прежде чем слова успеют сорваться с его языка. Я просто знаю. — Абилин беременна.
— Я требую сделать тест на отцовство, чтобы убедиться, но есть шанс, что ребенок мой.
Ненавижу, когда в фильмах и шоу истеричная героиня дает кому-то пощечину. Это так драматично, сексистски и смешно, и все же прямо сейчас я понимаю каждую из них больше, чем когда-либо. Я так зла, что у меня двоится в глазах, настолько потрясена, что мне хочется наброситься на него. Моя рука дрожит и чешется от желания ударить его, толкнуть, швырнуть в него чем-нибудь. С большим трудом мне удается сдерживать себя. Я не бью его и не кричу, хотя по его измученному лицу вижу, что он хотел бы, чтобы я это сделала. Он считает, что заслужил наказание, и это обоснованная причина, чтобы его не наказывать. Я не доставлю ему такого удовольствия, якобы он заслужил избавление от чувства вины, покаяние.
— Уходи, — говорю я спокойно.
— Грир. — Он сглатывает, сжимает губы.
Губы, которые были между моих ног. Губы, которые также касались Абилин. Я думаю о ее животе, как он начнет расти, а мой останется таким же плоским. Я думаю о тестах на беременность, которые делала в ванной Белого дома, с этими печальными одинокими синими полосками.
— Уходи, — повторяю.
— Беременность рассчитана, — говорит он. — Я даже не… — при этом он выглядит болезненно, но я вижу, что он сдерживает себя, снова скрывая правду. — Я не хотел этого, — заканчивает он.
— Тебе следовало подумать об этом, прежде чем трахать ее. Убирайся.
Эмбри проводит рукой по волосам, кусает губу, а затем, что удивительно, делает то, что я прошу, без единого протеста. Он уходит. С обиженным взглядом в голубых глазах и лицом, на котором высечена боль, он оставляет меня, не говоря ни слова, покидает мой кабинет с моими соками на своих губах, и мои полные слез глаза смотрят ему в спину, когда он это делает. Я падаю в кресло, когда за ним закрывается дверь, и стараюсь не заплакать. Я поплачу. Позже, когда осознаю, насколько глубоко пустило корни это предательство, но сейчас…
Бз-з-з. Снова мой телефон. Со вздохом я переворачиваю его и вижу на экране нью-йоркский номер. Я принимаю звонок, и одной рукой подношу телефон к уху, а другой пытаюсь загнать слезы обратно в глаза.
— Грир Галлоуэй?
— Да.
Голос на другом конце провода извиняется.
— Вас беспокоит офицер Мерфи из полиции Нью-Йорка. Я звоню, чтобы сообщить, что сегодня рано утром скончался ваш дедушка.
ГЛАВА 25
Эмбри
Настоящее
— Спасибо, что согласился встретиться со мной.
Эш поднимает взгляд от папки, которую листал, вздыхает и бросает ее на стол.
— Ты мой вице-президент, Эмбри. Я бы не смог избежать встречи с тобой, даже если бы захотел.
— Ты? Пытаешься избегать меня?
Еще один вздох.
— Нет. Конечно, нет. Я чертовски скучал по тебе.
Я все еще стою у двери, но это вызывает у меня необъяснимое желание подойти к Эшу и сесть на пол рядом с ним. Положить голову на его колени. Чтобы он погладил меня по волосам и сказал, что все будет хорошо, что он любит меня, несмотря ни на что. И я даже не хочу бороться с этим. Я просто хочу положиться на его уверенность, на его постоянную силу.
Но не могу. Даже без стоических фигур Секретной службы за окнами офиса, правда в том, что у меня больше нет такой привилегии. Я потерял ее в тот момент, когда проснулся в одной постели с Абилин — может даже в тот момент, когда вошел в библиотеку моей матери и обнаружил там Морган и Абилин. Я заключил сделку с дьяволом, прекрасно понимая, какими могут быть последствия, зная, что буду выглядеть предателем, хотя на самом деле был самым верным из всех.
Несправедливость всего этого терзает меня, и я подхожу к дивану у камина и сажусь так, чтобы Эш не мог видеть моего лица.
— Как она? — спрашиваю я.
— Опустошена. Расстроена. Сам-то как думаешь, как она? Он был ей вместо отца.
Я опускаю взгляд на свои руки. Мой отец умер, когда мне не исполнилось и двух лет, и для меня эту роль стал выполнять отец Морган. Я никогда не испытывал настоящего горя утраты.
— Похороны в четверг, если тебе интересно, — говорит Эш.
Я слышу тихий скрип его стула и шорох его модных туфель по ковру. Он подходит и садится напротив меня, одновременно расстегивая пиджак. Я пользуюсь моментом, чтобы полюбоваться тем, как его рубашка облегает плоский живот и красиво обтягивает твердые мышцы груди. Несмотря ни на что, его глаза на мгновение вспыхивают, когда он замечает, что я наблюдаю за ним, но затем мы оба вспоминаем последние шесть недель и отводим взгляд.
— Я знаю, когда похороны, — говорю ему. — Я приду.
— Знаешь? Ах да. Абилин.
Да, Абилин тоже внучка Лео Галлоуэя, и, несмотря на то, что у нее сердце как у механической птицы, я могу сказать, что его смерть расстроила ее. И я пришел поговорить о его смерти.
— Что-нибудь еще выяснили? — спрашиваю я Эша.
— С тех пор, как мы разговаривали прошлым вечером? Не особо. — Эш потирает лоб большим пальцем, жест настолько знакомый, что на мгновение меня охватывает одиночество, такое острое и всепоглощающее, что я едва могу дышать. — Они даже не пытались сделать так, чтобы это выглядело правдоподобно. Вторглись в его пентхаус, сделали укол в шею, дигоксин — сердечное лекарство, которое он никогда не принимал.
— Это Мелвас.
Эш внимательно смотрит на меня, медленно опуская руку, чтобы поправить серебряные часы на запястье.
— Предварительное расследование говорит о том, что это иранские повстанцы, с которыми он и Пенли Лютер конфликтовали тридцать лет назад.
— В этом нет никакого смысла, Эш. Политические враги тридцатилетней давности, у которых никогда не было ни денег, ни власти, не станут охотиться за тобой, если ты больше не представляешь угрозы. Мелвас снова пытается навредить Грир. Ему было недостаточно подорвать ее репутацию; теперь он хочет перебить ее семью. И она будет следующей, если мы что-нибудь не предпримем.