Страница 8 из 18
Всё поздно… всё-всё уже поздно. Черный пёс жалобно скулит и плачет во сне — его гложет вина, смешанная с раскаянием. Он везде опоздал, он не нужен больше Гарри…
Рону снится совсем другой сон — хороший. Вот он спустился к завтраку, где его ждет накрытый лично для него стол, вот он сел, на его шее сам собой завязался платок-салфетка, в руки сами прыгнули нож и вилка. Стол перед ним прямо ломится от блюд: тут и гора печеных свиных сарделек, и тазик домашних пирожков, ещё на подносе лежит целый пастуший пирог, целиком для него! Полный котел пшеничной каши, огромный кус буженины, от которого ножом в невидимой руке отрезаются толстые ломти…
Рон сейчас самый счастливый человек на свете — всё это для него одного, ему ни с кем не надо делиться, он один всё это съест! Не надо смотреть, у кого кусок получше, не надо караулить удобный момент, чтоб урвать его себе. Ну ещё бы, у него же больше нет никаких братьев! В этом сне он единственный член семьи Уизли, покорно молчит где-то в углу мама, обычно шумная и крикливая. Папа не мешает — он копается у себя в сарайчике, а самое главное, нет больше ни одного брата и сестры, какое блаженство!.. Нет больше вредных близнецов и зануды Перси, и старшие Билли с Чарли больше не приедут на Рождество. И Джинни, хи-хи, Джинни не крутится рядом, ни к кому не пристает.
Счастливые кадры сменяются на другие, и лицо Рона тревожно хмурится. То, что он видит, для него полная неожиданность… Вот Чарли копит кнаты и сикли, чтобы купить младшим братьям разноцветных паровозиков, Фреду и Джорджу надо взять одинаковых, а то подерутся, Перси подойдет вот этот, строгий и желтый, такой же, как он, а Рону — вон тот, рыжий и быстрый… А вот Билли в гостях у тётушки Мюриэль просит завернуть ему с собой куски недоеденного торта — угостить младших братишек и сестренку. Они такой вкуснятины ещё не ели. Рону два года, он весь перемазался тем тортом и был совершенно счастлив. А вот Джинни сердито выговаривает близнецам, чтобы они перестали портить Рону вещи, а когда те заржали, наслала на них летучемышиный сглаз. И было Джинни всего семь лет, когда она заступилась за восьмилетнего брата.
Сон уже не тот, беспокоит и мучит Рона, спрашивает его — не этого ли ты хочешь, жадина? Быть единственным, без братьев и сестер, которые любят тебя и заботятся о тебе?
Невиллу снится сон-притча. Притча о том, что в жабе заперто здоровье родителей… И слышит он сказку, которую ему, малышу годовалому, читает мама:
«Захирела принцесса, побледнела, ослабела, исчез румянец с её круглых щечек, никто не ведал, что за хворь её глодает. Но проезжал тем временем мимо того королевства Везунчик Дик на своем верном коне Барде. Услыхал он вести печальные да и задумался-загрустил, искренне желая помочь несчастному краю. И сказал ему конь Бард:
— А ты не печалься, Дик. Злоумышленник у короля тут имеется — проклял он принцессу наследную, здоровье у неё украл и запер в жабе, которую ей же и подарил. Ухаживает малышка за жабой и не ведает, что та её сушит. Надобно жабу ту убить, и тогда вернется к принцессе здоровье…»
Тут мама прервалась, потому что в детскую вошел дедушка Элджи, принес теплого молока, а уходя, странно посмотрел на Невилла в детской кроватке. Сон сменился, поблек, но понимание осталось, Невилл заворочался, краем сознания запоминая сон-притчу. Жаба, наследник, папа и мама в Мунго… Тревор… если Тревора убить…
Гарри снится мама. Вернее, маленькая рыженькая и очень проказливая девочка, ибо как маму он не может её воспринимать. Лили смешная, вечно растрепанная, со щербатой молочной улыбкой, доставила немало хлопот своим родителям. В этом сне Гарри впервые видит дедушку с бабушкой, Гарри и Розу Эванс. Вот они тушат пожар, возникший по вине Лили, вот они в больнице навещают обгоревшую Петунью и врут врачам и полицейским, что это у камина тяга плохая, заискрил на дрова и коврик, оттого и занавески загорелись, а Петунья стащила Лили с горящего дивана. Новый пожар — горит новогодняя елка, снова обгорает Петунья… Вот отчаявшийся отец малолетней пироманки ищет выход из безвыходного положения и находит — обивает комнату Лили муассанитовой пленкой и вешает над кроватью пирамидку из фольги.
А шалости Лили продолжаются, и снова страдает Петунья: обгорает в огне, тонет в затопленной ванной, её кусают змеи и крысы, призванные неуемной ведьмой… А вот Петунья взрослая, сталкивается с прежними кошмарами — Гарри поджигает овсянку, диван и занавески, снова обгорает, спасая из пожара Дадли… Однажды не успевает, и на Дадли падает кипящий чайник, поднятый с плиты детским выбросом Гарри. Дадли так страшно кричал. Но ему и Гарри по два годика, и они благополучно забывают об этом. Но не теперь.
Сон-раскаяние проникает всё глубже, забираясь в самые-самые дебри памяти, выковыривая на поверхность все воспоминания. Вот Гарри годик и три месяца, его только-только подбросили к Дурслям, но вызванные врачи и полисмены с социальщиками не верят им, что мальчик их племянник — документов-то нет. Гарри передают на передержку в патронажную семью. И вот он ползает в грязном манежике с отупевшими, чем-то заторможенными детьми. А когда Гарри закапризничал — дали транквилизаторы и ему, чтоб он замолчал и не шумел. Там он спал, всё время спал, медленно умирая, ведь фостерский бизнес порой такой прибыльный, главное, вовремя подсуетиться и показать чинушам свежеумытых сытых детишек. А что ребёнок заторможен, так это нормально, он просто после ванны устал, вон какой распаренный! А когда приемная мать ударила Стива, Гарри испугался и сделал выброс, из-за чего его стали бояться, оглушили смертельными дозами и отдали соцопеке, отказавшись от странного ребёнка и денег.
К тому времени полиция выявила факт существования Поттеров, и Гарри вернули родственникам. Чулан, обитый фольгой, со временем стал просто чуланом — фольга облезла и стала ненужной, ведь Гарри научился себя контролировать. Дурсли создали эмоциональную (и безопасную) дистанцию между собой и племянником.
Многое стало понятным Гарри, очень многое. И страх Дурслей перед ним, и острое нежелание оставлять его наедине с Дадли и одного дома вообще… Гарри в этом смысле уподобился родственнику с деменцией, стал бомбой замедленного действия, которая неизвестно когда и как сильно рванет. Именно из-за Гарри Дурсли никуда не ездили: попробуй поездить по курортам с мальчиком, который в любую минуту готов что-то поджечь или взорвать.
— Простите меня, тётя, дядя… — шепчет во сне Гарри, понявший всё.
Драко Малфою снится презрение, которым осыпают его мать, Нарциссу. Где она ни пройдет, повсюду вслед ей кривится народ, горожане показывают на неё пальцем и перешептываются. Выскочка, щука, задавака, дура, глупая блондинка, жена Пожирателя, продажная шкура — вот самые мягкие эпитеты, которыми осыпают мать Драко. Ему это не нравится, он ворочается и с ужасом думает — когда, почему и за что его любимую маму так начали ненавидеть? Что ж, сон ему показывает — как и почему…
— Магглы! — с презрением цедит отец.
— Магглы!.. — кривится мать, прикладывая к носику надушенный батистовый платочек.
— Грязные свиньи! — визжит тараканоподобный прилизанный типчик с клочком усиков под носом, его зовут Гитлер, он нацист и его ненавидит весь мир…
— Магглов не жаль, они животные, — спокойно говорит Грин-де-Вальд. — Эти твари не достойны жалости, с ними можно делать что угодно.
Геллерта ненавидит весь магмир. Миллиарды против Гитлера, миллионы против Грин-де-Вальда, магический мир меньше обычного мира простаков, но их ненависть ярче, сильнее и обоснованней. Около шестидесяти миллионов жизней унесено в годы войны. Перед глазами Драко мелькают дымящиеся руины городов, летящие к земле пузатые бомбы, а вот фашистские лагеря смерти, он видит запытанных детей с выжженными таврами на руках и понимает. Понимает аналогию между своими родителями и фашистами. Только нацисты называли людей животными, как маги-аристократы с презрением отзываются о магглах, обозначив простых людей как грязь под ногами…