Страница 71 из 81
Невозможно подсчитать количество ясачного инородного населения в мангазейском уезде. Воеводы отписывали в Москву, что здесь «люди кочевые и не сидячие, а живут, переходя с места на место и с реки на реку». Но из того, что, скажем, род Кислой Шапки (11 человек) платил 21 соболя, видно: мангазей-|ды отдавали соболей гораздо меньше, чем ясачные люди других сибирских уездов: везде полагался минимум 5 соболей с человека, а иные платили и по 10 и по 12 Притом мангазейс-кие чиновники инородцы хотя и платили ясак за аманатов (заложников), но в то же время получали государево жалованье — олово и одекуй, и если этого жалованья, отписывали воеводы, «дать им слишка, то ясака они принесут больше, а без жалованья платят мало, а иные и совсем ничего не дают». «Когда же приходят к зимовьям, то бросают ясак через окно в избу и чрезокно же ясачные сборщики отдаривают инородцев одекуем, оловом и хлебом. Мангазейские инородцы боятся входить в избы, чтобы ясачные сборщики не захватили их в аманаты, а сами не выходят к ним из изб, опасаясь от них смертных убийств, и потому сидят с аманатами, запершись».
Кормили аманатов отчасти хлебом, а большей частью падалью и собачьим кормом «юколой», состоящей из сушеной перегнившей рыбы, «подаваемой» в полужидком виде. То же «кушанье» из мяса называлось «порса».
Хотя пища эта и не роскошная, но ценилась довольно дорого: пуд порсы стоил рубль.
Цифры ясачного сбора показывают, что иногородцы мангазейские доставляли в государеву казну значительный доход: таких сборов мягкой рухляди (пушнины) не было ни в одном сибирском городе. Но были и другие разнообразные доходы, собираемые с торговых и промышленных людишек, — городовые, чрезвычайные и десятинные.
Самой выгодной статьей денежных доходов, как и повсюду в государстве, была продажа вина и медовухи До 1620 года продажа эта в Мангазее была вольная, ею занимались все, даже воеводы, и сильно наживались. Но 1620 году на эту продажу обратил внимание тобольский воевода князь Иван Куракин и сделал донос в Москву:
«Сказывали служилые люди, которые бывали в Мангазее, что Иван Биркин посылал в Турухань на продажу свое вино и мед и взял за то больше восьми тысяч рублев… Если продавать там (в Мангазее) по 15 рублей ведро, то 150 ведер будет 2250 рублей, а прибыли — 2070 рублей А если продавать вино и мед на мягкую рухлядь, то можно ожидать прибыли вдвое».
Московское правительство немедленно запретило торговлю и открыло государев кабак
Чтобы представить, о каких суммах идет речь и почему Ман-газея называлась златокипящей, приведем лишь пример некоего Ивана Афанасьева. В 1623 году он «угонял» двух черных лисиц — одну в 30 рублей, другую в 80 рублей Даже если допустить, что Афанасьев — голь перекатная, то на эти деньги на Руси он мог купить: 20 десятин земли (20 р ), прекрасный дом (10 р.), 5 лошадей (Юр), десять коров (15 р.), 70 овец 20 р.), полсотни птицы (3 р.) — полное богатое хозяйство, И у него б еще осталось про «черный» день.Тот же тобольский воевода Куракин устроил еще одну бучу, отписав кдарю, «что торговые и промышленные люди ходят Корчагин от Архангельска на Карскую губу и на волок в Мангазею и что немцы нанимали русских людей, чтобы их от Архангельского города провели в Мангазею», Куракин высказал опасения, что ои ым путем могут воспользоваться немцы для торговли с сибирок ими инородцами, так как уже были с их стороны попытки. «А по здешнему, государь, по сибирскому смотря делу, некоторые обычаи нем цам в Мангазею торговать ездити позволить не можно. Да и не токмо им ездити, и русским людям морем в Манга-зею от Архангельского города ездить не велеть, чтоб, на них смотря, немцы дороги не узнали и, приехав бы, воинские мно-гише люди сибирским городам какие порухи не учинили».
Теторговые люди, которые рассказали Куракину о попытках немцев, и не подозревали, что эти рассказы принесут им же великое горе и великие убытки. Перепуганное правительство под страхом опалы и казни запретило морской путь в Мангазею, а на друго м пути — на волоке между реками Мутной и Зеленой — велено было поставить острог-таможню. Одного из разсказчи-ков, Еремку Савина, даже велено «затобити нещадно, чтоб, на то смотря, иным было неповадно воровством смуту сеять».
В конечном счете эти меры явились гибельными для Манга-зеи, так как торговым и промышленным людям были отрезаны все пути для контрабанды.
Однако торговых людей ждал еще один удар. Новое таможенное правило предписывало головам: «Буде мягкая рухлядь у людей св ыше ста рублей сорок соболей, то такую ценную рух-лядь отбирать на государя, а владельцам выдавать из казны деньги за вычетом десятой пошлины». На Руси та же «рухлядь» стоила куда как дороже, поэтому промышленные и торговые люди пришли в ужас, узнав о распоряжении 1621 года. По упомянуто му правилу можно было провозить сорок соболей в Л 00 рублей, но если сорок стоят 101 рубль, то весь ценный товар надо отдавать в казну. Нет нужды объяснять, кто выиграл от этого: таможенные головы и целовальники. Тут без серьезных подарков и подношений обойтись уже было нельзя.
И все-таки Мангазея еще оставалась золотым дном не только для государевой казны, но и для простых людишек. Контингент последних был представлен жителями практически всех губерний. Из таможенной книги 1641 года видно, что через Мангазею в июне и июле проехали на Русь 247 человек: пинежан — 62, устюжан — 44, важенян — 21, сольвычегодцев — 17, ме-зенцев — 7, вологжан — 5, усольцев — 6, двинян — 4, гостиной московской сотни — 4, патриарших крестьян —* 2, Сергиева монастыря — 2, тюменцев — 3, тобольчан — 6 и т.д.
Как велики были денежные суммы, посылаемые торговыми людьми с доверенными лицами для закупки шкур пушных зверей? В 1637 году Надейка Свешников послал в Мангазею приказчика с тремя людьми и дал им 5500 рублей, В следующем году он уже бил челом государю, что посланный приказчик помер, а люди его живут в Сибири на Лене, «проживают и пропивают тут живот мой». Указанная сумма свидетельствует об очень серьезных оборотах. И это не удивительно. Ведь за год в среднем через Мангазею проходило от 100 до 150 тысяч шкур мягкой рухляди: соболей, песцов, лисиц, бобров…
К концу цаствования Михаила город Мангазея стал приходить в упадок. Еще в 1627 году торговые и промышленные люди сообщали, что вокруг Мангазейского города, Туруханс-кого зимовья, вверх по Енесею и внизу Нижней Тунгуски соболи и бобры «опромышлялись», и они, люди, начали ходить в верхние места Тунгуски, где соболи добры и всякого зверя много. Выходит, первой причиной упадка Мангазеи было оскудение того богатства, которым прежде славился уезд. Вторая — жестокая таможенная власть и сопряженные с ней неизбежные и неокупаемые взятки и поборы. О третьей читаем в одной из челобитных: ясачные люди тунгусы на промыслах и в лесах и в зимовьях промышленников «убивают, мучат, жгут, отнимают хлебные запасы, всякие промышленные орудия, соболь и платье». В 1642 году тунгусы убили 20 незваных охотников, в 1643 — 35, а в некоторые годы убивали по 100 и более. В 1642 году кочи, прибывшие с моря, замерзли в реке Таз, и русским людям пришлось побросать свои товары, и от того торги и промыслы принесли только убыток.
Наконец, и стечение обстоятельств сыграло определенную роль. С 1641 по 1644 год в город не пришло ни одного кома с хлебом: все были разбиты в Обской губе штормами. В Манга-зее настал великий голод, жители питались «собачьим кость-ем». В довершении ко всему в 1643 году город почти весь выгорел: воеводский двор, государевы амбары, съезжая изба, частично — городские стены и посад.
Воеводам был послан наказ: немедленно отстраивать острог, — а в ответ поступила челобитная: »Нам, хололям твоим, острог ставить на горелом месте некем: нас в Мангазее служилых людишек всего 94 человека, да из них 70 посылаются на государевы годовые, двухгодовые и трехгодовые службы по ясачным зимовьям и с ясаком в Москву, 10 человек сидят в тюрьме (горсд сгорел, тюрьма не сгорела!), и остается в Мангазейском городе для бережения государевой казны всего 14 человек. На твои государевы службы поднималися, должая великими долгами, Жены и дети наши, живучи в Мангазейском городе, терпят глад, а теперь и должаться не у кого, потому что город запустел».