Сквозь тьму

Корнелу не знал, и у него не было времени выяснять. Пара драконов, раскрашенных в странные узоры зеленого, красного и белого цветов, кружили над головой. Они не знали, на чьей он стороне. С одного из них посыпались яйца, чей пилот, очевидно, решил, что не будет рисковать.

Шлепком Корнелу заставил своего левиафана нырнуть, а затем, примерно в двадцати футах под поверхностью моря, рвануть прочь от окрестностей, где он только что находился. Там лопались яйца. Море передавало звук очень хорошо - фактически, лучше, чем воздух. Голова Корнелу звенела от взрывов. Так же, как и у левиафана. Он плыл сильнее, чем когда-либо, спасаясь от этих пугающих звуков.

Когда он всплыл, Корнелу снова осмотрел небо, опасаясь, что альгарвейские драконы все еще могут преследовать его. Но это было не так - лагоанские драконы прогнали их. “В конце концов, лагоанцы на что-то годятся”, - признал Корнелу.

Его левиафан извивался - возмущенно? - под ним. Он не имел в виду это лично. Был ли левиафан оскорблен его насмешками над его королевством?Возможно, оно понимало сибианский больше, чем он думал. И, возможно, он был глуп.

Еще одно крыло драконов сбросило яйца на гавань впереди: Лехлиу, меньший южный порт на Сигишоаре, острове к востоку от Тырговиште. Драконы, вероятно, тоже сбрасывали яйца на город Тырговиште. Корнелу хотел бы он быть здесь, чтобы увидеть это. Он хотел бы быть там и видеть, как они забрасывают яйцами его дом и его неверную жену в нем - при условии, что его дочь была где-то в другом месте.Бриндза ничего ему не сделал, даже если Костаче и сделал.

Как только лагоанские драконы отложили яйца, они улетели на восток, к большому острову, с которого они отправились в путь. Им пришлось проделать большой перелет, чтобы добраться до Сибиу, и мало кто мог справиться с задачей борьбы с более свежими альгарвейскими зверями. Как только они исчезли, лагоанские корабли стали более уязвимыми для атаки с воздуха. Но корабли не отступили. На самом деле, они продвигались вперед с поразительной смелостью. Некоторые из них подплыли достаточно близко к берегу, чтобы начать бросать яйца в гавань.

Люди короля Мезенцио установили свои собственные машины для кидания яиц на краю берега - или, возможно, они просто заняли те, которые Сибиу поставил на место. Корнелу не был достаточно знаком с обороной Лехлиу, чтобы утверждать, что силы так или иначе ограничены. Он был уверен, что альгарвейцы защищали порты агрессивно, как и все остальное. Яйца разлетелись повсюду вокруг атакующих лагоанских военных кораблей и попали в несколько из них.

И вот из гавани вышли первые альгарвейские корабли: маленькие патрульные суденышки, высокие по скорости, но с небольшим вооружением. Лагоанское яйцо попало в одного из них - попало и искалечило его, все в одно и то же мгновение. Но другие увернулись и начали стрелять в лагоанцев. Нет, люди Мезенцио не побоялись все перепутать.

“Давай, моя красавица”, - сказал Корнелу своему левиафану. Он бы точно так же поговорил с Эфориэль. (Он думал о своем старом левиафане так, как думал бы о мертвой жене, которую любил. Он тоже любил свою настоящую жену, но она была все еще жива, и он больше не любил ее.)

Патрульные корабли, конечно, были быстрее "левиафана", но потопленный им лей-линейный крейсер тоже был быстрее. Все, что ему нужно было сделать, это подойти к борту и оставаться рядом меньше минуты. После этого патрульный корабль мог ускользнуть. Он не будет продолжать скользить долго.

Но затем его левиафан испуганно дернулся и начал сворачивать в сторону от пути, по которому он его проложил. Это не имело никакого отношения к макрели или кальмарам, и он это знал. Огромный зверь почувствовал приближение другого представителя своего вида и бросился в атаку.

В схватке между левиафанами Корнелу вряд ли мог быть кем-либо, кроме зрителя. Он выбросил за борт яйца, которые зверь принес из Лагоаса. Он сожалел об этом, но сделал это без колебаний. Скорость и маневренность важнее всего остального в такого рода бою.

Он жалел, что у него не было больше времени поработать с левиафаном.Тренировки на сибиане усилили врожденные инстинкты зверей и дали им преимущество перед их собратьями из Лагоаса и Алгарве. Но у него не было шанса, и ему пришлось бы положиться на скорость и свирепость левиафана.

Каким-то образом - даже лучшие маги не знали как - левиафаны и их коренастые кузены киты могли безошибочно находить дорогу в море. Первое, что Корнелю узнал о звере, которого почувствовал его скакун, было, когда он увернулся, чтобы клыкастая пасть его левиафана не проделала огромную дыру в его боку.

Он мельком увидел альгарвейца, цепляющегося за спину другого левиафана, когда он цеплялся за его. Этот другой левиафан тоже пытался укусить своего зверя. Оно тоже промахнулось, хотя Корнелу увидел блеск его зубов. Он вытащил свой нож из ножен. Он мало что мог сделать против альгарвейского левиафана, но он мог бы навредить всаднику, если бы борьба вышла на поверхность.

Его собственная лошадь извивалась в воде, почти такая же гибкая, как змея. Она боднула альгарвейского зверя своим закрытым клювом. Вражеский левиафан корчился от боли. Корнелу понял почему; левиафан мог таким ударом пробить колом борт большого деревянного судна.

И, когда другой зверь был ранен, левиафан Корнелу снова укусил его. На этот раз животное альгарвейца не смогло убежать. Хлынула кровь, и вода потемнела. Все мысли о битве забыты, другой левиафан отступил. Корнелу преследовал и откусил еще один кусок от его бока и один от хвостовой двуустки. Любого из этих укусов - не говоря уже о первом - было бы достаточно, чтобы проглотить половину человека, а может быть, и всего человека.

Корнелу не хотел бы быть альгарвейцем на борту этого раненого левиафана. Этому парню было бы чертовски трудно заставить животное обратить внимание на него, а не на его собственные мучения. А льющаяся из него кровь наверняка привлекла бы акул. Обычно акула не осмелилась бы приблизиться к алевиафану, но обычные правила не соблюдались, когда в воде была кровь. И всадник был бы в такой же опасности, как и его лошадь.

Как прошла остальная часть боя, более масштабного боя? Корнелю понадобилось некоторое время, чтобы выяснить. Победа сделала его левиафана почти таким же трудноуправляемым, как поражение альгарвейца. Эфориэль вела бы себя лучше; Офицер сибийского флота был уверен в этом так же, как в своем собственном имени. Но Эфориэль была мертва, исчезла. Он должен был сделать все, что в его силах, с этим менее отзывчивым зверем.

Наконец, он заставил левиафана встать на дыбы в воде, приподняв его, чтобы он мог видеть дальше. Несколько лагоанских драконов все еще были в воздухе; большинство действительно улетело обратно к драконьим фермам, с которых они вылетели. Но альгарвейские драконы, пролетая близко к завоеванным островам, продолжали нападать на лагосские военные корабли, которые пришли, чтобы совершить набег на Сибиу. Еще пара лагоанских кораблей уже потеряли лей-линейную энергию и беспомощно дрейфовали в воде. Вскоре либо драконы, либо левиафаны потопят их.

Альгарвейцы тоже выводили все больше и больше кораблей из Лелюхарбора. Их было меньше в битве, чем лагоанцев, но достаточно, чтобы быть опасными, особенно с таким количеством драконов над головой. Корнелу слышал, что лагоанцы строили корабли, на которых могли летать драконы и с которых могли сражаться крупные чешуйчатые звери. Это показалось ему хорошей идеей, хотя он и не знал, правда ли это. Если это и было так, то ни один из этих кораблей не заходил в Сибиу.