Сквозь тьму

Мимо прошел констебль, размахивая дубинкой. Он был елгаванцем, но ни один елгаванец до войны не стал бы так расхаживать. Узнал что-нибудь от альгарвейцев, которые отдают тебе приказы? Талсу задумался.

Констебль, словно услышав эту мысль, рявкнул атТалсу: “Скоро комендантский час. Вам лучше убраться с улиц!”

“Да, сэр. Я так и сделаю”, - сказал Талсу. Это была правда. Он доберется до дома серебряника Кугу до наступления комендантского часа. И затем, поскольку Скрун становился только темнее, чтобы помешать любым драконам, которые могли пролететь над головой, он снова возвращался домой. Констебли еще не поймали его, и он не ожидал, что они поймают.

Даже в темноте он знал дорогу к Кугу. Он бывал там уже много раз. Когда он постучал в дверь, Кугу открыл ее и выглянул наружу сквозь свои очки с толстыми стеклами. “А, сын Талсу Траку”, - сказал он на классическом языке. “Входите. Мы вам очень рады”.

“Благодарю вас, сэр”, - ответил Талсу, также на классическом каунианском. “Я рад быть здесь. Я рад учиться”.

И это было правдой. До войны он не слишком беспокоился о каунианстве. Насколько он думал о таких вещах - что было не так уж далеко - Елга-ванцы были елгаванцами, валмиерцы были валмиерцами (и им нельзя было доверять, потому что они говорили смешно), а белокурые люди, оставшиеся на дальнем западе, были просто неудачниками (и они говорили еще смешнее: они все еще использовали классический язык между собой).

Но если многие альгарвейцы знали классический каунианский, и если они так стремились уничтожить памятники времен Каунианской империи в Елгаве и Валмиере, разве это не должно было означать, что в них есть что-то от каунианства, что все люди каунианского происхождения в каком-то смысле едины?Так это выглядело для Талсу, и он был не единственным в Скрунде, для кого это выглядело именно так.

Как обычно, он сел за большой стол, уставленный игральными костями и стопками монет. Если бы альгарвейцы внезапно ворвались, это выглядело бы так, как будто студенты на самом деле были всего лишь игроками. Талсу задавался вопросом, будут ли люди Мезенцио - или елгаванские констебли, служившие под началом людей Мезенцио, - беспокоиться. Он сомневался в этом. Если бы рыжеволосые или их приспешники ворвались внутрь, кто-нибудь предал бы Кугу и тех, кто учился у него.

Он обменивался кивками и приветствиями, иногда по-елгавански, иногда на старом наречии, с другими, кто посещал Кугу каждую неделю. Все наблюдали за всеми остальными. Талсу задумался, кто из его сокурсников нарисовал лозунги на стенах Скрунды на классическом каунианском. Он задавался вопросом, была ли у них какая-нибудь настоящая организация. Скорее всего, он так и думал. Больше всего он задавался вопросом, как присоединиться к нему, как сказать, что он хочет присоединиться к нему, не рискуя предать альгарвейцев.

“Давайте начнем”, - сказал Кугу, и Талсу знал, что эта форма глагола была возвратным сослагательным наклонением, толикой знаний, о которой он и представить себе не мог годом ранее. Серебряных дел мастер продолжил, все еще на классическом каунианском: “Сегодня мы продолжим непрямой разговор. Я произнесу предложение прямой речью, а вашей задачей будет превратить его в непрямой дискурс ”. Его глаза перебегали с одного мужчины на другого. “Талсу, мы начнем с тебя”.

Талсу вскочил на ноги. “Сэр!” Он знал, что Кугу не прибрал бы к рукам ведьму, если бы допустил ошибку, но воспоминания о его недолгом обучении все равно остались.

“Ваше предложение в прямой речи звучит так:‘Учитель даст мальчику образование", - сказал Кугу.

“Он сказал ... учитель ... будет обучать ... мальчика”, - осторожно произнес Талсус и сел. Он сиял. Он знал, что сделал все правильно. Он заменил учитель именительный падеж на винительный, и он вспомнил, что должен был обучить будущий инфинитив, потому что сопряженный глагол в исходном предложении был в будущем времени.

И Кугу кивнул. “Это верно. Давайте попробуем еще раз. Бишу!” На этот раз он указал на пекаря. Бишу перепутал свое предложение. Кугу тоже не обратил на него внимания. Он терпеливо объяснил ошибку Бишу.

Предложения разносились по комнате. Талсу действительно допустил небольшую ошибку во втором предложении. Поскольку другие поступали хуже до него, он не чувствовал себя слишком смущенным. Он тоже не думал, что повторит эту ошибку снова.

Никто ничего не записывал. Это было не потому, что инструкции во времена Каунианской империи были устными, хотя так и было. Но если бы не было документов, альгарвейцам было бы труднее доказать, что люди в доме Кугу учились тому, чему оккупанты не хотели, чтобы учились. Память Талсу, тренированная так, как никогда раньше, напрягла больше мускулов, чем он предполагал. Он также заметил, что говорит по-елгавански лучше, с более образованным звучанием, чем раньше. Изучение классического каунианского дало ему основы грамматики современного языка, которого у него никогда не было.

Наконец, Кугу добрался до Елгавани: “Этого будет достаточно для этого вечера, друзья мои. Моя благодарность за помощь сохранить факел Каунианства живым. Чем больше альгарвейцы хотят, чтобы мы забыли, тем больше нам нужно помнить.Возвращайтесь домой целыми и невредимыми, и я увижу вас снова на следующей неделе ”.

Его ученики, всего около дюжины, выходили по одному и по двое. Талсу ухитрился быть последним. “Учитель, могу я задать вам вопрос?” сказал он.

“Пункт грамматики?” - спросил серебряных дел мастер. “Это можно отложить до нашего следующего занятия? Час не ранний, и нам обоим утром нужно работать”.

“Нет, сэр, это не вопрос грамматики”, - ответил Талсу. “Что-то другое.Что-то, на что, я надеюсь, вы знаете ответ”. Он сделал небольшое дополнительное ударение на слове доверие.

Кугу, проницательный парень, услышал это. За стеклами очков его глаза - бледные серо-голубые - слегка расширились. Он кивнул. “Говори дальше”. Иногда, даже говоря по-елгавански, он ухитрялся говорить так, как будто использовал древний язык.

Сделав глубокий вдох, Талсу выпалил: “Я доверяю вам, сэр, там, где я не стал бы доверять никому из присутствующих здесь ученых. Вы не дурак; вы знаете, каковы альгарвейцы”. Кугу снова кивнул, но больше ничего не сказал. Талсу Вентон: “Хотел бы я знать какой-нибудь способ, которым я мог бы нанести им ответный удар - я имею в виду, не сам, а один из группы людей, работающих вместе. Ты понимаешь, о чем я говорю?”

“Да, я знаю, о чем ты говоришь”, - медленно ответил серебряник.“Чего я не знаю, так это насколько тебе можно доверять, если вообще можно. Сейчас опасные времена. Даже если бы я что-то знал, ты, возможно, пытался бы узнать это, чтобы предать меня рыжеволосым варварам, а не напасть на них.”

Талсу задрал тунику и показал Кугу длинный свежий шрам на боку. “Это сделал со мной альгарвейский нож, сэр. Клянусь высшими силами, у меня нет причин любить людей Мезенцио: нет причин любить их, и множество причин ненавидеть их ”.

Кугу потер подбородок. У него была небольшая козлиная бородка, такая бледная, что ее почти не было видно при слабом освещении. Он вздохнул. “Ты не первый, кто подходит ко мне, ты знаешь. Всякий раз, когда кто-то это делает, я всегда задаюсь вопросом, не сею ли я семена своего собственного падения. Но теперь, когда ты напомнил мне об этом, я вспоминаю, что слышал о том, как ты страдал, и как несправедливо, от рук того альгарвейца. Если на кого-то и можно положиться, я верю, что этим человеком являетесь вы ”.