Страница 80 из 87
Кончаловскому повезло. С детства его окружала возвышеная атмосфера душевности и интеллигентности. Даже в сортире. Нам же, родившимся в семьях сильно попроще, выпало и воспитываться настенными надписями сильно попроще. Я бы сказал, очень сильно попроще. Но не будем грустить: и эти надписи тоже кладезь. Зачерпнем из него. Если это занятие, уважаемый читатель, тебе не по душе, перемахни десяток-другой страниц. А мы для начала, как всегда, сделаем некий обобщающий экскурс.
Обыкновение писать что-либо непотребное на стенке туалета, как уже отмечалось, восходит к Древнему Риму. Полагаю даже, оно имело место и ранее, но тут оно уж точно документировано. Нынешние времена, естественно, вносят свои коррективы и нюансы в это древнее и вечно живое занятие.
Поразительное дело, но у сортирной стенки и Интернета великое множество точек соприкосновения. И тут и там можно высказаться полностью анонимно, а значит, до конца искренне, честно, во весь голос, как сказал бы Маяковский. (Историки гласности в отечестве пусть знают, что ещё хилая хрущевская «оттепель» в середине 50-х имела в числе первых своих росточков неподцензурную стенгазету в сортире МГУ, именовавшуюся "Серпом по яйцам".) И тут и там ты обращаешься к анонимному братству людей, которые тебя услышат, поймут крик твоей души, ответят на него своим криком. И тут и там ты входишь в некое пространство, душевно для тебя притягательное, обжитое, свое. Пространство, если хотите, сакральное. Ты становишься как бы одним из анонимных строителей храма, устремленного в вечность, украшаешь его стены своими фресками, своими или чужими, но ставшими уже ходовыми речениями, полными то народной мудрости, то народной языческой непочтительности ко всему сущему. И тут и там ты чувствуешь себя приобщенным к чему-то огромному, увековеченным, пусть и анонимно (а при желании и под полным своим именем и фамилией), оставившим на этой земле свой памятный след.
Не случайно в Интернете, думаю не только российском, столь велико число сайтов, являющих собой сборники сортирных надписей, призывающих анонимных друзей включиться в общее дело культуры — сохранить для человечества эти неистребимые негорящие тексты и, приобщившись к их собиранию, прославить собственное имя. Нижеприведенные сортирные перлы в подавляющей своей массе взяты именно из Интернета (особую ценность представляет научно обстоятельный сайт Сергея Полетаева — искренняя ему благодарность), в чем-то дополнены, в чем-то скорректированы по личным наблюдениям и воспоминаниям автора.
Хочешь понять душу современника — загляни в сортир. Там она предстает если и не во всей полноте, то уж точно во всей обнаженности сознания и подсознания, в многочисленных своих связях и с современным миром, и с миром вечным. Не зря же самые серьезные ученые изучают эти надписи, прикладывают к ним разные научные теории. Их рассматривают "как источник информации о социальной группе, как средство коммуникации молодежной субкультуры (Bushnell), как территориальные знаки, помечающие пространство (Ley, Cybriwsky), как феномен культуры постмодернизма (Kozlovska)" и т. п., а отечественный исследователь граффити (не только туалетных) Алексей Плуцер-Сарно, коему принадлежат процитированные слова, добавляет к сему ещё один подход — взгляд на настенные надписи как на магические тексты, заклинания. Когда-нибудь ко всему этому непременно прибавится ещё и подход исторический: по этим самым надписям, нецензурированным, нередактированным, неподкупным (кому ж и кого подкупать?), будут изучать истинную историю века, их породившего…
Современники же, чуткие к правде, почитают похвалу на сортирной стенке высшим одобрением. Так, Сергей Соловьев впервые почувствовал истинное признание народа, когда узнал, что в центральном «учебном» туалете высотного здания на Ленинских горах, где в ряд к стене прикручено, наверное, десятка четыре писсуаров, вдоль всех них на кафеле большими буквами, толстым несмываемым фломастером выведена была надпись: "Всем смотреть! "Чужая белая и рябой" — фильм века!" "Это меня несказанно обрадовало, — пишет он в своих воспоминаниях. — Это, черт возьми, думал я, преддверие славы".
Публикуемые ниже тексты в основном принадлежат стенам российских сортиров. За бугром, конечно, этот вид творчества тоже в ходу, но все же, думаю (точными данными не располагаю), не в таком, как у нас. Замечено также, что наш соотечественник вносит посильный вклад в духовное обогащение аналогичных зарубежных мест. Видимо, к этому относится замечание Владимира Высоцкого: "В парижских сортирах открылись дни славянской письменности", а также и стихи:
Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке:
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке.
Русский человек, как известно, заходит в кабинку туалета, на ходу доставая шариковую ручку. Он по природе своей открыт и жаждет общения. И таковы же душевные качества всех народов евразийского пространства. Никогда не забуду строки, увиденные лет 30 назад на выбеленной глиняной стенке гостиничного туалета в таджикском городе Орджоникидзеабад: "Один женщина совсем дурак — ни разу не дадут". О как я понимаю крик души этого неведомого мне таджика!
Потому, уважаемый читатель, а особливо уважаемая читательница, не осуждай меня чрезмерно за грубость, охальность, кощунственность и прочие нехорошие качества приведенных ниже текстов. Мне самому они далеко не все кажутся умными или остроумными — иногда просто чистая гадость и непотребство. Но что делать, любовь к истине — превыше всего. Надписи таковы, каковы мы сами.
Краткая хрестоматия
(пособие для начинающих)
Туалетные писаки, вы не блещете умом,
Ваши рожи, ваши руки перепачканы говном.
Все настенные поэты
Скоро будут на хуй вздеты!
Да вырвет хуй тому Аллах,
Кто пишет гадость на стенах!
Я в рот ебал бы тех поэтов,
Что пишут здесь, а не в газетах.
Писать на стенке туалета,
Увы, друзья, — не мудрено!
Среди говна — вы все поэты,
Среди поэтов — вы говно!
Вы это зря сказали, право,
Хотя поэт поэту рознь,
Вы прокричать должны нам "Браво!",
Коль вы среди поэтов гость.
Ведь каждый знает, что не сразу
Талант рождается средь нас,
Потренируйся с унитазом,
Чтоб заслужить почтенье масс!
Хорошее место приятно украсить.
По Пушкину:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный
Шестнадцать строк в общественной уборной.
Еще по Пушкину:
Товарищ, верь, взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Когда из списков этой части
Изчезнут наши имена! (в армейском сортире)
Еще по Пушкину:
Я вас любил…
Любовь еще, быть может,
В моих штанах завяла не совсем…
И ещё по Пушкину:
Сортир! Как много в этом месте
Из члена русского слилось!
Как много в нем отосралось!..
И опять, и опять по Пушкину:
Во глубине сортирных груд
Храните гордое терпенье.
Не пропадет ваш скорбный труд
По разгребанью удобренья.
Почти по Лермонтову:
В минуту жизни трудную,
Когда я срать хочу,
В сию обитель чудную
Я как стрела лечу.
По Некрасову:
Гляжу: поднимается медленно…
По Маяковскому:
Я достаю из широких штанин
Толстый, как консервная банка.
Смотрите, завидуйте, я — гражданин,
А не гражданка!
По Шекспиру:
Нет повести печальнее на свете,
Чем повесть о минете в туалете.
Усевшись на очко, видишь перед собой: "Посмотри направо".
Смотришь направо, написано: "Посмотри налево".
Смотришь налево, написано: "Посмотри назад".
Позади написано: "Посмотри наверх".
Наверху написано: "Сел срать, так не вертись!" (или, к примеру, "хули вертишься, пидарас!!!!").