Из тьмы

Альгарвейское яйцо взорвалось недалеко от норы Гаривальда в земле на Ункерлантском плацдарме к югу от Эофорвика. Здесь нет снега: только дождь всю осень и всю зиму. Люди говорили Гаривалду, что так и будет, но он не верил в это, пока не увидел сам.

Лопнуло еще одно яйцо. Он увидел вспышку, когда вся магическая энергия, заключенная внутри яйца, была выпущена сразу, и поднялся фонтан грязи. Рыжеволосые несколько раз пытались оттеснить ункерлантцев обратно за реку Твеген, пытались и потерпели неудачу. В последнее время они не предпринимали никаких полномасштабных атак на этот плацдарм, но и здесь они не давали ункерлантцам спокойно отдыхать.

Сзади кто-то позвал: “Сержант Фариульф!”

“Я здесь”, - ответил Гаривальд. Агенты Свеммеля действовали не совсем эффективно, когда заманивали его в свои сети. Они взяли его в армию, но не знали, кто у них есть. Будучи Фариульфом, он был всего лишь одним из новобранцев-крестьян среди многих. Как Гаривальд, лидер нерегулярной банды, сочинитель патриотических песен, он был мишенью. Он вел людей, он влиял на людей, не подчиняясь приказам непосредственно короля Свеммеля. Это делало его опасным, по крайней мере, в глазах Свеммеля.

“Лейтенант Анделот зовет вас, сержант”, - сказал солдат.

“Я иду”, - сказал ему Гаривальд. Еще пара яиц разбилась перед его норой, когда он выбрался наружу и вернулся к своему командиру роты. Даже если бы альгарвейцы в тот момент обстреливали плацдарм из всего, что у них было, ему все равно пришлось бы уйти. Никому в армии Свеммеля не сходило с рук неподчинение приказам.

“Привет, сержант”, - сказал Анделот. Он был на несколько лет моложе Гаривальда, но он был образованным человеком, а не крестьянином, и говорил с культурным котбусским акцентом. Он нравился Гаривалду настолько, насколько мог нравиться кто-либо, имеющий над ним власть.

“Что я могу для вас сделать, сэр?” Теперь спросил Гаривальд.

Анделот положил руку на какие-то бумаги. “Я просто хотел сказать, что этот отчет, который вы написали после того, как рыжеволосые в последний раз прослушивали нас, довольно хорош”.

“Спасибо, сэр”. Гаривальд улыбнулся, довольный похвалой.

Со смешком Анделот сказал: “Любой мог бы сказать, что вы новичок в получении ваших писем. Как только вы немного поработаете над текстом, вы поймете, какой неприятностью может быть составление отчетов и тому подобного ”.

“Это ваша собственная вина, сэр, за то, что вы учили меня”, - ответил Гаривальд. Лишь горстка людей в Цоссене умела читать и писать; в деревне не было ни школы, ни чего-либо другого. Все свои песни он формировал и носил в голове. Он все еще это делал, если уж на то пошло - изложение их на бумаге навело бы инспекторов Свеммеля на его след быстрее, чем что-либо еще, что он мог придумать.

“Я не думаю, что у нас еще долго будет свободное время для отчетов и тому подобного”, - сказал Анделот.

“А?” Гаривальд наклонился к нему. “Мы наконец собираемся вырваться?”

Анделот кивнул. “Это идея”.

“Хорошо”, - сказал Гаривальд. “Мне надоело смотреть на один и тот же маленький кусочек Фортвега изо дня в день - особенно с учетом того, что с каждым днем он становится все более разрушенным”. Его ноздри раздулись. “Если бы не было зимы - или настолько близкой к зиме, насколько они здесь бывают, - мы бы не смогли выносить вонь. Все равно она довольно скверная”.

“Люди Мезенцио причинили нам вред”, - согласился командир роты. “Но мы тоже причинили им вред, и собираемся причинить им еще больший. Когда мы вырвемся отсюда - и с другого нашего плацдарма к северу от Эофорвика - город падет”.

“Есть, сэр”. Теперь кивнул Гаривальд. “Так я и думал”.

Но Анделот не закончил. “И это еще не все, Фариульф”, - продолжил он, как будто Гаривальд ничего не говорил. “Как только мы прорвем твердую линию их обороны, мы устремимся на восток со всем, что у нас есть. И знаете что? Я не думаю, что они смогут остановить нас или даже сильно замедлить наше продвижение по эту сторону альгарвейской границы ”.

“Альгарвейская граница”, - мечтательно повторил Гаривальд. Затем он задал вопрос, который показал его незнание мира за пределами Цоссена и герцогства Грелц: “Как далеко отсюда до границы с Альгарвией?”

“Пара сотен миль”, - беспечно ответил Анделот. Гаривальд разинул рот, но лишь на короткое время. Несмотря на то, что его призвали в армию относительно поздно, он видел, как быстро она может двигаться, когда дела идут хорошо. Анделот продолжал: “Мы ударим по ним на рассвете послезавтра. Приготовь своих людей”.

“Есть, сэр”. Гаривальд отдал честь и снова направился к своей грязной дыре в земле. Он понял, что его отпустили, когда услышал это.

Бегемоты вышли вперед в тот вечер под покровом темноты. Некоторые из них укрылись под теми деревьями, которые все еще стояли. Другие оставались на открытом месте, но поверх них были натянуты большие рулоны ткани грязного цвета, чтобы альгарвейским драконам было труднее заметить их с воздуха. Обман, должно быть, сработал, потому что на следующий день рыжеволосые забросали плацдарм яйцами не больше, чем обычно. Следующей ночью к месту боевых действий подошло еще больше бегемотов.

И в какой-то момент в темноте, обычно в тихие часы между полуночью и рассветом, это спокойствие было нарушено, когда все ункерлантские яйцеголовые на плацдарме внезапно начали швырять яйцами в альгарвейцев так быстро, как только могли. Грохот, вспышки света, дрожание земли под Гаривалдом - всего этого было достаточно, чтобы напугать его. То, что они делали с рыжими, на которых падали яйца, было чем-то таким, о чем ему не хотелось думать. Чем сильнее они пострадают, тем лучше, промелькнуло у него в голове. Чем сильнее альгарвейцы пострадают в начале, тем больше проблем у них будет с сопротивлением.

Когда рассвет окрасил небо впереди в розовый цвет, раздались пронзительные офицерские свистки. “Вперед!” Крик эхом разнесся по всему плацдарму.

“Вперед, люди!” Гаривальд заорал во всю мощь своих легких. “Вперед! Урра! Король Свеммель! Урра!” И затем он добавил новый крик, тот, который только что пришел ему в голову: “Вперед, в Алгарве!”

“На Алгарве!” - эхом отозвались люди из его отделения. Продвигаться к Алгарве было легче, когда целые полки бегемотов с грохотом неслись вперед бок о бок с пехотинцами.

То тут, то там альгарвейцы оказывали упорное сопротивление. Гаривальд обнаружил, что, как бы сильно он их ни ненавидел, рыжеволосые были храбрыми и находчивыми врагами. Везде, где они не были разбиты наголову, они цеплялись за опорные пункты, держались и, как могли, оттесняли наступающих ункерлантцев. Для этого и были бегемоты, наступавшие вместе с его соотечественниками. Метатели яиц и тяжелые палки, которые они несли за спинами, быстро преодолевали позиции, которые пехотинцы, возможно, не смогли бы расчистить в одиночку.

“Вперед! Продолжайте двигаться!” Гаривальд кричал, пока не охрип. “Мы должны не отставать от бегемотов”.

Несмотря на сильный обстрел, который швыряльщики яйцами устроили альгарвейским позициям, продвижение в первый день продвигалось медленно. Люди Мезенцио соорудили столько колец полевых укреплений по краю Ункерлантского плацдарма, сколько смогли, и приходилось выкапывать из них по одному разбитому набору траншей за раз. Все резервы, которые у них были поблизости, они бросили в бой. Они знали, что здесь поставлено на карту, не меньше, чем ункерлантцы.