Возвращение скипетра

Кристалл продолжал раскачиваться взад-вперед. Глаза Васы продолжали следить за ним. Возможно, она забыла обо всем, кроме его сверкающей сущности. Так же тихо, как он говорил раньше, Птероклс спросил: "Ты хочешь обрести свою собственную волю, Васа? Ты хочешь наполниться самим собой?"

"Я хочу обрести свою собственную волю. Я хочу наполниться самим собой". Судя по голосу Васы, ее это ничуть не волновало.

"Я могу снять тень с твоего духа и дать тебе свет. Ты хочешь, чтобы я снял тень с твоего духа и дал тебе свет?"

"Я хочу, чтобы ты снял тень с моего духа и дал мне свет". Что бы ни говорила Васа, внутри она все еще казалась мертвой.

"Тогда я сделаю для тебя все, что смогу", - сказал Птероклс.

"Тогда сделай для меня, что можешь", - сказал Васа. Когда Птероклс освободил Отуса, волшебник не ожидал, что он так отреагирует. Теперь Отус напряженно наклонился вперед, вытаращив глаза и сжав кулаки. О чем он думал? Грас многое бы отдал, чтобы узнать, но он не осмеливался сделать что-либо, чтобы прервать волшебство Птероклса.

Все еще тихим голосом Птероклс начал петь. Аворнийский диалект, который он использовал, был очень старым, даже старше того, который использовали жрецы в храмовых службах. Грас мог разобрать слово здесь и там, но не более. Волшебник продолжал описывать своим кристаллом бесконечную дугу. От него вспыхивали радуги. Вскоре их стало больше, чем могло возникнуть от одного только солнца. "А", - тихо сказал Артамус.

Птероклс сделал выпад и сказал: "Пусть они соберутся", на аворнийском, достаточно близком к обычному, чтобы Грас мог последовать за ним. Эти радуги начали вращаться вокруг головы Васы — быстрее и быстрее, ближе и ближе. Даже тусклые глаза раба загорелись при виде этого зрелища. "Пусть они соберутся вместе!" Сказал Птероклс, и Грас тоже мог это понять.

И снова радуги подчинились воле волшебника. Вместо того, чтобы закружиться вокруг головы Васы, они начали кружиться сквозь нее. Некоторые из них, казалось, все еще сияли даже внутри ее головы. Грас задавался вопросом, могло ли это быть его воображением, но это было то, что, как ему казалось, он видел. Он видел — или думал, что видел — то же самое и с Отусом.

Васа сказала: "О!" Простое восклицание удивления было первым, что Грас услышал от нее, в котором было хоть какое-то чувство. Ее глаза открылись так широко, что король увидел белизну вокруг ее радужек. Радуги поблекли, но Грасу показалось, что он все еще видит часть их света, исходящего от ее лица.

Она низко поклонилась Птероклсу. "О", - снова сказала она, и "Благодарю. Благодарю. Благодарю." У нее было не так много слов, но она знала, что хотела сказать. Когда он поднял ее, на ее лице были слезы.

То же самое сделал Отус, когда поднялся со своего места под деревом. "Она свободна", - прошептал он. "Как и я, она свободна. Хвала Богам за это".

Птероклс кивнул ему, и Грасу, и Артамусу. Обращаясь к другому волшебнику, он сказал: "Вот видишь".

"Да, я вижу, или я надеюсь, что вижу", - ответил Артамус. "Спасибо, что позволил мне наблюдать за тобой. Это был блестящий образец магии". Он также поклонился Птероклсу.

"Я делал это раньше. Я знал, что смогу сделать это сейчас", - сказал Птероклс и указал на другого раба. "Давай посмотрим, как ты справишься с этим. Тогда мы узнаем, насколько это блестяще ".

"Я сделаю все, что в моих силах", - сказал Артамус. Он повернулся к рабу, который стоял там все время заклинания Птероклса, такой же безразличный к чуду, как и ко всему остальному в своей жалкой жизни. Артам спросил: "Как тебя зовут, парень?"

"Ливий", - ответил покрытый шрамами раб.

У Артамуса был свой собственный кусочек кристалла на серебряной цепочке. Он начал размахивать им взад-вперед, как до него делал Птероклс. Глаза Ливия следили за сверкающим кристаллом. Артам немного подождал, затем начал: "Ты пустой, Ливий..."

Заклинание действовало так же, как и для Птероклса. Артамус действовал не так гладко, как главный волшебник Граса, но он казался достаточно способным. Он вызвал к жизни радуги и собрал их в светящийся вращающийся круг вокруг головы Ливия, а затем внутрь нее.

И, как это было у Васы — и как было у Отуса до нее, — Ливий пробудился от рабства к истинной человечности. Он плакал. Он сжал руку Артамуса и пробормотал те немногие похвалы, которые умел воздавать. И Грас медленно кивнул сам себе. У него действительно было оружие, которым мог владеть кто-то, кроме Птероклса.

Ланиус изучал налоговый реестр, чтобы убедиться, что все дворяне в прибрежных провинциях заплатили все, что им полагалось. Чиновники здесь, в столице, имели обыкновение забывать об этих далеких землях, и люди, которые жили в них, знали это и пользовались этим, когда могли. Но они тоже были аворнанцами, и королевство нуждалось в их серебре не меньше, чем в чьем-либо другом. Ланиус, возможно, и не хотел повышать налоги, но он действительно хотел собрать все причитающееся должным образом.

Принц Орталис просунул голову в маленькую комнату, где работал король. "Ты знаешь, где Сосия?" он спросил.

"Не сию минуту. Я здесь уже пару часов", - ответил Ланиус.

"Над чем ты работаешь?" Спросил Орталис. Когда Ланиус объяснил, его шурин скорчил ужасную гримасу. "Какого черта ты тратишь свое время на подобную ерунду?"

"Я не думаю, что это чепуха", - сказал Ланиус. "Нам нужно следить за тем, чтобы законы выполнялись, и нам нужно наказывать людей, которые их нарушают".

"Это работа для секретаря или, самое большее, для министра", - сказал Орталис. "Король говорит людям, что делать".

"Если я еще не знаю, что они делают, как то, что я им говорю, может иметь какой-то смысл?" Резонно спросил Ланиус. "И секретари действительно делают большую часть этого. Но если я чего-то не сделаю, как я могу узнать, делают ли они то, что должны? Если король позволяет чиновникам делать все, что они хотят, довольно скоро это они будут указывать людям, что делать, а он нет ".

"Пожалуйста". Орталис ушел по коридору, качая головой.

Грас пытался заставить своего законного сына проявить хоть какой-то интерес к управлению Аворнисом. Ланиус знал это. Он также знал, что Грасу не слишком повезло. Орталиса это не волновало и не будет волновать. В некотором смысле, это сделало Ланиуса счастливым. Орталис был бы более опасным соперником, если бы беспокоился о том, как на самом деле работает правительство, или хотя бы обращал на это внимание.

Орталис также был бы более опасным соперником, не будь той черты жестокости, которая пронизывала многое из того, что он делал. Охота помогала сдерживать его, что было одной из причин, по которой Ланиус ходил с ним на охоту, несмотря на то, что ему было наплевать на погоню. Когда Орталис не охотился, случались вещи похуже, чем когда он охотился.

Или это было правдой? У его жены, принцессы Лимозы, были полосы на спине, и Орталис нанес их туда, хотя и охотился. Ланиус покачал головой. Лимоза идеально подходила Орталису в том, что Ланиус считал невозможным. Ей нравилось получать нашивки так же сильно, как ему нравилось их раздавать. От одной только мысли об этом Ланиуса затошнило.