Из тьмы

Принц Юхайнен был моложе ее. Он тоже выглядел так, когда впервые сменил Йоройнена, но больше так не выглядел. Ответственность брала свое. Пекка тоже знала этот груз, но на плечах Юхайнена лежало больше, чем на ее. Он сказал: “Госпожа Пекка, я бы многое отдал, чтобы не быть носителем новостей, которые я должен вам сообщить”.

“В чем дело, ваше высочество?” Ее пронзила тревога. Неужели Семерка каким-то образом решила, что проект в конце концов не стоит продолжать? Это показалось Пекке безумием, когда магия, созданная ею и ее коллегами, использовалась в Елгаве каждый день и была одной из самых важных причин, по которой армии Куусамана и Елгаваны пересекли королевство менее чем за полгода. Сначала она подумала о проекте; то, что новости Юхайнена могут быть личными, никогда не приходило ей в голову.

Крошечное и совершенное в стеклянной сфере перед ней изображение Юхайнена облизнуло губы. Он не хочет продолжать, поняла Пекка, и вместе с изумлением в нее начал проникать страх. Принц вздохнул и опустил взгляд на лист бумаги, лежащий перед ним на столе. Затем, еще раз вздохнув, он сказал: “Я сожалею больше, чем могу выразить словами, о том, что во время боевых действий к западу от города Лудза ваш муж Лейно пал жертвой колдовского нападения альгарвейцев. Он и маг, с которым он был партнером, оба погибли. Они сопротивлялись одной колдовской атаке врага, когда другая, нацеленная конкретно на них, попала в цель. Чего бы они ни стоили для вас, госпожа Пекка, примите мои глубочайшие личные соболезнования и соболезнования всех Семи Принцев Куусамо. Мы знали, чем занимался ваш муж до войны; благодаря доспехам behemoth, которые он помог разработать, многие экипажи и многие пехотинцы, которые могли погибнуть, все еще живы ”.

Пекка уставилась на него. “Нет”, - прошептала она: не столько несогласие, сколько недоверие. Она почти ничего не слышала из того, что сказал Юхайнен после того, как сообщил ей, что Лейно мертв. Гораздо больше для себя, чем для принца, она сказала: “Но что Уто будет делать без своего отца?”

“Мы исправим все, что смогут сделать Семеро из Куусамо”, - пообещал Юхайнен. “Твой сын не будет испытывать недостатка ни в чем материальном. Когда для него придет время выбрать свой жизненный путь, перед ним будут открыты все двери. В этом я даю тебе торжественную клятву”.

“Спасибо”, - сказала Пекка почти наугад. Она чувствовала себя так, словно вошла в закрытую дверь в темноте: ошеломленная, шокированная и обиженная, все одновременно. Теперь она поверила Юхайнену, чего не было ни мгновением раньше. Неверие было легче. Здесь, на этот раз, она была бы счастливее, не зная правды.

Ильмаринен бы этого не одобрил, подумала она с головокружением. Она знала, что ее разум работает не так, как предполагалось: она знала, но ничего не могла с этим поделать. Люди, попавшие в аварию, часто вели себя так; во всяком случае, она много об этом слышала. Ей не хотелось испытывать это на себе.

“Могу ли я что-нибудь сделать для вас, госпожа Пекка?” Спросил Юхайнен.

“Нет”, - сказала Пекка, а затем достаточно опомнилась, чтобы добавить: “Нет, спасибо”.

“Если что-то и есть, ты знаешь, тебе стоит только попросить”, - сказал принц.

“Благодарю вас, ваше высочество”, - сказал Пекка. Изображение принца Юхайнена исчезло с кристалла, когда его кристалломант прервал эфирную связь. Пекка поднялась на ноги, смутно удивляясь, что ноги повиновались ее воле.

“С вами все в порядке, госпожа Пекка?” - спросил кристалломант, который привел ее в эту комнату.

“Нет”, - ответила Пекка и прошла мимо нее. Она прошла бы сквозь нее, если бы кристалломант не убрался с ее пути.

Следующее, что осознала Пекка, она стояла в дверях своей собственной комнаты. Она вошла внутрь и заперла за собой дверь. Она ни с кем не столкнулась по дороге - а если и столкнулась, то не помнила этого. Она бросилась на кровать и разрыдалась. Все слезы, которые она сдерживала или была слишком ошеломлена, чтобы пролить, хлынули потоком.

Фернао будет интересоваться, где я, что случилось, подумала она. Это вызвало только новый поток слез - слез стыда. Силы небесные, если бы стук в дверь раздался на несколько минут раньше, мы бы занимались любовью. Разве это не было бы идеальным способом узнать, что Лейно мертв?

“Это было только потому, что тебя здесь не было”, - сказала она вслух, как будто ее муж стоял рядом и слушал. Но Лейно этого не сделал. Он не сделал бы этого, никогда больше. Это, наконец, начало доходить до нас. Пекка плакал сильнее, чем когда-либо.

Через некоторое время она встала и плеснула холодной водой себе в лицо. Ничего хорошего из этого не вышло; посмотрев на себя в зеркало над раковиной, она увидела, какими опухшими и красными были ее глаза, и насколько она была похожа на человека, который только что, пошатываясь, вышел из вагона-фургона с лей-линией после какой-то ужасной аварии. Даже когда она вытирала лицо, слезы снова потекли по ее щекам. Она снова бросилась на кровать и дала им волю.

Она так и не узнала, как долго продолжался стук в дверь, прежде чем заметила его. Она подозревала, что довольно долго: к тому времени, как она осознала, что это было там, у этого был медленный, терпеливый ритм, который предполагал, что тот, кто стоял там, в коридоре, будет продолжать, пока она не обратит внимания.

Еще один всплеск холодной воды подействовал даже меньше, чем первый. Пекка мрачно отодвинула засов и все равно открыла дверь. Это могло быть что-то важное, с чем ей предстояло иметь дело. Иметь дело с чем угодно, кроме себя и собственной боли, прямо сейчас было бы облегчением. Или, подумала она, это мог быть Фернао.

И это было. Улыбка исчезла с его лица, когда он увидел ее. “Силы свыше”, - прошептал он. “Что случилось, милая?”

“Не называй меня так”, - рявкнула Пекка, и он отшатнулся, как будто она ударила его. “Что случилось?” она повторила. “Лейно. В Елгаве. Альгарвейцы”. Она попыталась взять себя в руки, но ей не очень повезло. Слезы хлынули, хотела она их или нет.

“О”, - тихо сказал Фернао. “О, нет. Мне так жаль”.

А ты? удивилась она. Или ты просто доволен? Почему ты не должен радоваться? Твой соперник убран с дороги. Как удобно. Ничто из того, что она когда-либо видела у Фернао, ничто из того, что он когда-либо говорил, не заставляло ее поверить, что он подумает, действительно подумал, подобным образом. Но в тот момент она сама не очень ясно мыслила. Иногда она действительно мыслила достаточно ясно, чтобы понять это.

Фернао начал входить в комнату. Пекка встал в дверях, преграждая ему путь. Он отрывисто кивнул, затем поклонился, почти как альгарвейец. “Хорошо”, - сказал он, хотя она ничего не сказала вслух. “Я сделаю все, что ты хочешь, чтобы я сделал. Ты это знаешь. Скажи мне, в чем дело, и я это сделаю. Только... не отгораживайся от меня. Пожалуйста.”

“Я не хочу думать об этом прямо сейчас”, - сказал Пекка. “Я не хочу ни о чем думать прямо сейчас”. Но она ничего не могла с этим поделать; в ее голове пронеслось следующее: О, силы свыше -я собираюсь сообщить Уто, что его отец не вернется домой с войны. Это был еще один толчок, почти такой же сильный, как услышать ужасные новости от Юхайнена. “Сейчас, ты можешь просто... оставить меня в покое?”

“Хорошо”, - сказал он, но выражение его глаз - так похожих по форме на глаза куусамана, расположенные на чисто лагоанском лице - показало, что она причинила ему боль. “Что бы ты ни хотел, чтобы я делал, или не хочешь, чтобы я делал, скажи мне. Ты знаешь, что я это сделаю ... или не сделаю”.