Страница 75 из 83
Тавир опустил ресницы, чтобы не выдать кивком головы услышанное. На сердце потеплело. Ненависть к принцу Багриану остыла. И тут же пришёл ужас. А что если бы тот сказал «да»? Тогда бы юный Феникс наверняка получил свою клетку на ферме и жил бы там… Существовал. А с него, в отличие от Боа, даже нечего взять. Но ведь принц не выдал его. Не выдал? Мальчик захлопал глазами, взглянул на владыку. Тот что-то обсуждал со жрущим бородачом, юноша напротив иногда их перебивал, и все трое смеялись. На Тавира никто не смотрел.
Удивительно, но ему полегчало. Вернулся аппетит. И фрукты внезапно стали манящими. А мясо, судя по форме, принадлежало совсем небольшой птице и на вкус было куриным. Тавир старался не вспоминать единственный любимый урок дома, историю, где говорилось о том, как меняются тела Детей Богов после смерти. Хотя мысли были быстрее намерений, он вспомнил, что Боа обращаются в птиц, но довольно больших. У них точно было что-то от змей, но мальчик уверил себя, что ест всё-таки курицу. Понимал, что с «жирной жабы» станется использовать рабов с фермы на полную. Но, казалось, не в этот раз. Да и принц, довольно улыбаясь, смело пробовал то одно блюдо, то другое, смаковал вино.
Ещё несколько часов до заката пришлось терпеть этот странный пир, смотреть на танцы нагих женщин и слушать трескотню незнакомого языка. Как только последний луч солнца лизнул открытые окна, владыка указал на дверь и все потянулись прочь.
Корабль Радонаса стоял в гавани, к которой вела широкая мостовая, обсаженная фруктовыми деревьями. Багриан шёл впереди. За ним, шаг в шаг, Тавир и Тахиб. За ними — десяток солдат, гвардейцы владыки. Встречные горожане кланялись, уступали дорогу. Принц молчал. И свита тоже.
Но стоило очутиться на корабле, в кабинете принца, как Багриан закричал, сбросил бумаги, писчие перья рывком со стола, принялся колотить несчастное дерево кулаками, рыча, ругаясь по-радонасски. Алые волосы растрепались, лицо посерело, застыло дикой маской. Дёрнулся, упёрся взглядом чёрных глаз в Тавира, в три шага пересёк комнату. Схватил за плечи, потряс, присел напротив на корточки, прошипел:
— Я тебя никому не отдам! Не смей сбежать! А то тебя заберут в эту живодёрню. Не смей! Слышишь⁈ Я тебя защищу, Феникс!
Тавир покачнулся, упёрся затылком в стену, тяжело дыша. Воздуха в комнате не хватало. Горячее покатилось из глаз. В дверь стукнули дважды. Принц скользнул пальцем по щеке, смахивая слёзы мальчика, и сел за стол.
— Войдите! — грозно крикнул господин по-радонасски.
Дверь открылась, просунулся любопытный нос. Один из личной двадцатки принца ворвался в кабинет. Алый плащ за плечами трепетал от резких движений. Вошедший что-то сказал, протянул узкую полоску бумаги, которая то и дело пыталась скрутиться. «Птичья почта», — признал Тавир. Багриан кивком отослал гонца, прочитал письмо, задумался, откинувшись на высокую спинку кресла.
— Господин, мы пойдём, — негромко сказал Тахиб, всё это время стоящий молчаливым истуканом.
— Подожди, — Багриан глянул на Тавира, развернул послание и озвучил: — Мы — Бех-Абар и земли к востоку от Великой реки — взяли под своё покровительство город Искатель по их прошению и доброй воле. Ибо нет у них ни сил, ни желания, ни какой выгоды помогать своим братьям Энба-оленям в городе-форте Ярмехель. — Дочитав, спросил усталым голосом: — Феникс, тебе это о чем-нибудь говорит?
Тавир замотал головой. Ложь, он снова солгал. И Багриан это понял. Не рассердился, только рукой махнул и произнёс:
— Четырнадцать лет назад мой старший брат отправился к истоку великой реки Разлучинки. Непонятый местным населением, он был атакован. И тогда он бросил все имеющиеся при нём силы на город-форт Ярмехель. Затем туда отправился второй мой брат по старшинству, чтобы подписать пакт перемирия. Теперь и я хочу внести свою лепту. Как великий Цевер пытался объединить южные земли, я желаю добиться мира между югом и севером, сделать торговые пути по суше и воде быстрыми и безопасными. Да уж… Мне придётся очень хорошо потрудиться, возможно даже переписать договор, чтобы не Ярмехель, а Бех-Абар и Искатель стали нашими основными союзниками. Ох уж этот Бех-Абар… Сначала бросают нас, теперь снова — здравствуйте.
Тавир молчал, переваривая услышанное. Тахиб равнодушно собирал разбросанную по кабинету бумагу. Багриан провёл рукой по волосам, зажмурился и досказал:
— Бех-Абар — столица восточных Теней. Именно принцессы их рода становятся нашими матерями и нарекаются кормилицами, чтобы не сближаться. Я не хочу сражений, хочу мира. Но мне потребуется вся мощь севера, чтобы искоренить проблемы юга. Цевер не успел привести Гристен к порядку, потому там сейчас так. Если не успею и я, то, боюсь, фермы могут пополниться другими Детьми богов… — Не открывая глаз, он достал из-под камзола тонкую книжицу, положил перед собой на стол, поглаживая пальцами. Опустился ещё ниже в кресле, наконец произнёс: — Ладно, идите. Нам всем надо отдохнуть. Завтра отплываем.
Тахиб поставил на стол стопку бумаг, одним движением вложил писчие перья в специальные канавки на столешнице и открыл перед Тавиром дверь. Мальчик оглянулся на принца. Тот полулежал в своём кресле, будто уснул. Обе руки покоились по бокам книжицы. И у Феникса перехватило дыхание. По обложке, цветом напоминавшей человеческую кожу, вился изящный узор из перьев. Тех самых перьев, что Фениксы Красных гор вырезают на своих левых руках в дни инициации.
Горячий южный ветер дотолкал Тавира до предназначенной ему каюты. Тахиб скрылся в своей — напротив. Мальчик без сил упал на кровать посмотрел на ладонь. При первой встрече или при второй, первую он не помнил, принц проткнул Фениксу руку кинжалом, а развитая сила лечения всё исправила, не осталось и шрама. И теперь Тавир сожалел, что не имеет метки на теле, которая бы напоминала, как жизнь может круто измениться в один момент и, возможно, в лучшую сторону. Но время покажет. Да ещё и тетрадь не шла из головы. Из кого же она сделана? Почему она у Багриана? Мальчик перевернулся, задел локтем пояс с ножнами, где были те самые кинжалы — теперь принадлежавшие ему, — уткнулся носом в стену, поджал колени к груди и задумался о мире, о Детях богов, о переплетении судеб.
* * *
Лагенфорд
В просторной университетской гостиной шумели студенты, но в боковом коридоре за тяжёлой колоннадой было пусто. Чёрную стену в нём украшали парадные портреты ректоров, толстый серый ворс ковра глушил голоса собравшихся, равнодушных к тому, что прямо сейчас за массивными дверями в конце коридора в небольшой чайной комнате обсуждали три леди.
Звякнул скрытый стенной подъёмник, маленькая дверца щёлкнула и открылась, и комнату в бежево-белых тонах наполнил аромат свежезаваренного травяного чая. Тихо затарахтел механизм, выдвигая две рейки к столу, стоящему рядом. По рейкам медленно, будто чопорная барышня, сдвигался поднос. Когда ножки на его дне крепко встали на стол, рейки щёлкнули и втянулись, дверца мягко затворилась. На подносе помимо керамического графина с чаем стояли три чашки на блюдцах и двухъярусная ваза со сластями под стеклянным колпаком.
С ближайшего кресла опустились в туфли девичьи ноги, серебристый край платья скользнул к полу. Лёгкие шаги, и вот поднос уже переставлен на низкий чайный столик прямо на планы и карты, на гербовые бумаги, на договоры и пакты.
— Мне было бы неловко сетовать, но безе вновь подали клубничное, а я такое не люблю, — проговорили из другого кресла, когда первое вновь оказалось занятым.