Сквозь тьму

Бембо видел мерзких, жадных людей, куда бы он ни посмотрел. Годы, проведенные в качестве констейбла, научили его делать это. Он не видел заговоров везде, куда бы ни посмотрел.Здесь, в Громхеорте, возможно, это означало, что ему чего-то не хватало. “Ты бы хорошо смотрелся в роли обнаженного черного Зувайзи”, - заметил он.

“Ты бы хорошо выглядел как горная обезьяна”, - ответил Орасте. “Это, пожалуй, единственный способ, которым ты мог бы хорошо выглядеть”. Он повернулся к людям, которые глазели на тело грабителя. “Кто-нибудь здесь знает этого грязного каунианского сына шлюхи?”

“Скорее всего, он родом из одной из деревень”, - сказал Бембо.

Но Орасте покачал головой. “Он будет горожанином. Подожди и увидишь.Если бы это было не так, как бы он и его приятели узнали, в какое место нанести удар?” Единственным ответом Бембо было ворчание. Он ненавидел, когда Орасте перехитрил его, а Орасте уже сделал это дважды подряд.

Никто в толпе не произнес ни слова. Бембо сказал: “Я знаю, что вы, люди, не очень любите альгарвейцев, но любите ли вы каунианцев? Вы хотите, чтобы они ограбили вас в следующий раз?”

Кто-то спросил: “Не тот ли это парень по имени Гиппиас?” Бембо не видел, кто решил открыть рот, но Орасте увидел. Он проткнул ножом толпу и схватил фортвежанина. Мужчина выглядел совсем не счастливым от того, что ему пришлось сказать больше, но это было просто чертовски плохо. Бембо и Орасте посмотрели друг на друга и кивнули. У них было имя. Они узнают больше. И если там было что-то, они узнают и об этом тоже.

В эти дни Эалстан все чаще думал о Ванаи как о Телберге.Так было безопаснее. Даже в своей квартире они говорили больше по-венгерски и меньше по-кауниански, чем до того, как она превратила неудачное заклинание в Ты тоже можешь быть магом в то, которое действительно делало то, что должно было делать. Когда действие чар, которые сделали ее смуглой и коренастой, спадало, и к ней на некоторое время возвращались ее собственные черты, он смотрел на нее искоса, немного с любопытством, немного удивленный. Может быть, это было потому, что он не привык видеть внешность Каунианки под ее темными волосами - потому что ее волосы, конечно, были окрашены, и они не стали снова светлыми.Но, может быть, это было потому, что он тоже больше не привык к ее настоящей внешности.

“Ты знаешь, что мы можем сделать?” - спросил он однажды вечером после ужина. “Я имею в виду, если ты захочешь”.

Ванаи поставила грязную тарелку, которую она мыла. “Нет, что?”

Он глубоко вздохнул. Как только он сказал то, что собирался сказать, он уже не мог отступить. “Мы могли бы спуститься в зал законов и пожениться. Если ты захочешь, я имею в виду.”

Долгое мгновение Ванаи ничего не говорила. Она отвела взгляд от Мильстана. Страх пробежал по нему. Собиралась ли она ему отказать? Но затем она посмотрела в ответ. По ее лицу текли слезы. “Ты женился бы на мне, несмотря на... все?” - спросила она. Все, конечно, сводилось к одному: к ее крови.

“Нет”, - сказал Эалстан. “Я просто спросил тебя об этом, чтобы посмотреть, как ты прыгаешь”. И тогда, боясь, что она воспримет его всерьез, он продолжил: “Я женюсь на тебе - или я женюсь на тебе, если ты захочешь выйти за меня замуж - из-за всего. Я не могу представить, что найду кого-то другого, с кем предпочел бы провести остаток своей жизни ”.

“Я рада выйти за тебя замуж”, - сказала Ванаи. “В конце концов, если бы не ты, я, вероятно, была бы мертва”. Она покачала головой, недовольная тем, как ей ответили. “И я люблю тебя”.

“Для меня это звучит как веская причина”. Эалстан подошел и поцеловал ее. Одно привело к другому, и блюда закончились гораздо позже, чем были бы, если бы он не сделал предложение.

Когда они проснулись на следующее утро, колдовство Ванаи спало, так что она была похожа на себя, или на себя с темными волосами. Она быстро привела заклинание в порядок, ожидая кивка Эалстана, дающего ей знать, что она сделала это правильно. Как только она была уверена в этом, она тщательно перекрасила волосы, как вверху, так и внизу.

“Ты же не думаешь, что в зале законов будут маги, не так ли?” - с тревогой спросила она.

“Я бы так не подумал”, - ответил Эалстан. “Если я не сошел с ума, любой болван, у которого достаточно магии, чтобы заставить цветок раскрыться на два дня раньше, сражается с ункерлантцами”. В его улыбке читалось яростное восхищение. “И все равно у них дела идут не слишком хорошо, черт возьми. Вот почему ты находишь надпись "ЗУЛИНГЕН" на каждой стене”.

“Давайте посмотрим, сколько раз мы увидим это, прежде чем доберемся до зала законов”, - сказала Ванаи, по крайней мере, такая же счастливая от идеи альгарвейских катастроф, как и Эалстан.

Они насчитали четырнадцать граффити на пешеходной дорожке по Эофорвику.Дважды название города Ункерлантер было закрашено поверх объявлений о наборе в бригаду Плегмунда. Комбинация заставила Эалстана задуматься. “Интересно, а Сидрок внизу, в Зулингене”, - с надеждой сказал он. “Единственное, что в этом было бы неправильно, - это отомстить через Ункерлантца, а не в одиночку”.

“Это подойдет?” Спросила Ванаи.

Немного подумав, Эалстан кивнул. “Да. Это бы подошло”.

Зал законов находился недалеко от дворца короля Пенды. В дни, предшествовавшие войне, судьи, барристеры и чиновники ходили взад и вперед от одного здания к другому. Они все еще это делали, с той лишь разницей, что большинство из них, и все высокопоставленные, теперь были альгарвейцами.

Жители Фортвежья остались в зале законов - в качестве клерков и других крупных чиновников, не заслуживающих того, чтобы оккупанты могли их заменить. Один из этих клерков, который выглядел таким скучающим, что должен был быть покрыт пылью, передал бланк Эалстану, а другой - Ванаи. “Заполните это и верните мне, используя то, что указано на табличке на стене”, - бубнил он, даже не потрудившись указать на упомянутый им знак.

Эалстан указал свое истинное имя и место жительства.На этом правда для него закончилась. Он придумал имя своего отца и объявил, что его вымышленный предок родился и вырос в Эофорвике. Он не знал, ищут ли констебли все еще Эалстана, сына Хестанофа Громхеорта, но он не знал, что они тоже этого не делали, и не хотел выяснять экспериментальным путем.

Взглянув на форму Ванаи, он увидел, что единственной правдой, которую она сказала, было ее место жительства. Она придумала для себя прекрасную фортвежскую родословную. Их глаза встретились. Они оба ухмыльнулись. Все это было частью маскарада.

Когда они вернулись к стойке, клерк едва взглянул на бланки. Его больше интересовало убедиться, что Эалстан заплатил надлежащий гонорар. В этом он был педантичен; Эалстан предположил, что альгарвейцы вычтут это из его жалованья, если он потерпит неудачу там. Удовлетворив себя, клерк сказал: “Есть еще одна формальность. Клянетесь ли вы оба высшими силами, что в вас чистая фортвежская кровь, без малейшего намека на мерзкое каунианство?”

“Да”. Эалстан и Ванаи заговорили вместе. Должно быть, она ожидала чего-то подобного, подумал Эалстан, потому что в ее глазах не промелькнуло даже искорки гнева.

Но оккупантам требовалось нечто большее, чем клятвы. Пара коренастых мужчин из Форт-Уэджа подошли к Эалстану; пара почти таких же коренастых женщин подошли к Ванаи. Один из мужчин сказал: “Пройдемте с нами в приемную, если вам угодно”. Его голос звучал достаточно вежливо, но не так, как у человека, который не принимает никакого ответа.