Страница 78 из 83
— Редкая птичка, — хмыкнул Корвус, почёсывая подбородок.
В уме всплыла та книжица сказок, потрёпанная, сменившая много рук. Вспомнилось, что одна страница была согнута, отчего всегда открывалась первой. «Что же там было?» — подумал парень, казалось, что важное, поразившее тогда.
— То есть, если тебя поймают плохие люди?.. — потрясённо начал Бэн и сжал в руках мешочек с зубом и бубенчиком.
— То мне, как говорит Корвус, придёт полная задница. И потому я прошу вас обоих продолжать думать и говорить обо мне как о мужчине. И никаких поблажек в обращении. Пожалуйста! — Тёмные ладошки сложились перед грудью, голова опустилась, скрыв огненное золото глаз.
— Конечно! — уверенно ответил Бэн.
— Только с одним условием, — не удержался Корвус и потребовал: — Хочу взамен твой поцелуй!
— Обмен, да? — Мару медленно поднял голову, едва дыша, шарф соскользнул с волос на плечи.
— Эй, может, не надо? — Бэн выставил руку между ребятами, но оба одновременно нажали на неё, опустили.
— Я этого хочу! — проворчал Корвус, раздражённо глядя на Бэна.
— Да, как пожелаешь, — раздался непривычно покорный голос Мару. Голова вновь поникла, косички заслонили лицо, плечи задрожали.
Корвус не понимал, что происходит, что он такого сказал или сделал. Ведь ничего же! Так почему Мару сейчас плакала?
— Прости, забудь! — парень зажмурился, хлопнул себя по лбу и подумал: «Она ведь, наверное, даже не целовалась ни разу за восемнадцать-то лет, а без любви не может! Вот я дурак! Идиота кусок! Склонять невинную девушку ко всякому! Это я испорчен дальше некуда, а она-то!».
— Но я могу, — раздался жалобный голос.
— Нет! Мне этого не нужно! Лучше дай взамен побрякушку с твоих волос! Вот это хочу!
Краткий кивок, голова поднялась, руки завели косички за спину, и у Корвуса перехватило дыхание. Из глаз Мару медленно скользили в подставленную ладошку золотые слёзы, собираясь густой непрозрачной массой.
— Я дам тебе лучше. Повернись правым ухом. Ты где-то посеял серёжку.
Он и вправду не заметил, когда потерял последнюю серьгу своей матери. Подался к Мару. Золотая лужица потекла сквозь отверстие в ухо, нежной теплотой обвила мочку и повисла каплей. Но в ладошке осталось немного. Две руки соединились: большая и маленькая, светлая и тёмная, — и уже через мгновение на мизинце мужской блестело узкое кольцо, будто вросшее в кожу. Оно изменялось по форме пальца, не давило, и снять его было никак.
— Твои украшения… Ты так их делаешь? — выдохнул Бэн. Утвердительно качнулись косички. — Что произошло в твоё отсутствие? Почему их стало больше? — шёпотом кричал толстяк, он выглядел потрясённым
— Просто усталость. — Веки скрыли золото глаз.
Корвус тронул серёжку — теперь часть Мару всегда будет с ним. Хотел спросить, о чём они говорили, и не стал. Он сделал свой выбор, чтобы не лезть в это глубже, чтобы потом не страдать. Надеялся, что отболит очень быстро, но знал — как бы не так.
В памяти зашелестели страницы. Вот смазливый парень, которого все звали генералом, едва старше самого Корвуса, распахнул длинное одеяние, обнажив татуировку на груди. Капля и два скрещённых клинка. Затем разговоры о цене и о цели. Рукопожатие. Вино. Слишком крепкое. Колючая боль на копчике поутру. Тьма их побери! Клеймо! Два дня Корвус не мог встать, всё лежал на животе в шатре и читал книгу сказок.
«И были земли под их ногами из чистого золота. Не принимало Солнце таких даров. И тела становились тем, ради чего лилась кровь, и тела расходились дорогими поделками. И опустела земля. Не видать на ней больше Искр Песков и золота их обескровленных тел».
Вот оно! То, что шокировало на странице с заломом. Он хотел поразмыслить над этим, расспросить местных. Но посыльный привёз особые стрелы для работы и пришлось вставать и идти. Несколько дней в пути, голова цели в мешке. Остаток к авансу плюс сверху за быстроту и молчание. Они обещали, что найдут его, если понадобится. Не желая того, вернулся в Укуджику. Сбежал бы и дальше, да куда от них денешься? Называется, пожелал лёгких денег, на беспечную жизнь позарился. А теперь — клеймо — он с ними, даже если не захочет того. У них были верные средства убеждения. Корвус взглянул на Мару — средств стало на одно больше. Проклятье!
Затряс головой, прогоняя видения, сжал кулак, ощущая как плющится, не отходя от пальца, новое кольцо. Его иллюзорная хрупкость завораживала. Нет, не только его.
— Мару, как вы умираете?
— Не так, как остальные.
Девичьи руки скрылись среди косичек и появились вновь. Две крупные круглые серьги лежали в ладонях. Сколько раз Корвус их видел, они с детства были с Мару.
— Мы обращаемся в золотой песок. Это — мама. Всё, что я успел собрать, пока не разнёс ветер.
— Мару, почему ты мне ничего не сказал? Я бы тебя защитил! — прошептал Корвус.
Друг пожал плечами и отвернулся, закутавшись в шарф. Смысла что-то просить и доказывать не было больше.
Разговор захлебнулся и стих. Темнело, холодало. Оружие напавших спрятали. Припасы быстро растаяли. Даже Ерши проснулся ради такого. Хойко и Буруна раздвинули и улеглись между ними.
Корвус задремал с мелким под боком, но что-то его разбудило. Стылая ночь полнила низину туманом, вдали рокотал гром и слышался ливень. Парень скосил глаза. Мару сидел, зажатый между Хойхо и Бэном, держа его руку в своей. Тот вовсю храпел, не ведая своего счастья. А надо ли ему такое счастье? Корвус прислушался к себе. Оглушительная пустота. Даже боли не было.
«Надо жениться на дочери красильщика, завести дюжину детей и забыть о прошлом. Спасибо, отстрадался», — глядя в низкое небо, решил он.
Мару вскоре лёг. Остаток ночи все пребывали в забытьи. А на утро простились без слов и отправились своими дорогами.
Глава 97
Ночь шторма
Макавари
Входную дверь почти сорвал с петель шквалистый ветер, но знакомая крепкая рука придержала, а после и весь человек, мокрый до нитки, хмурый под стать погоде, протиснулся в маленькую приёмную. Арчибальд Ястреб поднял на гостя взгляд, сложил газету, стараясь не вслушиваться в здание, не ждать, что вот-вот проломит крышу и внутрь хлынет вода.
— Добрый, ты чего это в такую погоду блукаешь? — устало спросил хозяин ночлежки.
— Тревожно мне. Душа не на месте. Будто случится что.
Гость стянул с головы шапку с вислыми лисьими хвостами, вывернул, выдавил. На пол полилось — не страшно. Страшно то, что Добромир был так внезапно встревожен. Ох, не к добру это. Не к добру.
— Не удивительно. Когда крайний раз так штормило?
— Когда Макавари строили и жинка писца того родами померла с малышом. Как сейчас перед глазами стоит. Я ж почуял! Близко был. Хотя, сделать ничего и не мог. Опоздал, — развёл он руками. — Тогда и решил лекарством заняться всерьёз. Арчи, страшно мне! Беда идёт.
— По ученику страдаешь? Так он далеко, наверно. Мож, и малыша Ерши уже забрали. Так до них штормина и не доберётся, глядишь.
— С моря беда, Арчи! — Добромир стиснул мокрый кафтан на груди, то ли выжал, то ли сердце болело.
Арчибальд вздохнул. После отбытия Соломеи все Дракатри будто не в себе были. Сол жалился, что сила чародейская рано его покинула, а не раз могла бы ещё сгодится. Добромир снадобья заготавливал, будто у него полгорода влёжку, а в перерывах гафкался со всеми, вон даже нарушителя того убил. Даже сам Ястреб, который старался к невзгодам не относиться серьёзно, перестал доверять людям, чурался выходить в ночь на улицу, а новых постояльцев отваживал, хотя пустых комнат было полно.