Страница 22 из 52
– А если здесь тоже будет что-то похожее? - Татьяна обернулась, прислушиваясь к звукам леса.
– Все зависит от нас. Перед тем как переселяться, поглядим, не мешаем ли мы кому-нибудь.
– Согласна, - сказала Татьяна. - Мне тут нравится.
22.
«Сегежа» вышла на орбиту через десять недель после того, как Павлыша обменяли на доктора Стрешнего. Она должна была спустить свой катер с грузами для станции. Нина с Павлышем отправились к посадочной площадке пешком, потому что Татьяна- маленькая с Джимом чинили вездеход
– безотказный работяга забастовал именно тогда, когда надо было показать гостям, что они прибыли на образцовую станцию.
Они укрылись от жгучего солнца под навесом, рядом со станционным спасательным катером. По скользкому, блестящему боку катера шествовала длинная вереница оранжевых пауков. Впереди самый большой, командир, за ним остальные по росту. Пауки не удерживались на металле, порой кто-нибудь из них гулко падал на пластиковый пол, остальные тут же смыкали строй.
– Гнездо отыскали, - сказал Павлыш.
Пауки любили птичьи яйца и всегда шныряли по-соседству.
– Грабители, - сказала Нина. - И как положено, трусливы.
Она накрыла ладонью наука-разведчика, бегавшего перед строем. Паук притворился мертвым. Нина выкинула его в кусты. Остальные пауки забегали, рассыпали строй, не зная, куда идти.
– Пускай суетятся. Может, попугай успеет перепрятать яйца.
Цицерон, который не отставал от Нины, решил, что Нина бросила паука, чтобы он притащил его обратно, и поспешил в кустарник.
– Далеко не отходи! - крикнула Нина.
С ветки слетел большой попугай. Он высмотрел блестящую пуговицу на мундире Павлыша и решил взять ее на память. Павлыш отмахнулся:
– Лучше бы яйца как следует прятал. Не видишь, что пауки идут?
– Тебе хочется улететь? - спросила Нина.
– Нет.
– И мне не хочется. Тем более, что работы здесь хватит надолго. Может, останешься?
– Стрешний возвращается.
– Вы с ним сработаетесь.
– Ты же знаешь, что я все равно улечу.
Попугай сделал еще один заход, целясь в пуговицу.
– Мы постепенно вживаемся в эту не очень дружную семью.
– Спасибо. Не будь меня, результат был бы тот же.
– Не знаю. Всегда остается опасность эскалации вражды. И с каждым шагом все труднее обернуться назад и отыскать мгновение первой ошибки. Ведь могло случиться, что станцию бы сняли, а планету закрыли для исследований, пока не найдется «действенных методов борьбы с враждебной фауной».
Из-за поворота показался исцарапанный лоб вездехода. Машина замерла у ангара. Таня выпрыгнула из люка. За ней вывалился Наполеон.
– Нина, - сказала Татьяна, - мы заказывали открытые тележки. Их привезли?
– Сейчас узнаешь. Потерпи. Наполеон, ты куда?
Татьяна догнала Наполеона, щелкнула по белому хоботку, тот обиделся и сел на выгоревшую траву.
Катер с «Сегежи», сверкая под солнцем, медленно опускался на поляну. Цицерон, перепугавшись, примчался из кустов и уткнулся мордой Нине в живот. Он забыл о пауке и сжимал его в кулачке, как конфету.
Люк катера откинулся, и к земле протянулся пандус. Жмурясь от яркого света, появился Глеб Бауэр. Он разглядел Павлыша, вышедшего из тени, и крикнул:
– Слава, ты загорел, как на курорте!
Доктор Стрешний, показавшийся вслед за Бауэром, сразу посмотрел на небо. Нина сказала:
– Это не сразу проходит.
Сурок Цицерон осмелел и направился через поляну к Глебу, протягивая лапу, словно за подаянием. Его страшно избаловали.
– Присматривай за сурками, Таня, - сказал Павлыш. - У Клеопатры не сегодня-завтра появится потомство.
– Не страдай, Слава, - сказала Нина. - Ты просто не представляешь, как будешь жить без своей Клеопатры.
Глеб умилился, глядя на Цицерона.
– Что за чудо! Как зовут тебя, пингвин?
Цицерон понял, что к нему обращаются, и склонил голову набок, размышляя, чем поживиться от нового человека.
– Это сурки? - спросил Стрешний, поздоровавшись. - Так и не удалось поглядеть на них вблизи.
– Нельзя попрошайничать, - сказала Нина Цицерону. - А то прилетит дракон и тебя возьмет.
Наполеон вскочил и засеменил к людям, изображая жадного кладоискателя, который опоздал к дележу приисков на Клондайке.
Высоко-высоко в ослепительном, солнечном небе кружил дракон, не обращая на людей и сурков никакого внимания.
Павел Амнуэль. Иду по трассе
Они ушли в ночь. А может быть - в день? Что сейчас за тучами - солнце или звезды? Мухин выпрямился во весь рост, посмотрел вверх, стараясь в кромешной тьме воздушного дна увидеть нижнюю кромку облачного слоя. Он увидел - не тучи, а корабли. "Паллада" и "Тиниус" уходили на запад, ныряя в воздушных течениях. Снизу они казались пляшущими огоньками, блуждающими звездами.
Пора и мне, подумал Мухин. А где остальные - Крюгер и Маневич? Ушли, не видно их, не слышно. Пора и мне… Мухин повторил эти слова, будто хотел к ним привыкнуть. Он не мог сдвинуться с места, потому что с каждой секундой вливался в него новый мир ощущений, звуков, запахов. Ураган крепчал, ветер давил сейчас с силой гидравлического пресса. Рядом неторопливо полз ручей - это была расплавленная пемза, она втекала в трещины почвы и казалась оранжевым деревом с длинной сетью отростков.
Мухин опустил в ручей палец - стало тепло, приятно. Тогда он погрузил в лаву все свои четыре руки и, подталкивая тело ногами, спустился сам. Ручей достигал Мухину до пояса, идти по его течению было легко. Мухин шел, расплескивая лаву, светящиеся брызги летели во все стороны, он набирал их в пригоршню и швырял вверх. Огоньки не падали, ветер подхватывал их, и они еще долго светились в темноте, будто искры от костра.
Вдалеке - Мухин не видел, но угадывал своим локационным чутьем, - вставали горы. Каменное крошево, перекатывающееся с места на место. Еще километра четыре, подумал Мухин. Потом ручей свернет, придется остановиться и подумать, как быть с ногами. Запросить у Шаповала программу перестройки. На тренировках все было просто. Даже приятно и любопытно - управлять своим телом. Здесь… Страшно? Да, наверно… Это может стоить жизни…
Мухин отогнал нелепые мысли. Сейчас - работа. От его, Мухина, успеха зависят семнадцать жизней, а он увлекся, влез в ручей, как мальчишка, вместо того, чтобы вызвать "Палладу", хмурого Годдарда, самоуверенного Шаповала. "Паллада" уже в космосе, время связи.
Мухин сосредоточился, представил себе - он взмывает в воздух, раздвигает его неподатливую толщу, и вот над ним звезды и огни "Паллады"… Ощутил внутренний голос, понял - есть связь. И тихо, будто не выл ураган, не шипела лава в ручье, не грохотали, перемалываясь, камни, сказал:
– Я Испытатель-два. Иду по трассе…
Годдарда не оставляло ощущение, что он забыл нечто важное. Он думал об этом, пока "Паллада" пробивала атмосферу Венеры. Корабль шел с трудом, внешне он напоминал батискаф, и Годдард казался себе капитаном дальнего плавания - так и хотелось скомандовать: "Два румба влево, так держать!" Он и готовился к этому - к испытаниям в глубинах Индийского океана. Все планы спутала авария на "Стремительном". Экспедиционный планетолет с экипажем потерял управление над полярной зоной Урана. Связь прервалась сразу, но локаторы еще полчаса вели корабль, погружавшийся в липкую атмосферу планеты-гиганта. Это было неделю назад - люди живы наверняка, хотя и придавлены почти двукратным тяготением. Но спасти их невозможно - ни один корабль еще не пробивал до дна воздушный океан Урана, а там, на дне, нещадные вихри, тепловые взрывы сделали бы поиск мукой, обреченной на провал. И все же шесть дней назад Шаповал объявил: мы найдем корабль! Он, Годдард, протестовал на заседании комитета, выступил в печати и в результате проиграл. Возможность спасти "Стремительный" перевесила его доводы. Комитет разрешил испытательный эксперимент на Венере и - что совсем плохо - его, Годдарда, назначили начальником опыта. В Комитете ЮНЕСКО по рискованным экспериментам не нашлось генетика опытнее Годдарда.