Вопрос цены

На шум она подняла голову и посмотрела на нас сквозь стекла тонких очков. Мягко улыбнулась, поднимаясь с места и протягивая мне руку.

— Светлана, — представилась она, вставая и протягивая мне руку. Её голос, как и внешность, был спокойным и мягким, но чувствовалась внутренняя сила. Это была женщина, привыкшая не только к сложностям, но и к тому, чтобы поддерживать порядок и давать опору другим.

— Оливия, — я коротко пожала ей руку и ответила на её улыбку. Светлана слегка кивнула и указала на стул перед её столом.

— Присаживайтесь, — сказала она, возвращаясь на своё место. — Катя, спасибо, можешь идти.

Катерина, кивнув, тихо вышла, оставив нас вдвоём.

— Надеюсь, вам было несложно нас найти, — продолжила Светлана, её мягкий голос наполнял комнату ощущением спокойствия, контрастирующего с общей тяжестью этого места.

— Нет, спасибо, — ответила я, присаживаясь в предложенное мне кресло, — найти не так сложно, как находится здесь.

Светлана понимающе улыбнулась, грустной, усталой улыбкой.

— Чай, кофе, Оливия?

— Мне не хотелось бы вас утруждать, — просто призналась я, понимая, что работа этой женщины выматывающая, тяжелая.

— Что вы, я еще даже не завтракала, так что с удовольствием передохну с вами за чашкой чая или кофе. Только, — призналась она, — у нас и чай обычный, черный и кофе — растворимый.

В её словах была такая доброта и простота, что у меня вдруг образовался ком в горле. Эта женщина, несмотря на все тяготы, явно держала на себе не только рабочие проблемы, но и эмоции всех, кто сюда приходил. Я кивнула, пытаясь сдержать волнение.

— Чай будет прекрасно, спасибо, — наконец сказала я.

Светлана встала и направилась к старому чайнику в углу комнаты. Комната вновь погрузилась в тишину, нарушаемую лишь звуком кипящей воды.

— Признаться, Оливия, — она подала мне красивую фарфоровую чашку, — я была удивлена вашему звонку вчера. Не часто к нам напрашиваются в гости. Обычно люди всеми силами стараются избегать подобных мест. Разве что… — она замялась, но продолжила, слегка понижая голос, — разве что приходят к нам за последним шансом.

В её глазах мелькнула искренняя забота и понимание. Она знала о боли, которая привела сюда многих, но не видела во мне человека, попавшего в такую ситуацию. Светлана говорила не с осуждением, скорее с тихим интересом, как человек, привыкший к чужим тайнам, но не к поспешным выводам.

Я осторожно взяла чашку, почувствовав её тепло в руках, и задумалась на мгновение. Светлана наблюдала за мной, давая мне время для ответа, не торопя, не давя.

— Вы правы, — я приняла решение говорить максимально откровенно, естественно, по возможности не выдавая лишнего. — Вряд ли бы я пришла к вам просто так. То, чем вы занимаетесь выходить за рамки банальной благотворительности и общественно важной работы. Ваш Центр — спорная организация, которая вызывает разные чувства у общества. Кто-то считает вас героями, спасающими чужие жизни, а кто-то — разрушителями семей.

Светлана тихо кивнула, не выражая явной реакции, но её глаза слегка потемнели. Видимо, она привыкла к подобным заявлениям, но каждое такое замечание всё равно оставляло отпечаток.

— Мы понимаем, что не все нас поддерживают, — спокойно ответила она, отпивая из своей чашки. — Для многих легче закрыть глаза на проблему, чем признать её существование. Семья, даже когда она разрушительна, остаётся символом стабильности для общества. Но наша цель — дать шанс на безопасность тем, кто в опасности. Даже если это противоречит чьим-то представлениям о том, что «правильно».

Светлана прекрасно знала, что я не ищу здесь защиты или убежища, но и не являюсь врагом. Она молчала, внимательно глядя на меня, и терпеливо ждала, когда я сама решу, кем являюсь для них — союзником, наблюдателем или просто прохожей, остановившейся у дверей их мира.

Я отпила немного чая, позволив тишине задержаться между нами. Внутренне я ещё обдумывала свою роль в этом месте, но уже чувствовала нарастающее напряжение.

— Я здесь, потому что хочу лучше понять то, чем вы занимаетесь, — наконец сказала я. — Слишком многое зависит от того, как общество воспринимает такие центры, как ваш. И как это восприятие может измениться. Меня попросили узнать больше о вас и вашем проекте.

Светлана слегка приподняла брови, её глаза заинтересованно блеснули, но она сохраняла спокойствие.

— Я понимаю, — ответила она, слегка кивнув. — Мы не ищем одобрения, но поддержка всегда помогает. Если вы хотите понять, что мы делаем, и как мы это делаем, вы увидите это сами. Но вам придётся пройти этот путь с нами, чтобы увидеть, что стоит за этими дверями.

Её слова прозвучали как приглашение, но и как предупреждение тоже.

— Как вы понимаете, не все в нашем Центре захотят говорить с вами, с некоторыми контактировать не дам я — безопасность находящихся здесь людей — моя полная ответственность. К сожалению, некоторым мы не можем помочь физически — наше здание слишком хлипкое, охрана…. — она горько усмехнулась. — Но те, кто решат, что вам можно доверять, с теми вы можете спокойно разговаривать.

Она взглянула на меня ещё внимательнее, словно пыталась понять, как я восприму её слова. Её забота о безопасности была вполне понятна. В этом месте люди, скорее всего, уже пережили слишком много предательств, и доверие давалось с трудом.

— Я вас понимаю, — кивнула я, принимая её условия. — Я не собираюсь вторгаться туда, куда мне не позволено. У меня нет цели разбирать вашу работу по частям или судить её. Я хочу понять её.

Светлана слегка наклонила голову, её взгляд потеплел.

— В таком случае, — она улыбнулась чуть теплее, — вы сможете увидеть, как мы работаем, но со своей стороны. Здесь нельзя оставаться просто наблюдателем, нужно пройти с нами этот путь. Если вы готовы, я попрошу Катерину провести вас по Центру.

Она быстро набрала внутренний номер сотрудницы, молча дожидаясь ее прихода.

— Катерина Викторовна, Оливия, наш детский психолог и штатный сотрудник, работающая…. Да со всеми она работает и с мамами, и с бабушками и с детьми. Нет у нас возможности содержать штат психологов, справляемся тем, что есть. Она, как и я, стоит у истоков проекта, знает о нашем Центре все. И даже то, чего я не знаю, — Светлана слабо улыбнулась. — Катя, пожалуйста, покажи нашу работу Оливии.

Катерина Викторовна, стоявшая у двери, коротко кивнула и взглянула на меня. В её глазах не было ни капли недоверия или подозрительности, но в её взгляде читалось понимание того, насколько хрупкой была каждая жизнь в этом Центре. Она не собиралась пускать меня глубже, чем позволяли рамки доверия.

— Конечно, — ответила Катерина мягко, но твёрдо. — Пройдёмте, Оливия.

Она жестом пригласила меня следовать за ней, и я почувствовала, что это будет больше, чем просто экскурсия. Это было что-то большее, приглашение в мир, где каждая история несла за собой боль и надежду одновременно.

Мы вышли из кабинета Светланы, и шаги наши гулко раздавались по деревянным полам.

Катерина Викторовна вела меня по коридорам Центра, и с каждым шагом я всё больше ощущала тяжесть этого места — не из-за стен или мебели, а из-за невидимого груза историй, которые оно хранило.

— Начнём с детской комнаты, — сказала Катерина, останавливаясь у одной из дверей. — Это одно из немногих мест в Центре, где мы пытаемся создать атмосферу, хоть немного напоминающую нормальную жизнь.