Страница 71 из 83
Бэн всё же развернул Хойхо, подъехал к месту, откуда видно было дорогу. Там, за мостом, на обочине, лежало что-то смятое, будто часть одежды, а третья повозка, ещё не полностью скрытая пылью, казалась непривычно пустой.
— Думаешь, они правильно сделали? — прошептал Мару.
Бэн лишь поморщился и покрепче прижал к себе Ерши.
Через час обратного пути они вернулись к ближайшему путевому столбу. Корвус оттянул ворот бэновой куртки, взглянул на спящего малыша, покачал головой, смахнул со щеки непрошенную слезу и сказал:
— Ладно, хоть через мост ближе, но в задницу его! Здесь разойдёмся. Бывайте. Мелкого на ноги поставьте! И это… если будете в Укуджике, найдите меня, приючу.
— Ты даже не хочешь обняться на прощание? — спросил Мару.
Корвус фыркнул, потянулся к оставшемуся вину, откупорил бутылку и глотнул.
— Я сам выбираю, с кем мне обниматься, ты, мелкая…
— Задница, да? Твоё любимое слово, — беззлобно поддел горец.
Корвус улыбнулся одной стороной рта, отсалютовал бутылкой и пришпорил Буруна. Хойхо, не успевший попрощаться с другом, взлаял вслед, и ветер донёс ему звонкое ржание.
Глава 94
Оковы свободы
Лодка
— Ты как? — спросила Лукреция, когда Рихард шатко но встал без чьей-либо помощи, хотя обе руки висели плетьми.
— Благодаря вам, лучше, чем могло быть, — ответил он, озираясь.
Девушку от таких слов покоробило: ещё понятно, с чужаками держатся вежливо, формально, но тут же все свои! Особенно после произошедшего. Наверное, нечто глодало Феникса изнутри, не позволяя сближаться, быть собой прежним. Да и как тут быть собой прежним, когда ничего в сущности не изменилось? У остальных не было возможности проявить себя, помочь доставить их всех на сушу. Но только ли в этом дело?
Чтобы не лить из пустого в порожнее, Лукреция подскочила, засуетилась, предложила Фениксу передохнуть, подкрепиться, готовая в этом помочь, поскольку руки его не действовали, а огненный покров ещё не появился… Мальчик посмотрел сквозь неё, выпил воды, поесть отказался, прошёлся, будто заново привыкая к себе, склоняя голову то влево, то вправо, то и вовсе запрокидывая лицо к небу и что-то неслышно шепча. Он осторожно ступал по палубе под щитами, в них боковым ветром несло первые капли дождя с нагрянувшей тучи, давно начался день, но от непогоды было сумрачно, вневременно. Хвостом-поводком-пуповиной, с тихим змеиным шелестом за Фениксом следовала верёвка, связывающая его с лодкой. Девушка молча следила за ним, чтобы в любой момент помочь, подхватить, но он не нуждался в том больше.
Её взгляд был прикован к его спине с доказательствами решимости и упорства. Свежие рубцы, едва затянувшиеся, изгибаясь, с лопаток заходили на плечи и руки, отмечая так грубо и резко место выхода силы — огненных крыльев, что в сравнении с ними след от клыка морского чудовища стал совсем незаметным. «Неужели у Фениксов всех так?» — вопрошала Лукреция в мыслях, но не знала ответа, да и раньше не слышала, хотя… Хотя раньше она ничего не желала знать о других Детях богов, а о Фениксах меньше всего, об этих носителях пугающего её до дрожи огня. Но всё изменилось в один момент, когда совсем недавно, а будто бы вечность назад, в её жизни появился Рихард. Нет, Ри.
А сейчас у Чародейки не осталось сил гадать, что же с ним происходит, да и сил божественных, судя по всему, тоже. Опустошённая, уставшая, она хотела лишь чтобы всё это закончилось, чтобы никто больше не пострадал, чтобы… Но берег ещё далеко.
Она подошла к Алеку, который так и сидел понуро на палубе, тронула за плечо. С волос уже перестало капать, но выглядет спутник бледно и замкнуто. Он подхватил свои два меча, поднялся, взглянул на Рихарда и ушёл в надстройку, ни слова не говоря. Лукреция вконец растерялась, опустилась там, где стояла, почти рядом с Джази. Тот спал безмятежно и крепко, но вот шевельнулся и, хрипло что-то пробормотав, лёг на спину, растянулся. Феникс приблизился. Шагов не было слышно, но шелест верёвки-змеи выдавал. Мальчик склонился над пиратом, позвал:
— Джази, ты нужен мне, просыпайся.
— Ты и его привязал? — удивилась Лукреция.
Рихард взглянул на неё отстранённо, но ничего не ответил, сел на корточки, руки-плети устроил на коленях и вновь окликнул спящего, добавил: «Нам пора». Джази пошевелился, опёрся на локти, часто моргая и сел. Феникс не мог не заметить срезанной чешуи на висках Боа-Пересмешника, но смолчал. «Может, так и должно быть? — закусив губу, подумала девушка. — Наверное, всё произошедшее не стоит обсуждать». Мысли заглушил стук капель по щитам, по палубе, лодку качнуло, близился шторм.
— О, ты снова живой, капитан! Давненько не виделись. Мёрзнешь? — полюбопытствовал Джази, похлопал себя по карманам, надел кольцо.
Рихард тихо спросил:
— Хочешь быть связанным со мной призывом?
Пират вскинул голову к небу, зажмурился, встал, снова сел, улыбнулся, так робко, по-детски, что Лукреция почувствовала, как что-то в ней задрожало, эмоции тёплой волной разлились по телу. Зачесав пальцами мокрые волосы назад, Джази наконец-то ответил:
— Хочу.
— Выбери перо.
Указательный палец из синей чешуи Боа-Пересмешника прочертил извилистую линию по руке с перьевидными шрамами, которые уже затянулись, не кровоточили, лишь слегка светились изнутри изжелта-белым.
— Это.
Выбор пал на перо, что с плеча заворачивало на грудь. Ближайшее к тому месту, куда Лукреция лила воду и кровь, куда Алек бросал срезанную чешую, где руки самого Джази были скрыты по костяшки пальцев всего несколько часов назад. Рихард кивнул и сказал:
— Мне нужна часть тебя. Кровь или слюна…
Пират не дал договорить, дотянулся до лежащего на палубе ножа с деревянной ручкой, крутанул и срезал чешуйку с виска, глядя пристально мальчику в глаза. Приложил мерцающую частицу к перу, контур осветился, кожа внутри него вспыхнула голубоватым. Частица исчезла. Феникс облизал сухие губы, пробормотал что-то про ветер свободы и уже громче:
— Это место на моём теле я завещаю Джази. И каждый раз, как я его позову, он должен будет явиться.
Он помолчал, смежив веки. Предложил опробовать призыв, но пират лишь пожал плечами: всему своё время.
Рихард встал, приблизился к Лукреции, наконец посмотрел на неё, а не сквозь. Девушка заметила слабую улыбку на повзрослевшем лице мальчика, и поняла, что он кажется таким оттого, что синева глаз стала почти чёрной. Так о многом хотелось поговорить с ним, расспросить, узнать, но…
— Всё будет хорошо, — заверил он, наклонился и коснулся сухими губами её лба. — Обещаю! — И отошёл, не встретившись больше взглядом, непререкаемым тоном сказал: — Джази, укажи, где берег!
Молния вспыхнула где-то сбоку, подсветив фигуру мальчика, позволив увидеть его иначе… А может, таким, каким он на самом деле стал? Изменился, а они и не заметили.
Верёвка и штаны болталась на бёдрах, кожа натянулась, проступили кости и длинные мышцы. Даже сапоги, плотно зашнурованные, теперь были свободны на икрах. Разметавшиеся по плечам волнистые волосы казались длиннее, или Лукреция раньше этого не замечала, не смотрела с такого угла, не желала видеть?
Феникс с нажимом повторил последнюю фразу, словно приказ, вышел на нос лодки под дождь, обернулся к спутникам. В его тёмных, слишком взрослых глазах, вновь вспыхнул белый огонь.