Три чекиста

Иван взял колун, неловко размахнулся и чуть не попал себе по ноге.

- Вот видишь, ты даже с топором не справляешься, а хочешь за нож браться, - улыбнулся старшой, - представь себя поленом и дело пойдет веселей.

- Да че ему представлять, он и есть полено, - радостно сострил второй чекист, - ничего кроме ручки в руках держать не умеет. Шеф, разреши, я вдарю его чутка для бодрости.

- Толик, наложил на столик, - вспомнил Иван детскую дразнилку и кинул в чекиста увесистым поленом. Тот ловко увернулся и расплылся в довольной улыбке, - глянь, шеф, у Ваньки просыпаются звериные инстинкты. Если так пойдет, примем в партию!

Старшой сидел на завалинке, глядел на возню подчиненных и лениво курил самокрутку. Городских сигарет он не признавал и периодически реквизировал табачок у местных курильщиков в обмен на рассказы о революции.

- Ты с партией не шути, - ответил он Толику, - она ум, честь и совесть нашей эпохи!

- С этим не поспоришь, но без террора революцию не сделаешь, не доходит до граждан учение Маркса и Ленина, - грусно сказал Толян, вытирая нож о штаны и засовывая его за голенище сапога.

По улице гнали стадо коров на пастбище. Пастух своим видом выражавший желание опохмела, грустно плелся позади в клубах пыли.

- Вот образ, достойный картины Васнецова, - заметил старшой, - пастух это Ленин, а стадо это мы, пролетарии. Дружно шествуем в светлое будущее.

- Пардон муа, - вмешался Иван, - пастух по уставу впереди должен идти и не с бодуна.

- Вечно ты все испортишь, - старшой поднялся, пошарил в карманах, достал горбушку хлеба и принялся жевать, - нет у тебя образного мышления! Как ты журналистом работаешь?

Полеты во сне и наяву

Наступала вторая ночь в деревне Дубровка. Хозяйка приехала из города и привезла гостинцы – колбасу и туалетную бумагу. Колбасу встретили радостно, а на папир чекисты смотрели подозрительно.

- Это что, апрельские тезисы товарища Ленина? – сказал после долгого раздумья старшой, - почему в рулон скрученные?

Он надорвал край и удивился еще больше – глянь-ка, а текста нет! Может, тайнопись использовали? Владимир Ильич был мастер по таким штучкам. Он пожевал бумагу, понюхал ее и даже погрел над огнем. Все тщетно. Старшой развел руками, дернул за хвот проходящего кота и успокоился.

Хозяйка что-то шепнула ему на ухо и он запротестовал, – хорошую бумагу использовать для неприличного места? Кругом лопухов тьма! Нет! Я лично буду из нее козьи ножки крутить, а вы как хотите.

Неумолимо приближался обед – лучшее время для бесед и возлияний. Хозяйка собрала на стол, украсив его непременной вареной картошкой, колбасой и легким салатиком. Чекисты обиженно переглянулись. Нина перехватила взгляд старшого и полезла в буфет, где хранилась бутылочка самогона. Местный пасечник был матером медовухи и прочих пчелиных изысков. По этой причине и самогон был у него непростой. Он настаивал его на прополисе и пчелином меде.

Одобрительно крякнув, старшой разлил лечебный напиток по рюмкам и провозгласил тост, - желаю, чтобы все!

Все оценили красоту фразы и опрокинули бокалы. Старшой по привычке занюхал самогон рукавом тужурки и набросился на колбасу, не забывая черпать ложкой салат.

- Помню как-то сидели мы в окопах под Царицыным, - начал он задушевный разговор, - жрать нечего, живот поет Интернационал, настроение на нуле. На фронте затишье, делать не чего. И тут к нам в окоп, как с неба, падает белогвардеец с мешком. Мы его сразу отключили сапогом и проверили подарки. Он-то, болезный, полз к своим, а попал к нам по причине нетрезвого состояния. А в мешке изобилие всякой снеди – сыр со слезой, кусок окорока и бутылочка казенки. Почти как на нашем столе. К чему это я веду? Ах, да. Все мигом сожрали, у поручика отобрали револьвер, сапоги, ремень, фуражку и отпустили с миром. Все довольны, особенно офицер. Он то думал, что его в расход определят, а тут такое везение! Разомлели мы от еды, солнца. Размечтались, как прекрасен будет новый мир.

- Вот-вот, научились чужое забирать и мечтать, - не удержался Иван, - а как новый мир строить, так в кусты.

- Че в кусты? - обиделся старшой, - нас приставили к стаду, пардон, к массам народным. Иначе нельзя. Не будешь пасти, не будет порядку. Вот мы и гнали, кого кнутом, а кому пряник показывали. И вообще, Ваня, гнусная у тебя профессия. Все исказишь, перевернешь. За это мы и не любим писак. Шел бы лучше слесарем в инструментальный. Отпахал смену, напился и снова утро. Никаких сомнений и тревог!

- А ты ему, шеф, лучше про человека расскажи, душевно у тебя получается, - влез в разговор Толян.

- Про человека? Могем. Нас учили, человек - звучит гордо. А потом оказалось, что таки по-разному звучит. Это такое существо удивительное. Может святым быть,может чертом, как его повернуть. Что в голову зальешь, то он и делать будет. Вот нам заливали, о мировой революции, светлом будущем. А что мы видим в итоге? Снова вас пасут буржуи. Грамотно мозги промывают, почище, чем товарищ Троцкий!

Потихоньку приучили к комфорту, красивой жизни. Все с ума и съехали. Не можете обойтись без теплого туалета и телефона. Апостол Павел правильно говорил – кто кому поклоняется, тот тому и раб. Вы сегодня рабы буржуям и не подозреваете о том. А мы за что боролись? На то и напоролись. Излив водопад ярких образов, чекист умолк.

Толян и Колян с восторгом смотрели на старшого, излагавшего мудреную философию. Все забыли о початой бутылке и недоеденной закуске. Хозяйка приняла слова чекиста спокойно. После долгих лет жизни с Горбунковым она ничему не удивлялась.

Батька Черномор

Не все жители Дубровки были столь милыми, как супруга Горбункова. Через пару дворов стояла фазенда батьки Черномора. Его боялась вся округа, даже председатель. Черномор был родом из 90-х, если вы понимаете, о чем речь. В наше спокойное время он отошел от дел, но бандитских замашек не бросил. На вопрос председателя о документах на недвижимость и членских взносах, он показал ему то, что стыдно повторить в приличном обществе, и пригрозил закопать на лесной полянке глухой ночью.

После столь дерзкого поступка председатель при встрече с Черномором сквозь зубы говорил «Сьте», означавшее здрасьте. Черномор в ответ глумливо улыбался и чесал черную бороду.

Чекистам он сразу понравился. Они любили возиться со всяким отребьем. Из таких кадров в свое время ковали героев революции. Черномор по-началу не принял их всерьез и послал в известном направлении. Пришлось нанести визит для близкого знакомства. Когда троица сломала ворота и вошла во двор, огромная овчарка заскулила и спряталась в вольере. Старшой добрительно глянул и изрек, – вот, скотина бессловесная, а понимает, чем чреват конфликт с нами.

Пока обалдевший Черномор стоял на крыльце, ЧК изучала джип хозяина. Было решено, что он идеально подходит под тачанку. Открыв заднюю дверь, опера сделали замеры под «Максим». Старшой похлопал сверкающее чудовище по лакированному боку. Он поднял вверх большой палец, означавший отличную оценку. При внутреннем осмотре было установлено, что при сложенных сидушках здесь хватит места не только стрелку, но и подающему патроны.

Черномор пришел в себя, надул щеки, подтянул трусы и заорал, - вы ничего не попутали, бандерлоги? Я вам счас покажу!

Он исчез в доме. Старшой сделал знак меньшому. Тот прыгнул вперед и притаился на крылечке. Разъяренный Черномор выскочил из дома. Сделав два шага, он вместе со своим ружьем полетел с крыльца, спотнувшись о начищенный до блеска сапог опера. Младшой не спеша подобрал ружье, дал Черномору здоровенного пинка и понес трофей на осмотр. Чекисты склонились над оружием.

- Это что за мухобойка? На трехлинейку не похожа. Аааа, это ж берданка! Так ты, болезный, решил нас пукалкой пугнуть? Старшой сочувственно глянул на ползающего в пыли хозяина.