Сибириада

— Руки вытри, все пальцы в чернилах! — вполголоса рявкает Пинс на девчонку-неряху. Та, вздрогнув, испуганно съеживается и поспешно хватается за промокашку. И никто из них в упор не видит, как Кребб и Гойл уволакивают прочь оглушенного Гарри Поттера.

Обливаясь холодным липким потом и выкатив из орбит глазки, кидая быстрые взгляды назад через плечо, дуболомы Малфоя проволокли Поттера через ползамка, дежурно улыбаясь встречным-поперечным. Встретились им, впрочем, старшекурсники, витающие в облаках на крылышках херувимов и озабоченные предстоящими экзаменами, так что вряд ли они вообще заметили, что какая-то мелкота куда-то тащит своего товарища — мало ли, может, с квиддича волокут бладжером стукнутого…

Подземелья под Северной башней, той самой, где профессор Трелони вела уроки прорицания, были частично затоплены. И вообще, вся северная часть замка была заброшена уже не одно столетие, и туда мало кто заглядывал. Именно сюда приволокли Поттера под конвоем Малфоя и Забини, в темное и сырое помещение, в котором когда-то размещалась не то пыточная, не то вовсе камера, если судить по остаткам цепей и кольцам, вмурованных в серые стены. Решетка на железной двери была целой и прочной, таким же надежным выглядел и засов на ней снаружи…

Скинув Поттера с плеч на мокрый пол, Гойл с Креббом отошли и заняли пост у двери — встали на шухере. Блейз запалил несколько восковых свечей, заранее припасенных и припрятанных здесь же, нашел наиболее сухой участок пола и капающим воском начал рисовать пентаграмму. В центр её Забини возложил собачий череп, выкопанный из старой могилы в Гайд-парке ещё прошлым летом, так как у Драко уже второй год в заднице зудело неуемное желание хорошенько напакостить Поттеру. И вот наконец настал тот великий миг, который они все четверо так долго ждали — воздать жертвоприношение Огненному демону. Вернее, они хотели, чтобы вызванный из ада демон напугал Поттера до икоты и потери памяти, а если он при этом ещё и душу заберет… ну, они и не возражают, пусть, поди уцелеет, не помрет.

Пентаграмма — пятилучевая звезда — готова, по углам её установлены черные свечи из жира ягненка, круглая черепушка чьей-то безвестной болонки обильно окроплена петушиной кровью: как видите, мальчики-сатанисты основательно подготовились к сему знаменательному событию. По крайней мере, становится понятно, почему они так упорно отлавливали Поттера и почему именно только его. Другого врага Драко не хотел.

Быстрым речитативом Блейз зачитывал зубодробительной латынью мудреные катрены, с тщательной скрупулезностью выписанные безымянным монахом на желтом, задубевшем от времени, пергаменте. Шипел и отекал плавящийся жир, потрескивал фитилек, плясали по стенам золотые отблески огня… Голос Блейза в какой-то момент запнулся, и он неуверенно покосился на Драко.

— Что? — напрягся тот. Блейз торопливо просмотрел пергамент до конца, нахмурился, перечитал заново и простонал:

— Блин!.. Это хвалебная грамота-ода гончим Гавриила… Вот, смотри, тут написано «канис», единственное слово, обозначающее собаку во всей этой лабуде.

— И что? — продолжал не понимать Драко. — Заклинание вызова не сработает? Или надо снова всё начинать?

— Да нет… — Блейз опасливо покосился на разгорающиеся восковые линии. Сглотнул и прочастил: — Просто вместо демона может заявиться какая-то невнятная хрень. И если она увидит нас всех…

— Понял, — Драко развернулся к двери и гаркнул: — Линяем!

И все четверо рванули прочь, невзирая на жалобное гойлово: «а посмотреть?!» Кребб, убегая, не забыл педантично закрыть дверь на задвижку, помня накрепко вбитый в голову наказ — запереть Поттера.

Только у двери в собственную спальню Малфой вспомнил про брошенного пленника…

— М-мерлиновы подштанники! Мы что, Поттера бросили там?!

— Да ничего страшного, — отмахнулся Блейз, согнулся пополам, уперевшись руками в колени и пытаясь отдышаться. — Выберется. Мы двери не закрывали.

— Я закрыл, — возразил Кребб и тут же зажал себе рот обеими ручищами, вытаращив глаза в ужасе от того, что наделал и сказал. Малфой позеленел и собрался нестись обратно, но был перехвачен Блейзом, который истерично проорал в ухо:

— Ку-уда?! Оно уже вылезло и сожрало его! Наверное…

Лежать на мокром и холодном полу крайне неприятно, благодаря чему Гарри вскоре очнулся и сквозь головокружение и красный туман перед глазами вяло и отстраненно слушал, как Забини что-то читает на латыни. Что-то стихотворное и напевное. Мелодичное, в общем. Лежал Гарри с закрытыми глазами, слушал красивый и сильный голос слизеринца, чувствуя, как всё больше расползается по одежде под ним слякотная гадость, и обиженно думал — его что, в лужу положили? Какой-то оскорбительный намек, да… обращаться с ним, как со свиньей.

Потом Блейз почему-то запнулся, и после короткого переговора раздался самый странный и удивительный звук в данный момент — топот убегающих ног. Затем железный лязг и тишина.

Удивившись, Гарри открыл глаза — высоко над ним стрельчатые своды, по ним хаотично пляшут золотые отблески огня. Пожар? Спустившись взглядом по стенам вниз, Гарри уставился на источник огня. Жарко пылали линии и какой-то шар в центре чего-то, похожего на пентаграмму. У желтого шара были глаза, и они очень злобно смотрели на него, казалось, заглядывали прямо в самую душу. Гарри приподнялся на локтях и, перекатившись на бок, на всякий случай отполз к стене, подальше от живого, глазастого огня. Глазки пристально проследили за его передвижениями, и, видимо, существо не одобрило гарриных действий, потому что пониже глаз появилась щель и ощерилась кошмарной зубастой пастью. Пасть, охваченная пламенем, смотрелась весьма внушительно, Гарри сдавленно икнул и вжался в стену. Бесформенный монстр из ада тем временем обрел ещё и голос — глухо и утробно зарычав, он ме-е-едленно и непреклонно начал приближаться к жертве…

Где-то в необозримой дали загрохотали шаги, с громоподбным лязгом открылась тяжелая дверь, и в длинное, похожее на склеп, помещение влетели две косматые фигуры. Меньшая кинулась к Гарри и упала на него, явно прикрывая собой, в ней мальчик внезапно признал Данилу и, поняв, кто это, крепко вцепился в друга. Вторая фигура — Василий — бросилась к чудовищу. Гарри, вполне естественно ожидавший горячей схватки, зажмурился и зарылся лицом в лохматое плечо молодого черта, но вместо ожидаемой драчки услышал смачные ругательства:

— Да ешкин кот, ну кто ж так бездарно демонов из ада вызывает?! Мать вашу!.. Сидеть, сучка, не то взгрею!

В ответ — жалобный собачий тявк. Гарри поспешно распахнул глаза и в полном обалдении уставился на… некрупную бельгийскую овчарку палевого окраса с черной мордой, и только язычки пламени, пробегающие по холке и спине, продолжали утверждать, что собачка всё же непростая. Василий ехидно глянул на Гарри и скептично произнес:

— Знакомься, адская гончая из Дикой свиты. Кличка… ну, сам придумай, если хочешь, чтоб она тебя слушалась. Хм, если оставишь при себе, конечно. А можно и обратно изгнать, туда, откуда её вызвали, правда, для этого ей надо кого-то скормить, чтоб ушла и не поминала лихом. У тебя есть на примете вкусная косточка? Например, дедуля-Дамбуля или тот, кто её призвал?

До Гарри как-то не сразу дошло, о чем черт толкует, а когда доперло, испугался — ч-чего-о-о, Малфоя с Забини адской твари скармливать?! Да ни за что! Возмущенный словами ехидного черта, Гарри посмотрел на собаку, собираясь спросить, а можно ли её как-нибудь без жертвоприношений изгнать, но наткнулся на печальный собачий взгляд: голодный и преданный. И язык как-то сам собой отнялся — псина, призванная в мир живых, не хотела уходить обратно во Тьму. Она хотела жить. Её ноздри суетно подрагивали, жадно втягивая сырой воздух подземелий, чуя полузабытые запахи, настоящие, земные ароматы, а не вечно-вонючую серу преисподней, которой она всласть надышалась за прошедшие столетия.