Хогвартский комиссар

Узнав, что за вон той дохлой овчаркой едет человек из Вены, волонтеры спохватились и стали выволакивать сдохшую псину на прогулки, чтоб хоть как-то привести его в нормально-товарный вид. Так как кобель отказывался от еды, его поставили на капельницу, задним числом спасая от обезвоживания. Пытались с ним играть, тормошили, завлекали мячиками, пищалками, ароматизированными резиновыми «костями», на которые Рекс, впрочем, никак не реагировал, откровенно не понимая возникшей вокруг него шумихи. Но люди не сдавались. Начали разговаривать с собакой, чувствуя себя при этом малость идиотами…

— Ну пёся, пёся, хороший ты, посмотри, какая вкусная косточка! Хочешь? Ну давай, скажи «ам!» Слушай, ты жрать будешь, кабыздох недоделанный?!

Рекс любил общительных людей, любил, когда те с ним разговаривали, единственное, чего Рекс не любил, так это когда его спрашивали. Ведь вопрос подразумевал немедленный ответ, а Рекс привык отвечать на вопросы действием. Так что этот вопрос, заданный сейчас человеком, был для Рекса бессмысленным, ни к чему не обязывающим. Самым толковым вопросом по мнению пса являлся только один — «Понял, Рекс?», потому что на него он мог ответить сразу и без промедлений. Сколько раз было в его прошлой службе в венской полиции, когда любимый Рихард Мозер обращался к нему с просьбами: «Подкрадись и напугай, понял, Рекс? Подкрадись и напугай!» или «Отнеси это Соне. Рекс, ты понял? Отнеси это Соне!» Помнится, с тем заданием он не справился — Соня уже уехала, так что ему пришлось вернуться обратно с запиской и пожаловаться, что не смог выполнить приказ…

В данном же вопросе прозвучала злость, и Рекс вздернул губу, обнажая передние зубы, нет, не клыки, упаси бог клыки показать, вмиг в бешеные запишут… Суматоху, поднятую вокруг его скромной собачьей персоны, Рекс понял только два дня спустя, в полуденную сиесту, во время которой он лежал пластом — от итальянского солнца никакая тень не спасала. Звук шагов и запах заставили его вырваться из тяжелого полубредового сна. Подняв голову, Рекс недоверчиво принюхался — неужели… Спустя две минуты он уверился точно — это Штоки! Только Штоки может так пахнуть и ходить. Родной, ни разу не забытый запах вдруг появился здесь, далеко-далеко от Вены.

Рывком поднявшись, Рекс просительно заскулил и переступил лапами, явление человека из страшного Небытья было сродни чуду. Вместе с запахом Штоки перед глазами Рекса возник образ Мозера, но тут же пригас — им не пахло. Пахло Штокингером… А вот и он!

Прижав уши и растянув губы, пёс заюлил перед сеткой, отчаянно приплясывая и припадая на грудь. Штоки! Штоки, я здесь, гав, гав-гав!

Эрнст с шага перешел на бег, едва увидев верного Рекса. Подбежал, откинул защелку с калитки и распахнул её, чтобы тут же оказаться в объятиях наскочившего пса.

— Рекс… Рекси, хороший, милый… я здесь, Рекси…

Часом позже, уладив все формальности, положенные при изъятии собаки из приюта, Рекс и Штоки сидели в городском сквере, вернее, Штоки сидел на низенькой скамейке, а Рекс стоял на задних лапах позади мужчины и, облапив за шею, вдумчиво лизал доступную с такой позиции часть головы. Лизал, лизал и лизал, влюбленно и старательно зализывая волосы на обширную лысину. Штоки… люблю тебя…

А Штокингер пытался понять, что это на него нашло? Ну забрал он собаку из питомника, ну спас от усыпления, а дальше что? Куда его теперь? В венскую полицию его теперь не возьмут, потому что выдана справка от ветеринара, в которой под строгой печатью вынесен вердикт — к полицейской службе не пригоден. Ну сам-то он бы и поспорил — Рекс в отличной форме, но спорить с бюрократической машиной — это… Без вариантов, короче.

— Вот и что мне теперь с тобой делать, Рекс? — уныло спросил он. — В Зальцбурге мне тебя тем более некуда пристроить. Жена будет против, потому что у дочки аллергия на собачью шерсть.

Рекс не ответил, он был занят — благодарил любимого друга, любил и лизал его лысину.

Ещё час спустя Рекс и Штоки неспешно прогуливались по набережной Рима. Оба немного успокоились и получали удовольствие от совместной прогулки. Мысли Эрнста на сей раз были не столь паническими, а его небесно-голубые глаза внимательно оглядывали людей, рассеявшихся по огромной набережной. Его внимание вскоре привлекла семейная пара с ребёнком. Вообще-то их было немало, разных пар с детьми, но эта казалась весьма колоритной — очень полный мужчина с моржовыми усами, тощая длинная тётка и пухлощекий мальчик лет десяти. Глядя на них, так и хотелось посоветовать им заняться спортом, пробежкой по утрам и завести собаку для поддержания тонуса. Застигнутый врасплох этой мыслью, Эрнст остановился, оглядел семейку и, переведя взгляд на Рекса, оценивающе окинул взглядом его стройное поджарое тело.

— Слушай, тебя же всё равно придется пристраивать в приемную семью, как собаку-ветерана? — нерешительно начал он. Рекс, запрокинув морду, внимательно смотрел в склонившееся к нему лицо старого доброго Штока. А тот продолжил: — И разве не лучше будет, если это сделаю я, а не какой-нибудь член комиссии, который тебя совсем не знает и решит, что полицейской собаке нечего делать в семье с маленькими детьми? Но я-то тебя знаю, Рекс, и верю, что ты никогда в жизни не обидишь ребёнка.

Так же внимательно Рекс слушал голос родного Штока и силился сообразить, о чем речь, пока он уловил и понял только два слова — свое имя «Рекс» и «ребёнок», постепенно набирался предвкушения, чувствуя, что получит какое-то задание. Эрнст тем временем прислушался к разговору туристов и, узнав в них англичан, обратился к ним на хорошем английском:

— Здравствуйте, вы разрешите обратиться к вам с просьбой? — дождавшись ответного приветствия и приглашения занять свободный стул, Штокингер занялся запудриванием мозгов выбранных иностранцев: — Понимаете, я инспектор зальцбургской полиции и ищу компетентных людей для одного очень благородного дела.

— Какого дела? — опасливо прогудел толстяк. Убедившись, что ему не посмеют возразить, Штокингер заструился дальше:

— Я подыскиваю приемную семью для своего очень хорошего друга, провожаю его, так сказать, на пенсию… — здесь он любовно похлопал по загривку крупную овчарку. — Вот он. Его зовут Реджинальд фон Равенхорст, или Рекс, ему седьмой год и он списан за выслугой лет на пенсию. Собака очень героическая, спасла немало жизней за годы службы. Но дело в том, что в комиссии его недостаточно хорошо знают и могут определить на постой к каким-нибудь генералам в отставке, а это для него неподходящая компания: видите ли, Рекс очень любит детей, и мне кажется, что семья с ребёнком ему больше подойдет.

— Но мы вовсе не… — запротестовала было тётка с лошадиным лицом, но её перебил пухлощекий отпрыск.

— Мам! Хочу собаку! Ты что? Посмотри, какой он классный!

— Ой! Ну конечно, Дадличек, конечно, такой славный пёсик, — тут же заворковала мамка.

Штокингер тихо хмыкнул — похоже, детка из матери веревки вьет, вон как стелется… Н-да, не очень-то надежная семейка, в такую собаку опасно сдавать — ребёнок может в любой момент сменить свои капризы, и тогда у пса могут начаться неприятности. Но да Рекс тоже не лыком шит — с любыми неурядицами справится, главное, в госуслуги не влезать, а с гражданскими он всяко сладит. Или я не Штокингер! Повернувшись к собаке, он взял узкую черную морду в ладонь и внушительно проговорил:

— Теперь это твоя семья, Рекс, следи за ними внимательно, особенно за ребёнком. Понял, Рекс?

Глаза Рекса засияли готовностью служить здесь и сейчас: конечно, я понял! Следить за ребёнком! Отличное задание, Штоки! Приступать?! Штокингер утвердительно кивнул и рывком оттолкнул морду Рекса, отдавая последний приказ. Встал, отдал пузатому мужчине папку с документами и подписями о смене владельцев, приняв взамен от него визитку с телефоном и адресом, совсем без связи он не собирался оставлять собаку, передал поводок мальчику и ушел, не оглядываясь.