Страница 70 из 81
Следом за энтузиастами по проблемам поиска и тайны библиотеки Ивана Грозного высказывались в печати и ученые: популярность темы не ослабевает, и историки как бы вынуждены реа-гировать, хотя и не любят вмешательства дилетантов. С другой стороны, трудно назвать дилетантами, например, писателя В. Осокина, краеведа из Александрова Михаила Николаевича Куницына (пребывание Ивана Грозного в Александрове воссоздано им с почти календарной точностью) или реставратора музея из Вологды Николая Федышина. Правда, ученые имеют, как правило, свое категорическое мнение, сильно охлаждающее пыл. В конце прошлого века в России сформировалась и просуществовала довольно долго «скептическая школа», пытавшаяся доказать убогость древней русской культуры, а следовательно — и невозможность существования каких бы то ни было рукописей и книг.. Очень постарался С.А. Белокуров, собравший материалы, доказывающие, что никакой библиотеки Ивана Грозного никогда не было. Старания энтузиастов немного поутихли. Но ведь главным доводом Белокурова было мнение Петра Аркудия и польско-литовского посла Льва Сапеги, посланных в Москву в 1601 году на поиски библистеки, о которой говорила вся Европа. Конечно же, посланцы библиотеки не нашли, да в сердцах и написали в Ватикан, что-де русские дворяне — и то непросвещенны, ходят летом в шубах да щи лаптем хлебают: какая ужтут, извините, культура да библиотека! Понятно, и Ватикан, и западные противники русской культуры, очень ревностно относившиеся к любым ее проявлениям, мнение миссионеров папы постарались всячески раздуть.
Но были и есть другие ученые. М.Н. Тихомиров во времена Н.С. Хрущева возглавлял Комиссию по поискам библиотеки, распущенную при Л.И. Брежневе, Изрядная доля скептицизма — вполне обоснованного — присуща мнениям и Б.А. Рыбакова, и Сигурда Оттовича Шмидта. Очень конструктивное предположение высказывали в разное время А.А. Зимин и В. Кучкин: а что, если библиотека давным-давно найдена и книги уже разошлись по научным хранилищам? Такое вполне могло быть. Учитывая «строгую секретность» в Кремле и некомпетентность «компетентного» НКВД в вопросе принадлежности клада, библиотеку Ивана Грозного вполне могли без ажиотажа оприходовать и передать «по назначению», не объясняя, откуда она возникла. Ныне покойный заведующий стделом рукописей Российской государственной библиотеки (бывшей «Ленинки») профессор Виктор Яковлевич Дерягин в 1993 году говорил:
«У иве хранится 600 тысяч рукописей, из них 60 тысяч древ-них, более трехсот греческих (в основном византийских). Неко-торые из них относятся еще к VI веку н. э. Вполне возможно, что среди них есть и книги Софьи Палеолог. А кроме нашей библиотеки, уникальные древние рукописи есть в библиотеке РАН в Санкт-Петербурге и Государственном Историческом музее в Москве".
С трудом верится, что такое количество древностей могло поступить в архив или библиотеку «молча», не вызвав хотя бы вопроса хотя бы одного из ученых: откуда книги? Ведь и отделы, и сами библиотеки возглавляли и возглавляют не дворники.*, Где-нибудь да было бы отмечено, чья и откуда коллекция Тем более столько известных авторов в одном собрании — такие «поступления» бывают не каждый день. Может, следовало бы поискать, не было ли поступлений?..
Да! Было! Было поступление!
Читаем газету «Труд» за 22 ноября 1944 года:
«8 шкафах Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина хранится много тысяч древних рукописей и рукописных книг. Среди других здесь находятся пять книг большого формата в старинных кожаных переплетах из личного собрания Ивана Грозного… Крупнейший специалист древнерусских рукописных книг профессор Г.П. Георгиевский… говорит: «Книгихорошо сохранились. Листы их почти не пожептели от времени. Изумительные рисунки, мастерски выполненные лучшими художниками XVI века, сохранили до настоящего времени яркость своих красок».
Наверняка этот «след» может дать определенный, если не окончательный результат.
Златом кипящая мягкая рухлядь (Судьба Мангазеи)
«Лета 7105 (1597) году Юрье Долгушин устьцылемец, да литовский полоненик, да Смирной линежанин лавелец первые Мунга-зею проведали Надым реку, а на другой год Таз реку. А воевода первый в Мунгазеи Мирон Шоховской».Это летописное свидетельство совершенно не соответствует действительности, ибо еще в конце XV века новгородский безымянный книжник писал в сказании «О человецех незнаемых в Восточной стране»: «На Восточной стране, за Югорскую землею над морем живут люди самоеды, зовомые Малгонзеи». Более того, русские промышленники освоили этот район столь основательно, что пушной промысел там стал малоприбыльным. Требовался опорный пункт для дальнейшего освоения Сибири и уничтожения в ней всякого ценного зверя.
Назначенный воеводой в 1600 году Мирон Шаховской отправился из Тобольска на кочах, однако, попав в бурю, потерял все суда. Тогда он продолжил путь по земле, но на Пуре на него напала «пуровская и енисейская самоядь», в результате чего часть стрельцов погибла, а сам Шаховской был ранен. Существует версия, что этой операцией руководили и оплатили ее русские промысловики, не желавшие появления в Мангазейском уезде официальных лиц, которые наверняка стали бы мешать им обворовывать казну. Дальнейшая судьба его отряда долгое время была неизвестна, поэтому первыми воеводами, посланными на выручку Шоховского и построившими Мангазею, считались Василий Масальский и Савлук Пушкин. Однако дендрологический анализ самых ранних венцов срубов показал, что спилены они в 1600 году, а положены весной 1601, то есть до прибытия подмоги. Следовательно, первым воеводой Мангазеи, начавшим строительство острога, был Шоховской, вскоре, вероятно, от ран умерший.
В 1607 году тут уже была крепость, кремль. Тогда же возник и посад.
Царский наказ предписывал новым воеводам пригласить в острог лучших самоедов и сказать им жалованное слово:
«Прежде приходили к ним в Мангазею и Енесею вымичи, пу-стозерцы и многих государевых городов торговые люди, дань с них воровством брали на себя, а сказывали на государя. Обиды, насильства и продажи от них были им велики, а теперь государь поставил в их земле острог от торговых людей беречь, чтобы они жили в тишине и покое и ясак платили в казну без ослушанья. Велено также было послать служилых людей, переписать самоедов и взять в острог заложников. Сюда же собрать торговых и промышленных людей и объявить им, чтоб не смели торговать заповедными товарами — панцирями, шеломами,копьями, саблями, топорами, ножами и вином, а другим торговать вольно, платя десятину в казну».
По «Росписному списку 1625 года» город Мангазея снаружи имел такой вид. С приезда — в стене башня Спасская, проезжая, четырехугольная, а под ней двое ворот; башня Успенская, угловая от речки Остеровки; башня Ратиловская, угловая; башня Давыдовская, от реки Таз угловая, четырехугольная, и башня Зубцовская. Городские стены по 1,5 сажени (3,2 метра), вокруг города — 131 сажень (240 метров). Внутри острога находились две церкви — Троицкая и Успенская, — воеводский двор, съезжая изба, таможня, гостинный двор, торговая баня, амбары и лавки, тюрьма и избы населения. Постоянно ппоживающих в то время было около 100 человек, зато временно — промышленных и торговых — до 1000. «Женок беспутных» и опустившихся ярыжек-пропойц никто не считал.
Все время между острогом и посадом шла необъявленная война, сменявшиеся воеводы и городские головы не уставали жаловаться друг на друга царю. Например, воевода Жеребцов писал на голову Курдюка Давыдова: «Стрельцы и козаки проигрались зернью донага, а Курдюк де сам скупщичает, дает зерн-щикам стрельцам и козакам деньги… Говорил ему в розряде, и при служилых людях, и при целовальниках, что он, Курдюк, так делает не гораздо, что служивым людям дает деньги в рост, и служилые люди от него проигрались донага». Наконец, во время воеводства Кокорева и Палицына, который поддержал посад, дело дошло до пушечной пальбы между воеводами.