Страница 27 из 380
Лиховцев бросил взгляд на капитана, и тот молча кивнул.
– Продолжай, – разрешил мне подполковник.
– В ожидании своей очереди на допрос я внимательно слушал, что происходит в окрестностях нашего леса. Лагерь в основном спит, канонада тоже стала ночью не такой громкой, и в редкие моменты затишья я отчетливо слышал, как по окрестным дорогам к нашей позиции подтягиваются немецкие войска. Тяжелой техники я услышал немного, но, как минимум, три танка в одной из колонн шли. Остальное – в основном грузовики. Всего, по моим прикидкам, к нам выдвинулся усиленный пехотный батальон. С рассветом пехота начнет прочесывать лес. Если они натолкнутся на серьезное сопротивление, сразу прекратят продвижение, но контакт разрывать не будут, а дальше вступит в дело артиллерия, минометы и, возможно, те бомбардировщики, которые уже отметились здесь вчера вечером.
– Бред какой-то, – категорично заявил капитан, – как можно все это расслышать с такими подробностями? Я еще сержанту этот вопрос задавал, и он так и не смог объяснить…
– Подожди, капитан, – Лиховцев выглядел задумчивым и сильно обеспокоенным, – я слышал, что говорил сержант, и то, о чем сейчас доложил Нагулин, мне очень не нравится, хотя звучит это все, согласен, не слишком убедительно.
– Товарищ подполковник… – я попытался сказать Лиховцеву, что из леса нужно срочно уходить, если, конечно, уже не поздно, но тот остановил меня жестом руки.
– Свободен, боец. Я твой доклад услышал, а остальное уже наше с капитаном дело.
Все тот же красноармеец отвел меня к Чежину и Шаркову. Нам вернули оружие и вещи и отвели к новому командиру – лейтенанту Верулидзе. Этот колоритный грузин руководил отделением охраны штаба. Нельзя сказать, что он сильно обрадовался побудке посреди ночи, но принял нас неплохо.
– Да, неслабо приложило вас, – качнул он головой, выслушав мой короткий рассказ о том, как мы здесь оказались и откуда у нас немецкий пулемет и противотанковое ружье.
– Да вас, товарищ лейтенант, похоже, тоже изрядно потрепало, – ответил Шарков, обведя взглядом лагерь.
– И не говори, – в голосе Верулидзе слышался едва различимый акцент, но слова он выговаривал правильно, и достаточно сложные предложения строил без всякого напряжения, – с седьмого июля, считай, в непрерывных боях. Нормально, в целом, дрались, но прет немец… Откуда только столько техники у него? И воевать умеют, не отнимешь. В конце месяца только фронт развалился. И до этого, конечно, отступали, но окружений удавалось избегать, и контрудары сильные наносили. А потом…
Что было потом, Верулидзе рассказывать не стал – только рукой досадливо махнул, но мы и так отлично понимали, что случилось дальше.
– Что с боеприпасами, бойцы? – сменил тему наш новый командир, кивая на «Панцербюксе».
– Двадцать три патрона, товарищ лейтенант. Совсем не густо, – ответил я, взвешивая в руке ранец с боезапасом, – и к винтовкам тоже патронов нет почти.
– Ну, с боезапасом к «мосинкам» я вам помогу, – кивнул лейтенант, – а вот с этим… Тут уж вам экономить придется, ничего не поделаешь.
Патронов к винтовкам нам действительно подкинули, но по итогу оказалось, что кроме немецкого противотанкового ружья, другого оружия у меня нет, что меня, естественно, не порадовало, но Верулидзе в этом вопросе помочь мне ничем не смог – оружия в отряде не хватало. Зато теперь мое «панцербюксе» оказалось не просто трофеем, а моим личным оружием, врученным мне Родиной, о чем в красноармейской книжке бойца Нагулина появилась соответствующая запись, вместе с обязанностью это оружие хранить и ответственностью за его утрату. То есть с настоящего момента эта шестнадцатикилограммовая дура будет сопровождать меня вплоть до выхода к своим, если таковой состоится, даже тогда, когда к ней закончатся патроны, обеспечить которыми меня здесь вряд ли кто-то сможет.
А еще в моем документе теперь значилось, что я – ефрейтор. Назначив меня командиром расчета противотанкового ружья, подполковник Лиховцев, как командир части, своим приказом присвоил мне новое звание, невеликое, конечно, ну, да и на том спасибо.
Где-то через час к нам забежал сержант Плужников и поинтересовался, как мы устроились. В отличие от Верулидзе, которому я ничего докладывать не стал за явной бессмысленностью этого занятия, сержанту я рассказал о том, что ждет нас утром. Плужников дернулся было бежать к своему новому начальнику, но я его остановил, объяснив, что сам уже обо всем доложил и Лиховцеву и особисту.
– Клубнев его фамилия, – просветил меня сержант, – Капитан НКВД Клубнев. С виду мужик нормальный, хотя поначалу прессовал меня сильно, но сейчас иначе и нельзя.
– Нужно хотя бы немного поспать, – перевел я разговор на другое, не желая возражать Плужникову, – завтра будет тяжелый день, товарищ сержант.
С моим предложением все трое согласились незамедлительно – спать хотелось отчаянно, и, пользуясь тем, что посты вокруг лагеря расставлены, а нас в график караулов никто пока не включил, мы наскоро перекусили все той же тушенкой с ржаным хлебом и завалились спать, завернувшись в плащ-палатки.
Разбудил меня сигнал тревоги, поданный вычислителем. Немцы свой ход сделали, и сейчас их пехотинцы выгружались из грузовиков и строились в цепь в километре от леса. За их спинами порыкивали двигателями четыре бронетранспортера, но лезть вперед, помня о судьбе своих товарищей, они не торопились. Еще дальше скучали у своих машин экипажи трех чешских танков 38(t), придержанных здесь командованием шестнадцатой моторизованной дивизии вермахта для помощи тыловым частям в ликвидации крупной русской диверсионной группы, вырвавшейся вчера из грамотно расставленной на нее ловушки.
Немецкий легкий танк чехословацкого производства Panzerkampfwagen 38(t) или Pz.Kpfw.38(t). Выпускался для вермахта после оккупации Чехословакии. Был модернизирован немцами (в основном в части усиления бронирования) Принимал активное участие в боях начального этапа Второй мировой войны. Вооружение: пушка 37 мм, два пулемета калибра 7,92 мм. Скорость по шоссе – 43 км/ч, по пересеченной местности – 15 км/ч.
Окружить весь лесной массив у противника сил не хватило. Все-таки немцы сейчас вели интенсивное наступление, сдерживали контрудары южного и юго-западного фронтов и основную свою задачу видели в окончательном окружении шестой и двенадцатой армий. Поэтому выделить много войск для ликвидации пусть и активной и опасной, но все-таки не слишком крупной группы русских они не могли. Да и мало ли таких групп сейчас прячется по лесам – на всех войск не напасешься.
Но окружать весь лес и не требовалось. Немцы выставили наблюдателей и разослали несколько мотоциклетных дозоров, чтобы вовремя засечь нашу попытку покинуть лес, а сами начали прочесывание с его юго-восточной части, почти точно угадав, где находится лагерь Лиховцева.
– Подъем бойцы, – пихнул я Бориса и Шаркова, которого, как я, наконец, выяснил, звали Василием, – Минут через пятнадцать немцы полезут в лес.
Лейтенанта Верулидзе я нашел у блиндажа Лиховцева вместе с остальными бойцами отделения охраны штаба. Никто здесь уже не спал, и, судя по всему, о появлении противника в непосредственной близости от лагеря командование знало. Похоже, люди капитана Щеглова не зря ели свой хлеб, и обнаружили угрозу заблаговременно. Я поставил в своей голове жирный плюс напротив фамилии командира разведчиков.
– Нагулин, где твои люди? – махнул рукой заметивший меня Верулидзе. Противник на подходе, быстро всех сюда.