Страница 7 из 54
Следующие дни Гарри потратил на то, чтобы поправиться. Занимался всеми физзарядками, которые предписывали врачи, послушно поглощал полезные укрепляющие кашки с протеином и боролся с привычками собственного тела. Ибо Тобиас, как выяснил Гарри, был горьким пьяницей и заядлым курильщиком. То и дело он ловил себя на том, как норовит последовать за соседями по палате, удаляющимися на перекур, и обнаруживал, что тянет руку за папиросами… Гарри останавливал эту руку, опускал или хватался за что-нибудь по пути. Чаще — отдергивал её к волосам, выработав постепенно привычку запускать пятерню в темно-каштановые кудри. Глаза у Тобиаса оказались зелеными и чуть навыкате — жабьими. Красоту Эйлин, видимо, углядела в его росте — в нём оказалось аж шесть с четвертью футов. Добрых сто девяносто сантиметров, как любезно сообщили напольные медицинские весы в профилактическом кабинете. Несмотря на пристрастие к алкоголю, вес Тобиаса держался где-то в районе восьмидесяти пяти килограммов. То есть пить он начал недавно?
Мотивацию ухода в запой Гарри узнал от соседей, половина которых попали в больницу по той же причине, что и Тоби. По всему Манчестеру началось массовое сокращение рабочих кадров. То есть грубо говоря — пришла тотальная безработица. Послушав же разговоры, коих было немало по вечерам после отбоя, Гарри уяснил себе, что скандалы в семье Снейпов были самым обычным явлением в нынешнее время. Просто уж так случилось, что шестидесятые — это время очень сильных изменений в Британии, когда целые отрасли промышленности умирали или катастрофически уменьшались. Текстильная, угольная, судостроительная, а вместе с ними умирали и небольшие городки вроде Коукворта. Работали-то в основном одни мужчины, женщины в большинстве были домохозяйками. Гарри не знал точно, кем был Тобиас Снейп: простым работягой или тем же бухгалтером на фабрике, но если фабрика закрывается или производит сокращение штатов, уже не так важно, кем ты на ней работал, если тебя уволили. Или над тобой постоянно висит угроза увольнения — на следующей неделе, в следующем месяце, в следующем году… нельзя строить планы, нельзя позволить себе что-то изменить, нет никакой определённости. И вот под таким прессом были вынуждены жить не только Снейпы, там уже неважно, ведьма жена или нет, мужья-магглы срывались на магглов-жён, детей, своих матерей.
Ха, а Дамблдор, помнится, вещал, что каждый, кому нужна помощь, может получить её в Хогвартсе — только вот у Эйлин Снейп и мысли не возникло пойти за помощью в Хогвартс, с грустью подытожил Гарри, лежа на койке и глядя в темный потолок. Бедняжка Эйлин поступила куда круче — обратилась за помощью к своему другу-волшебнику, Тому Реддлу. Ведь она совершенно точно упомянула городок Литтл Хэнглтон… Скольких Томов он ещё знает, причем таких, что в паре с ними звучит фамилия Фрэнка Брайса?
Помимо прочего Гарри угнетала ещё одна безрадостная мысль — он стал магглом. Огромная, невосполнимая потеря для того, кто недавно был волшебником. Лежа на койке в минуты тихого часа, Гарри с грустью рассматривал свои большие мозолистые ладони — никогда эти руки не возьмут волшебную палочку…
Зато они взяли кое-что получше, когда Гарри наконец-то выписался из больницы. Эйлин заехала за ним на такси, держа в руках сверточек с сыном. Личико сына Гарри увидел в машине, когда устроился на сиденье и жена подала ему малыша. Смугленький, сморщенный, с иссиня-черным пушком на лобике, Северус Снейп сладко посапывал на папиных руках. Месячный малыш, крохотный, беззащитный… По щеке Тобиаса скатилась одинокая скупая слеза. Которую, ахнув, стерла потрясенная Эйлин.
— Тоби, я тебя не узнаю! — вскрикнула она.
— Прости… — Гарри сморгнул новые слезы. — Я больше не буду на тебя кричать. А работа… Господь с ней, найду другую!
В ответ Эйлин пылко прижалась к нему. И всю дорогу до самого дома трепетно молчала, переживая разительные перемены, произошедшие с её дорогим любимым мужем. Видимо, правду сказал врач — клиническая смерть меняет человека. А глядя на то, с какой осторожностью идет Тоби от машины к крыльцу, тяжко опираясь на прочную трость, искусала себе все губы. Это оказалось очень больно, видеть слабость и беспомощность такого большого, сильного когда-то человека.
По дому Гарри перемещался тоже с тростью, обходя свои владения, знакомясь с ними и изучая. Эйлин ходила за ним по пятам и рассказывала-показывала, где что лежит. Походив и послушав стенания супруги насчет дороговизны дров и угля, Гарри не удержался от подколки:
— Ты же волшебница, Эйлин. Почему бы тебе не наколдовать магический огонь в камине или в плите? Да хоть весь дом утепли рунами или там заклинаниями: Тибидох, габидохс… — и руками шутливые пассы произвел. Эйлин удивленно засмеялась.
— Ты же был против колдовства в доме!..
— Теперь я не против. Тем более что это такая экономия денег и ресурсов отопления… Как видишь, я полностью пересмотрел свои взгляды и отныне сам прошу тебя — дерзай!
На ночь Гарри в целях целомудрия вознамерился устроиться в гостиной. Но пришла Эйлин и прикорнула под бочок. Пришлось смириться со своим женатым статусом и идти спать в общую спальню, как законному супругу. Отдельные будуары Гарри поостерегся предлагать Эйлин, сообразив, что так он выдаст себя с головой. Конечно, можно сослаться на болезнь, но не будет же он болеть бесконечно долго, когда-то придется выздороветь, и потом уж никакими силами не отбрешется и не объяснится, почему не желает исполнять супружеский долг.
А может, признаться? Сказать ей правду, да и успокоиться? Ну и как это будет выглядеть? Глупо это будет. Гарри знал, так как репетировал это перед зеркалом: «Дорогая Эйлин, видишь ли, я не твой муж, а попаданец, и зовут меня на самом деле Гарри Поттером». Угу. Говорить-то он говорит, а в зеркале наичестнейшая рожа работяги Тоби отражается, и те слова в его устах звучат как самая наиподлейшая ложь. Дал же боже ему такую простецкую внешность — ни соврать, ни сымпровизировать!
Глубокой ночью запищал Северус. Эйлин заворочалась рядом, слишком усталая, чтобы сразу подхватиться к сыну, так что Гарри опередил её, встал к ребёнку сам. Подошел к кроватке и взял огромными своими ручищами крохотное тельце. Северус уместился в двух его ладонях. Чмокнул и затих, сосредоточенно глядя на папу. Гарри принюхался — ясно, ну-ка, где тут у нас пеленки?..
Помыв попку в подогретой водичке и перепеленав младенца, Гарри принялся ходить с ним по комнате, качая и баюкая. Теплый, маленький, доверчивый комочек у сердца навеял неведомые доселе чувства. Гарри они были точно незнакомы, а вот Тобиасу…
— Спи, сынок. Папа дома, с тобой… Спи, мой маленький, и ничего не бойся, — тихо шептал Гарри, чувствуя, как пробуждается в нём телесная память Тобиаса. Не та, что помнила пристрастие к выпивке и курению, а нечто гораздо более глубокое, лежащее где-то в подкорках сознания. То самое, интуитивное, верное и вечное, как сама природа… А может, это не в памяти Тобиаса, а в самом Гарри проснулся дремлющий отцовский инстинкт?..
