Страница 5 из 126
— Легко! А госпожа хочет послушать?
Беата поколебалась.
— Я бы хотела, но не очень долго. Ответь, почему вы превращаетесь в ягуара и коршуна, а не в собак?
Гиль расправил плечи.
— Ягуар — это всего лишь одна моя форма. Хочешь посмотреть другие?
— Хочу.
Гиль отступил на шаг, кувыркнулся через голову и обернулся изящным, мелким зверьком, в котором Беата узнала горностая. Горностай легко вскочил Эйне на плечо, потом на голову, спрыгнул на другое и пробежал по вытянутой руке. Застыл на раскрытой ладони, демонстрируя пушистую шубку и умильную мордочку. И вдруг, стоило Беате моргнуть, исчез.
— Где он?
Эйне слегка улыбнулся, повернулся и приподнял волосы. Гиль прятался у него за воротником.
— Горностаи очень ловкие: отлично лазают по стенам, легко прячутся в щелях, умеют плавать и ловить рыбу. Если нужно куда-то незаметно проникнуть или стащить мелкий предмет, Гиль с этим отлично справится. Очень удобная форма.
— И красивая, — заметила Беата, — ему идет. Значит, ты способен превращаться в двух животных, Гиль?
Тот вновь вскочил Эйне на плечо и замер. С минуту он молча смотрел на Беату, не шевелясь.
— Я думаю, госпожа должна знать, насколько у нее талантливые охотники, — голос Эйне прозвучал неожиданно мягко, — лучшие из лучших. Незачем скрывать это.
Гиль издал странный звук, а затем кувыркнулся через голову.
Плечи Эйне обвила крупная серо-коричневая змея. Тихонько зашипела, показывая раздвоенный язык. Эйне оставался совершенно спокоен, а вот у Беаты мурашки побежали по спине.
— Это гадюка?
— Гюрза. Опаснейшая из змей. Сильная, быстрая, способная на молниеносные атаки. Прыгает на длину своего тела и скорость реакции у нее намного превышает человеческую.
— Ядовитая?
— Конечно.
— Но почему именно змея?
Гиль вновь зашипел и обвил шею Эйне. Тот приподнял подбородок, нимало не беспокоясь об этом.
— Потому что Гиль любит быть самым сильным и грозным. И у него отлично получается.
Гиль соскользнул на землю и обернулся кецалем.
— Вот именно! Я ведь хорош, госпожа?
— Хорош. Ты сам выбирал эти облики, или их дало тебе колдовство Калунны?
— Обычно кецали могут выбрать кем стать, но за меня выбор сделала моя мать. Она была жрицей Калунны, и я служил ей много лет, вплоть до нашей ссоры, — пояснил Гиль, — она умела видеть будущее и знала, что для меня будет лучше. Мне не нравится форма змеи, но она была мне необходима.
В Беате разгорелось любопытство.
— Твоя мать была кецалем?
— Да.
— Среди вас тоже бывают ведьмы?
— Конечно, госпожа.
— И каждый кецаль способен принять три облика?
Гиль фыркнул.
— Нет. Только лучший.
— Это зависит от таланта и стараний, — пояснил Эйне, — и от амбиций. Многим хватает одной формы: для охоты или службы в городах. Но те, кто хотят подняться выше и занять свое место возле жриц Калунны, стремятся к большему.
— А какие у тебя обличья?
— Коршун, рысь и дельфин. Я выбирал их сам. Первая форма — самая важная и связана с воплощением заветных желаний. Я мечтал летать и быть свободным, вот и стал птицей. Потом выбрал форму, полезную для охоты в лесах. Наконец, я отлично плаваю, а владения моего клана располагались на побережье, и я захотел покорить водную стихию.
— Я бы на твоем месте сделала тоже самое, — заметила Беата, — не бояться падения с высоты и утопления, должно быть, очень приятно.
— Да, госпожа.
Гиль снова фыркнул.
— Только он не дельфин. Дельфины мелкие и серые, а Эйне превращается в огромную черно-белую штуку, больше похожую на кита.
Тот несколько смутился.
— Это тоже дельфины.
— Госпожа называла их по-другому. Как же там было? Ка… ко…
— Косатка? — догадалась Беата.
— Ага, косатка! Ты любила кататься у него на спине, ухватившись за плавник. Он и меня катал, но я не люблю воду. И все время казалось, что он может случайно проглотить меня одним движением пасти.
Беата взглянула на Эйне немного внимательнее. Она знала, что косатки питаются в основном рыбой, но репутацию умных и опасных хищников заслужили не просто так. Он мог превратиться в любое морское животное, но стал китом-убийцей. Интересно, почему? И была ли связь между характером и формами, принимаемыми кецалями?
Но тут ее мысль пошла дальше:
— А почему вы можете превращаться в разных существ, а люди-охотники только в призрачных псов?
— Потому что мы лучше них. Во всем, — ни капли не смущаясь ответил Гиль.
— Высокомерно.
— Зато правда. Верно, Эйне?
Тот помолчал.
— В кецалях изначально было много магии. В наших легендах полно историй об этом: о тайных тропах, которыми могли пройти только мы, о приручении диких животных, дарении удачи и девах, уходящих с нами в леса. Это было еще до того, как мы поклялись служить Калунне, приплыв на ее земли.
— А почему вы уплыли? И откуда?
— Мы с Гилем родились уже здесь, — покачал головой Эйне, — старейшины говорили, что нас изгнал людской страх, обернувшийся ненавистью. Наши ведьмы привели нас туда, где кецалей приняли.
— Те неудачники просто обиделись, что все красивые девушки предпочли кецалей, — серьезно заявил Гиль, — в землях Калунны таких убогих тоже хватало. Человеческие мужчины нас терпеть не могут.
Беата усмехнулась.
— С таким-то отношением, неудивительно. Гиль, а что именно твоя мать тебе предсказала? Какой смысл в превращении в ядовитую змею, если тебе самому они не нравятся?
Ее прервал возмущенный вопль Пуховки. Белый фамильяр вскочил ей на колени и принялся жаловаться. Беата вздрогнула и огляделась. В углу комнаты Пламя с аппетитом поедала мышь-полевку, хрустя костями. Мгла облизнулась и тихонько мяукнула. Пуховка заорала еще громче и с явным отвращением. Беата бросила взгляд на часы и досадливо вздохнула.
— Мне пора кормить фамильяров. И заканчивать сеанс.
— Уже? Госпожа, не бросай нас! Мы так по тебе скучали! — Гиль вскинулся. — Когда ты позовешь нас снова?
— У госпожи важные дела, — строго заметил Эйне, — как будет время, так и позовет. В следующий раз расскажешь ей, как попал во дворец и стал ее охотником. И о пророчестве твоей матери.
— Раскомандовался, — проворчал Гиль, — про себя лучше расскажи, беглый преступник. Если бы я тебя тогда поймал, я бы разбогател и стал самым известным охотником в империи.
— Не поймал бы. Ты слишком непослушный для этого, — неожиданно усмехнулся Эйне.
Гиль фыркнул.
— Наоборот. Я слушал того, кому надо было заткнуть рот и как следует отдубасить. Отравитель ты, Эйне. Заклинатель змей. Всю жизнь мне поломал и должен ответить за это.
— И когда тебе надоест эта шутка? Мы уже умерли, а ты до сих пор мне это припоминаешь. Хотя я тебя и пальцем не тронул тогда.
— Но все равно отравил. А пальцами не трогал правильно: они все остались при тебе. И не сломанными.
— Что? О чем вы говорите? — Беате стало любопытно.
Кецали переглянулись и приняли невинный вид. Это явно была какая-то личная история.
— Мы расскажем, если госпожа пожелает послушать, — лукаво пообещал Эйне, — о том, как опасно быть талантливым кецалем, охоте на косатку, рысь и коршуна, и торжестве справедливости. А еще о сбывшемся пророчестве, лучшем охотнике и одной его неудаче, змее, задушившей мангуста и тем выдавшей свое настоящее имя. Но я не обещаю, что моя история будет интереснее истории Гиля. Мы будем ждать тебя, госпожа. Столько сколько потребуется.