пыль

Вторая не читала вообще. Она считала это потерей драгоценного времени, которого катастрофически мало. Она почти сразу отдалась ему, немного привыкнув. Они ходили в кино, в кафешки, просто подолгу гуляли по улицам. Клим много говорил, она всегда слушала и невинно улыбалась. Казалось, вот оно, вот тот человек! Нет! Однажды, после одного сеанса какого-то кинофильма, досмотренного до конца, он увидел её, плетущуюся к нему, какую-то жалкую. Клим даже готов был пожалеть её. Но, расставшись, она перезвонила и выдавила столько яда со своей территории, что отравленного Клима тошнило весь оставшийся вечер. Немного освоившись, эта обладательница своеобразного вкуса взяла за привычку постоянно отчитывать его даже за то, к чему он не имел никакого отношения. Ей не нравился район его проживания, жилище, мебель, манера одеваться, образ жизни, сам Клим. Ему она так же быстро наскучила своим однообразием и предсказуемостью, перманентной оглядкой на окружающих. В порядке вещей для неё было просто заехать к нему с работы, чтобы потрахаться. Потом она почти молча одевалась, вызывала такси и направлялась к себе домой. Проживая на рабочем посёлке со своими родителями, одеваясь как тётка, она проводила всё свое время или в офисе, или дома за штопаньем своих колготок и протиранием пыли на полках шкафов с хрустальными сервизами и фигурками, искривлённых стеклодувом животных. С наступлением огородно-дачного сезона встречи стали совсем редкими. Ни за что, ни про что, однажды Клим был отчислен и забанен.

При дальнейших попытках знакомиться перед Климом выдвигались требования, такие как: наличие хорошего автомобиля для поездок за жратвой и сапогами, отсутствие вредных привычек, посещение фитнес-клуба, одноклеточно-позитивное мышление для совместного просмотра дегенеративных ТВ передач и сериалов. И самое главное – много-много денег, хрустящих в карманах, расслабляющихся от трат на счетах и на картах, размножающихся процентами вкладов, кэшбеками и бонусами. За ними заботливо присмотрят, накопят, выследят скидки, как опытный охотник. Их разменяют на бытовой мусор, домашний уют, еду без глютенов, ГМО, быстрые углеводы. Их эквиваленты превратятся в магнитики на холодильнике с воспоминаниями о медузах и отелях, с видами на изобилие воды, в разжиревшую моль в тесных платяных шкафах, в глянцевое цветастое меню, от которого выделяется желудочных сок, в залах с лепниной и люстрами-гирляндами под неоновыми вывесками, со словом заканчивающимся твёрдым знаком.

Клим казался себе нищим, просящим милостыню внимания, которому кинули просроченную мелочь с прошлой реформы. Так он бросил все попытки и решил пропадать в одиночестве.

Зазвонил мобильный. Клим ответил, смахнув на зелёное. Послышалось оттуда:

- Здорово. Это Колян!

- Здорово, Колян.

- На работе?

- Нет. Дома морожусь.

- Слушай, я тут в центре. Может, по паре пива?

- А давай! - обрадовался Клим.

Можно не бродить бестолково по городу, измеряя одиночество траекторией привычного маршрута. Такое себе ориентирование на местности с тупым карандашом, где вместо контрольных точек помеченные места памяти, связанные прошлым. После прохождения каждой такой красной тряпки хочется, чтобы это событие всплыло. А для этого надо залиться алкоголем. А легче оно не станет.

Он собрал рюкзак и вышел наружу. Свежее веяние атмосферы приятно щекотало ноздри до того момента, когда он решил перейти дорогу. Там ему не уступил дорогу автобус с грязевой коростой на боках прямо на пешеходном переходе, вместо того, чтобы притормозить перед ним, он наоборот, резко рванул вперёд, и Клима обдало фантомом запаха из выхлопной трубы, который недавно чуть не до смерти напугал его. Это был тот же аромат, вытесняющий сознание. Один в один! Опять его накатило тревогой, и он ускорил шаг. Перейдя на другую сторону трассы, Клим остановился. Поношенное бывалое сердце, принялось разгонять ленивую густую кровь. Наконец, та поднялась до прожорливой головы. Он вздохнул и пошёл дальше пешком. Медленно и наверняка.

Встретились на вокзале.

Колян был широкий и плотный, в прозрачной майке, через которую просвечивали синие наколки. Надо сказать, что исколот он был как контурная карта: розы, колокол, купола, что-то поменьше. Познакомившись на работе, они часто курили вместе. Колян любил поболтать. Только учитывая его прошлое, разговоров с ним никто не поддерживал, все вежливо уклонялись от бесед. И только равнодушный Клим выслушивал неказистые рассказы вперемешку с байками. Колян любил приврать. Он постоянно что-то клянчил, мог даже заплакать при всех ради своего интереса. Его жалели, прощали косяки, шли на уступки, а он, как мог, использовал всех и каждого, до кого только мог дотянуться. Особо он любил покрасоваться при всех, стебя и унижая собеседника. Один на один же вёл себя на равных, не проявляя высокомерия. Климу он рассказывал про себя столько, что тот знал даже обстановку в его съемной квартире и сослуживцев по работе, сожительницы Коляна.

- Пойдём посидим, а то жарко, - предложил Колян после рукопожатия.

Они зашли в пиццерию и заказали два пива в бутылках. По помещению расходился запах горелого хлеба и керосина, как везде. Официантка в зеленом фартуке, как навозная муха, металась от раздачи до столиков. За соседним столом бухой в слюни мужик распинался, надувая жилы на висках и шее, жестами и мимикой доказывая собутыльнику что-то важное. Общий гул обволакивал, набиваясь в уши стекловатой, как серная пробка, будто вынырнул на поверхность, и надо попрыгать, чтобы вытекла оттуда вода с каким-то теплым всхлипом. Гул дополняла музыка, доносясь издали, не разобрать откуда, словно с соседской квартиры.

- Давай, братишка, за нас! - Колян поднял бутылку, прищурился, открыл рот, положил горлышко на нижнюю губу и влил её в себя.

Клим отхлебнул.

- Эй, девушка, можно повторить, - остановил он официантку. Та кивнула и заспешила, записывая на ходу.

Клим заскучал. Ковыряя этикетку на бутылке ногтем большого пальца, загибая углы в трубочки, разворачивая и опять загибая.

- Не грусти, а то хер не будет расти, - улыбнулся Колян. - Давай пей уже. Чего, как не родной.

Клим высосал бутылку. Принесли ещё. Опустошив, заказали следующие две.

- Слушай, Клим, печень пивом не обманешь. Может по водочке?

- А давай!

После рюмки водки стало легко дышать. Климу уже была не равнодушна эта рожа напротив, со всё заражающим оптимизмом. Словно галки прилетели, загалдели среди этой выгребной ямы, где водились только жирные голуби, которые даже когда ходят, будто пытаются склевать невидимое зерно, из которого рождается воздух. А воздуха мало. Климу его было мало всегда. Иногда он просыпался в панике, что сейчас задохнётся, что на его долю не хватит этого процеженного через москитную сетку окна бульона. Его пытаются вытеснить выхлопы автомобилей, заводов, подвалов, духовок, протухших слов, перегаров из потухших отверстий над подбородком. Он становится вязким, и тогда Клима настигает очередной приступ. Самое ужасное состояние, когда приходится хватать, рвать зубами, глотать это самое необходимое, как парафин, как яблоко, не жуя, обдирая внутренности. И как всегда, его отпускает и становиться хорошо.

- Давай ещё одну, - не унимался Колян.

Клим вздрогнул, глянул на стол: бутылка была пуста.

- А давай!

Они заказали ещё одну. Им принесли. Колян твёрдой рукой наполнил рюмки.

- Слушай, а что ты думаешь обо всём об этом? - Коляна повело в сторону, но он выправился и снова принял исходную позу за столом.