Страница 18 из 126
Он превратился в коршуна и рысь, потом вновь стал кецалем.
— А третья форма?
— Это косатка. Здесь нет воды, госпожа.
— Плевать. Я хочу посмотреть.
Эйне сглотнул и выполнил ее приказ. Лег на землю неповоротливой тушей и едва не завалился на бок. Он мог дышать, но вне воды был беспомощен. Не сильный морской зверь, а улов, ожидающий разделки на кухонном столе. Но госпоже Верже вновь понравилось: она погладила его гладкую шкуру ладонью и сказала:
— Оборачивайся назад и собирайся. Поедешь со мной во дворец.
С трудом подавляемый гнев уступил место страху. Эйне никогда не был тугодумом и сразу понял: во дворце он проживет только до ночи. А потом его стошнит на госпожу во время исполнения «обязанностей», и она убьет его так же жестоко, как Рага. А значит, во дворец ехать нельзя.
Он обернулся кецалем и глубоко поклонился.
— Сегодня я назначен на ночное бдение к нашему алтарю Калунны, госпожа. Пропустить его будет оскорблением богини.
В каждом клане был свой алтарь для молитв и подношений. И еще один или два — для поклонения местным богам и тем, которых кецали привезли с собой на земли Калунны. Она разрешила молиться не только себе, но ее алтарь должен быть самым заметным и ухоженным. Иногда кецали и правда проводили возле него ночи. Никто не знал зачем, но спорить с богиней нельзя было никому.
Госпожа Верже поморщилась.
— Тогда доберешься утром сам. Чтобы к десяти был у меня.
— Да, госпожа, — Эйне поклонился, надеясь, что его маленькая ложь не прогневает вересковую богиню.
Хотя, вряд ли ей вообще было дело до болтовни какого-то кецаля.
Жрица Калунны и ее свита уехали, а к бледному Эйне кинулись его родные. И заплакали над ним, как над мертвым Рагом.
Умирать Эйне не собирался. Он хотел жить и тем же вечером обернулся коршуном и полетел прочь от родного клана, надеясь спрятаться в любом другом. Скрываться, когда лицо «разрисовано» десятками коричневых веснушек, было той еще задачей, так что Эйне положился на расстояние. Он пересек половину континента и был принят в чужой клан, где о госпоже Верже даже не слышали. Благополучно прожил там полгода, а потом за ним приехали ее охотники и назвали преступником, требуя выдать. Вступаться за него не стали, посчитав обманщиком. Бежал он в облике рыси — в клане хватало крылатых кецалей, и в воздухе его преследовали неустанно. По земле его гнали призрачные псы, но в лесах ему удавалось оторваться и сбить их со следа. Потом он прятался в городах, но и там его находили, хотя веснушки он давно замазал краской, а от имени отказался. Эйне надеялся, что со временем госпожа Верже остынет и забудет о нем, но этого не случилось. Даже наоборот, за него назначили огромную награду, и множество людей и кецалей присоединились к охоте на беглого «преступника». О нем судачили в трактирах и на рынках: никто не знал, что он сделал, но раз бежал, значит, был виновен. Жрицы Калунны были официальной властью, весь континент принадлежал им. Неподчинение каралось смертью.
Подчинение, как показал пример бедняги Рага, тоже.
А Эйне безумно не хотел умирать.
Вольно-невольно он побывал в каждом уголке земель Калунны. Познакомился со множеством людей и кецалей. Освоил понемногу разные ремесла, надеясь, что скроется за личиной пастуха, повара, рыбака или ткача, но все было тщетно. Пара месяцев покоя — и его вновь гнали как дикого зверя. В землях жрицы Уны передышки кончились: она была провидицей, а ее сын — лучшим воином и охотником их земель. Кецалем с тремя формами, от которого не уходил еще никто. Он поклялся преследовать Эйне пока не поймает и почти исполнил обещание, загнав его в угол. Погоня завершилась на утесе, и Эйне не мог ни улететь, ни убежать, ни добраться до океана, поблескивающего за спиной противника. Тот был сильнее, старше, опытнее и до того дня не терпел поражений.
Эйне был обречен. Головой он понимал это, но отказывался сдаваться. Тем более, что его велели взять живьем: значит, госпожа Верже собралась отыграться на нем за нанесенное оскорбление, и быстрой смерти ждать не приходилось. Нужно было продолжать бежать.
Но как сбежать от того, кто благодаря матери-ведьме легко пресекал все попытки этого? Было очевидно, что любое поведение Эйне предсказано ей, оттого он терпел поражение раз за разом. Жрица Уна учла и раскрыла сыну-охотнику все варианты будущих событий. Охота на беглеца упростилась донельзя.
И тогда Эйне пришлось совершить невозможное. Одурманить ядовитую змею игрой на флейте. Один укус — и заклинателю пришел бы конец. Один удар тяжелой лапы ягуара — и рысь была бы повержена. У Эйне из оружия были лишь его язык и разум. И он использовал их.
Загнанный и уставший, он говорил, наощупь пытаясь пробить броню самоуверенности противника. С колдовством Уны ему было не справиться, но вот одурачить ее сына шансы еще были. У него, как у любого человека или кецаля, имелись свои слабости. И Эйне искал их, каждую секунду ожидая нападения. Его слова были липкими, как паутина, чтобы удержать интерес противника и не дать ему перейти к бою, который Эйне бы проиграл.
Глупо было высмеивать того, кто не терпел поражений. Еще глупее пытаться убедить сильного в том, что он — слаб. И что его главная сила и есть его слабость.
Но Эйне это удалось. Всего на пару секунд он притупил чужую бдительность, но их хватило, чтобы подобраться к краю, нырнуть со скалы в океан и, обернувшись косаткой, скрыться в глубине.
Так он познакомился с Гилем.
За всю эту историю тот прозвал его отравителем, утверждая, что слова Эйне сломали ему жизнь. Но если бы это было правдой, разве Гиль не отомстил бы? Не затаил бы обиды и ненависти, как люди-охотники? А раз ничего подобного не было, то не так уж Эйне и виноват, верно? Он ведь просто хотел спастись, а не кому-то навредить. Однако разумные аргументы Гиля не интересовали. Он пропускал их мимо ушей. Ему нравилось жаловаться на жестокость Эйне, и слушать его при этом должен был сам Эйне, а не кто-то другой. Ведь он — воплощение коварства, а значит, заслуживает того, чтобы Гиль грыз засахаренные орехи у него на постели и таскал еду из его тарелки, даже при том, что охотники госпожи Аты жили и питались в одинаковых условиях. Еще Эйне должен был «брать на себя ответственность» во всех ситуациях, когда Гиль не хотел этого делать сам. И дружить с Гилем Эйне тоже был обязан, потому что подлый отравитель и хитрый обманщик. Мало ли чего он там не хочет? Госпожа Ата велела подружиться, значит, будут дружить. Кто еще согласится стать другом столь аморальной личности? Пусть ценит, что Гиль на это согласился. А то так бы и зачах в одиночестве.
Эйне вначале раздражался, потом смирился, а позже с трудом вспоминал времена, в которых шебутного и шумного Гиля еще не было в его жизни. И разве те смутные годы были чем-то хороши? Тогда его не звали отравителем, но и надежного друга у него тоже не было. Того, с кем не страшно умереть, сражаясь бок о бок до последнего вздоха. И разделить с ним странное посмертие, как была разделена их жизнь, с запутавшимися, переплетенными судьбами. Жрица Уна позже сказала, что это Эйне их перепутал, связав в узлы то, что вообще не должно было друг друга касаться.
Но все обернулось к лучшему.
Жизнь Эйне и правда была бы тоскливой без Гиля.
А Гиль на самом деле не думал винить его в своей неудаче, хотя славу непобедимого охотника потерял именно из-за Эйне.
Косаткой Эйне прожил несколько долгих лет. Сейчас это звучало смешно, ведь годы проносятся подобно мгновеньям, но тогда это была маленькая вечность. Подводный мир принял его, и он прибился к небольшой группе косаток, принявших его с необычайным радушием. Они были весьма сообразительными существами, заботливыми и ласковыми. Вместе с ними он охотился на рыбу и плавал на огромные расстояния. Форма косатки стала настоящим благословением Калунны: даже если колдовство госпожи Верже помогало увидеть его, отыскать жертву в огромном океане не представлялось возможным. Однажды его попытались поймать с корабля, но Эйне увел своих новых собратьев подальше от очевидной ловушки. В воде он обрел безопасность и покой. Возможно, ему стоило остаться косаткой навсегда, но от однообразной жизни в океане его разум начал слабеть, и это его напугало. Эйне не хотел жить животным, он был кецалем, пусть и беглым. Отсутствие рук и ног мучило его, он тосковал по прежней жизни и хотел ее вернуть. Обдумав все возможные варианты, он решился на авантюру: отправился просить о справедливости саму сиятельную госпожу Ату, Уста Калунны. О ее доброте и благородстве ходили легенды. Могли и врать, но Эйне решился проверить. Оставаться зверем он больше не мог.