Хогвартский комиссар

Глава 22. Эхо истории

Как нам известно из истории магии, Хогвартс задумывался как самая надежная и защищенная цитадель в эпоху войн. Жизнь хоть и не стоила ногтя на пальце солдата, за детей всё равно опасались, уж больно высока была их смертность на заре времен.

И основатели Хогвартса не стали исключением. Дожив до пятнадцати зрелых лет и ощутив на щеках первую поросль (у девушек растительность закучерявилась в других местах, но мамами они стали уже в тринадцать), парни страшно поразились этому факту. Мечи и копья они получали ещё в восемь и к настоящему времени уже как-то подустали сражаться. Захотелось стабильности и покоя.

Мерлин, он же Эмрис, он же Амброзий Аврелиан, перед отправкой на север сочинил себе очередную легенду и новое, никому не известное имя, своим попутчикам представился как Салли Слизерин, приложив к имени полустертую печатку на кольце и гербовый родовой лист, затасканный до дыр. То есть тоже малоразборчивый. Годрику со свитой этого, впрочем, было вполне достаточно, так как сам сменил и оставил позади не одно имя и титул. Его сестра, полная и прыщавая, окруженная детьми, своими и чужими, так давно, что и забыла уж, кого сама-то родила, имени не помнила и поэтому сохранилась в истории как Полная Дама (впоследствии увековеченная на живой картине, став стражницей на входе в башню Гриффиндор), весь путь на север смешила и веселила свой эскорт. Две её спутницы, пышнотелая Пенелопа и безымянная, дурно пахнущая, вечно больная, вся в грибках, тощая мисс, которую за неимением имени прозвали Кандидой, считались фрейлинами Полной Дамы.

Вот такие попутчики появились у Мерлина на пути в горную Шотландию. Скрипели колеса, шлепали в грязи деревянные башмаки волов и лошадей — о железных подковах в тех краях ещё не слышали, орали дети и роились мухи, ликующие над навозной дорогой.

Историю магического мира пишут проигравшие по той простой причине, что принятие Статута о Секретности в конце XVII века — это не более, чем попытка магов сделать хорошую мину при плохой игре. Их должны были загнать в подполье огнем и мечом ещё за несколько столетий до этого, и ни о каком мирном сосуществовании не могло идти речи уже века так с XII. А то и с XI. Арман Малфой и его современники, вероятнее всего, были последними, кто еще мог заявить о себе в открытую до того момента, когда Церковь всерьез взялась за всех неугодных.

Сейчас уходил девятый век, вяло прислушиваясь к указам первых монархов, ещё пытающихся удержать те клочки земельных угодий, доставшихся им от Ллевелинов, Хаконов и Фейхайров, силясь попутно разогнать колдунствующих шарлатанов, от которых уж продыху не стало. Потому что гады!!! Стоит где-то ведьме объявиться, так сразу начинается всяческая потусторонняя ерепень с падежом скота, моровым поветрием и бубонной страшной чумой с холерой. И ведь поди узнай, отчего коровы копыта отбрасывают, как только поблизости шаманка в бубен ударит… Дохлую корову закапывать — та ещё морока, доменных печей и крематориев в ту пору не строили, а просто сжечь гору коровьих туш было ой как сложно.

Раннее Средневековье — это, по сути, рай для бактерий: помои и содержимое ночных горшков выливались за окна, гнили брошенные на обочине тела околевших лошадей и быков, тухли и разлагались обугленные коровы, те самые, которых честно пытались кремировать при помощи костра. Крысы и мыши вместе с тощими бездомными псами нажирались от пуза дармовой падалью, щедро обмениваясь блохами и клещами, те в свою очередь жирели и плодили свои собственные микрокультуры — чумные палочки и холерные вибрионы… И-и-и носились по странам и городам чума под ручку с холерой, скашивая богатые урожаи из больных людей.

Так что добравшись до Хайлендских предгорий, Мерлин-Салазар и Годрик были умотаны в ухайданку, замученные вечно орущими детьми и скандальными тётками, истерящими по малейшему поводу и без. Тот, кто странствует через всю страну с обозами в плотном окружении баб, детей и домашней скотины, их поймет. Привал, устроенный в горном распадке, оказался судьбоносным. На запах дыма приперся гигантский вепрь — узнавать, кто пожаловал в его края и зачем? Ответ он получил копьями в окорок и яблоком в зубы. Отведав нежной кабанятины и отметив множество оленьих троп в окрестностях, Годрик с Салазаром единогласно решили остаться здесь.

Вырубка леса и обтесывание бревен — дело не быстрое, но верное: уже через год в просеке пролегла Кабанья улица — Хогсмид. А выше в горах, на берегу мрачного черного озера, был выкопан котлован под постройку каменной крепости. Котлован, кстати, был прорыт нестандартно — снизу вверх, из пещер, которые были особенно оценены магами, так как могли послужить убежищем на случай нападения. Глубина их была не изведана и по сей день, а красота — неописуема.

Жили маги, работали, подрастали дети, крепли и тоже включались в постройку Хогвартса. Камень в горах далеко не дефицит, не одна каменоломня образовалась вокруг строящегося здания. Перемещали камни магией, той самой, широко известной Левиосой, клали впритык и накрепко без цемента и раствора, так, как умели только древние зодчие, чьи строения и в наши дни вызывают много вопросов. Работали с душой, шлифуя и граня каждый камушек, собирая найденное золото и серебро в общую копилку. Ну да, гору раскопать и никаких ценных руд при этом не найти? Ха! А алмазов не хотите? У нас тут и берилл есть, и хризолит, и малахит, и аметист…

Самые драгоценные камни — желтые алмазы, изумруды, рубины и сапфиры — четверо старших честно поделили между собой. Кандида обожала сапфиры, Пенелопа отдала предпочтение крепкому и верному алмазу, Годрик тяготел к рубинам, а Салли, так и быть, полюбил теплые сверкающие изумруды.

Будучи анимагом, Мерлин, а ныне Салли частенько совершал вылазки в нижние пещеры, исследуя и изучая их, попутно шлифуя стенки полостей внутри горы, тем самым создавая тайные ходы в стенах замка. В один из таких исследовательских рейдов Салли наткнулся на гнездо василиска, из которого рискнул стащить яйцо. Если уж подвернулся шанс, то незачем его упускать — Мерлин давно хотел попробовать вырастить ручного василиска.

Примерно в то же время в районе Инвернесса рыцари загнали и закололи молодого дракона. Сильно израненный, он всё же исхитрился вырваться и удрать, так как очень хотел жить. Правда, далеко улететь не смог. Ослабев от кровопотери и болевого шока, дракон рухнул в буквальном смысле на головы магам, проломив собой сарай. Выбравшись из-под переломанной туши, Годрик оглядел нанесенный упавшим чудовищем ущерб, рассердился и собрался добить злосчастного летуна. Вынул меч из ножен, нацелил в глотку, но тут на дракона заполз Лонгор, маленький ручной василиск Салли, прикрыл своим тонким длинным тельцем и невинно уставился в лицо Годрику солнечными глазами.

— Уйди, червяк! — рыкнул Годрик.

Мордочка Лонга посерьезнела, глаза недобро сощурились, наливаясь опасным огнем. Почувствовав, как холодеют ноги, Годрик посмотрел вниз и увидел, что до колен его конечности окаменели. Питомец Салли очень настаивал на своем. Чтобы не окаменеть полностью, Годрику пришлось уступить и оставить дракона в покое. Тот, будучи раненым, вел себя кротко: лежал там, где его поместили, терпел перевязки, покорно и без протестов кушал одуванчики, прописанные для лечения доктором Салазаром, слушал тишину по ночам и тихо наблюдал за обитателями замка, постепенно проникаясь бытом волшебников и привыкая к ним. Дракон был не глуп, он прекрасно понял, что его спасли от смерти, и, поправившись, отблагодарил хороших людей. Отблагодарил так, как сумел, по мере своих сил, возможностей и разумения: охотился в горах и приносил спасителям оленей, коз и баранов, сторожил замок по ночам и подружился с маленьким василиском. Салли в силу ностальгии по древнему мудрому Килгарре назвал молодого дракона Киллианом.