Страница 7 из 83
— Уже пора?
— Верно, мой господин.
— Как жаль, что во время того представления я был после своих дней восстановления. Так бы и задал противнику!
— Вы доблестно сражались, мой господин. Вы были великодушны и осмотрительны.
— Скажешь тоже, — фыркнул Август, поднимаясь из-за стола. Потянулся до сладкой истомы в теле, закрыл кабинет изнутри на замок и, прихватив со стола тетрадь, прошёл мимо Эрде в свою спальню.
Чародей развесил фонари из кабинета рядом с ложем. Всё было уже готово. В изголовье кровати стоял резной поднос с высокими бортиками. На нём лежали шприц с мутно-голубоватой жидкостью, бинты, писчее перо, стояла крошечная чернильница. Август поморщился, разделся до нижней рубашки, скинул мягкие тапки и удобно расположился под тяжёлым песцовым одеялом.
Эрде взял тетрадь в серебристой обложке, пролистал до последней записи. Август перечитывал с самого начала всё утро и сейчас без труда вспомнил, что в ней было. Только заметки, которые фиксировали произошедшее двенадцать дней назад, о чём в памяти ничего не сохранилось. Как и обо всех предыдущих случаях на протяжении последних пяти лет.
«Двадцатое апреля 1650 года, двенадцать пополудни. Образец пятнадцатый из шестидесяти. Введено две части лаксита олеандрского, неразбавленного. Через семнадцать минут началось онемение конечностей, по телу наблюдался жар. Через двенадцать минут после этого — сухость во рту и в глазах. Спустя сорок три минуты началась рвота. Потеря сознания через три минуты после очищения. В четыре часа пришёл в себя, температура изрядно высока, онемение по всему телу, бессвязная речь, бред, галлюцинации. Через полчаса попросил противоядие».
— Снова тот же? — спросил Август, разглядывая тиснённую надпись на обложке тетради: «А.-А. 4. Процедуры для привыкания к ядам».
— Да, мой господин, — медленно кивнул тёмный Чародей. — Пока все симптомы не пройдут, мы другой не начнём. Вы это и так прекрасно знаете.
— Конечно, Эрде, ещё бы мне не знать, но на каждый тратится слишком много попыток. Приступим, незачем время терять.
Он закатал правый рукав рубашки, на бледной коже сгиба локтя ещё виднелись следы прошлого укола. Август вдохнул сквозь зубы. Не хотелось, но было необходимо подвергнуться этому приучению, чтобы тело в момент отравления — если такое, не дай Солнце, случится, — выработало противоядие. Юному принцу снова предстояло выпасть из жизни на два дня, чтобы потом десять быть в порядке. Так и жил: десять через два. И как же некстати пришлись дни процедуры на долгожданное посещение Лагенфорда. Даже невесту удалось увидеть лишь раз, а она ведь такой ценный политический ресурс. Да и то дурацкое представление, не смотря на все его плюсы, было скорее помехой. Август тогда плохо соображал, а вечер суда и вовсе выпал из памяти. Если бы не копия протокола, которую отправили с почтовой птицей на корабль, так бы и не удалось вспомнить детали. Хотя, что удивительно, битву с тем Фениксом он помнил отчётливо.
Юный принц перевёл взгляд с непроходящего синяка на своей руке на белую маску Эрде и спросил, больше формально, чем действительно рассчитывая на какой-то иной ответ, кроме последовавшего:
— Присмотришь тут за всем без меня?
— Безусловно, мой господин!
Маленькие настенные часы пробили полдень, бледная дымка оторвалась от пальцев Чародея, окутала шприц с длинной иглой. Умелые пальцы нажали на поршень. Дрогнула голубоватая капля, с шипением скользнула по стеклянной колбе, впиталась в ткань перчатки с лёгким шипением.
Миг — и игла под кожей, жидкость побежала по дорожкам-кровотокам, расцвечивая голубоватым мерцанием свой путь. Август выгнулся на постели, захрипел, закатил глаза и затих. Эрде аккуратно внёс данные в тетрадь и принялся ждать.
— Будет весьма забавно, если Зраци и тот Феникс вместе отправятся на юг, — тихо произнёс принц через несколько минут, глядя на покачивающийся под потолком фонарь.
— Стадия бреда началась столь стремительно. Ваш бывший пленник, мне думается, сгинул в море, — отметил Эрде, готовясь записать
Однако принц его остановил:
— Я отчего-то уверен, что он жив. И куда ему ещё направляться, как не в тот портовый город⁈
* * *
Рихард
Кладбище кораблей длинная лодка минула ближе к вечеру, и бескрайний океан тысячи тысяч путей раскинулся перед путниками. Лукреция, так и не снявшая маску, вертела головой, металась по палубе, то забираясь на надстройку, то спускаясь, то прячась под крышу, то вновь выбегая на свет, чем походила на беспокойного зверька в клетке.
Рихард стоял на носу судна, не обращая внимания на метания спутницы. После того, как она вновь спряталась за маской, между ними будто встала стена. Мальчик не стремился сейчас её разрушить, а собирался с мыслями, хотел сделать всё правильно. Холодные брызги стекали по обнажённым рукам и одежде, дрожали на ресницах, блестели на завившихся сильнее, собранных в хвост волосах. Он вытянул из-под жилетки свисток и закрыл глаза.
Макавари… Рихард отчётливо помнил его сверху, с высоты гор. Домики как мелкие грибы на полянке, зажаты между полумесяцем бухты и вьющейся дорогой под красными арками. Справа, за зубцами скал, старый маяк. Слева, на вытянутой косе, новый, ослепительно белый. Три пирса разной длины…
Но это вид с гор. По словам Охора, нужно было представить город со стороны моря, как бы его видела рыба. Пирсы. Да, их рыба точно пропустить не могла.
Юный Феникс поднёс свисток к губам. Коснулся языком мелких зазубрин на внутренней стороне мундштука. Вдох. Выдох. Мелодичная трель расстелилась над водами и стихла. Ветер толкал лодку назад и вбок, волны лизали борта, шлёпали о щиты. Ш-ших — будто что-то разрезали. «У-кха-кха-кха, гх-гх-гх», — раздались голоса. Воздух наполнился шелестом крыльев и гомоном птиц.
Рихард открыл глаза, не выпуская свисток. Мысли о городе выдуло разом. Белые грудки, крылья, обведённые чёрным, закруглённые на концах клювы, вытянутые вдоль серых хвостов пёстрые лапки. Стая кружила, то взрезая воду и клокоча, то зависая, поднимаясь и опускаясь, таращась на мальчика, гомоня. Птицы будто ждали чего-то, повернув к Рихарду маленькие головки, приоткрывая длинные, жёлтые с чёрными кончиками клювы.
— Брысь! — замахал Феникс на них. — Не вы мне нужны, а рыба!
И птицы поняли его. Шумная стая поднялась вверх и бросилась врассыпную. Феникс недовольно посмотрел на них, ведь верёвку повязали всего одну, а птиц прилетело много, и вновь подул в свисток.
Тень, переливчатая, зыбкая, поднималась со дна океана там, где до этого галдела стая. Мальчик отодвинулся от борта, когда лодку повело в сторону. Красное в середине, перетекающее в прозрачное с остро очерченными рыжим краями, оно, это огромное и непознанное, было похоже на круглый студень, но невероятно большого размера. Будто рука, но без пальцев, с пульсирующим красно-оранжевым переливом на конце, высунулась в стороне от студня. И ещё одна, и ещё.
— Не ты! Уходи! — отчаянно крикнул Рихард, понимая, что эти «руки» были частью полупрозрачной махины. И та, как и птицы, поняв его, канула в бездну, лишь цепочка пузырьков лопнула на прощание.
— Кто это был? — дрожащим голосом спросила Лукреция, сидя на крыше надстройки и вцепившись в весло.
Рихард пожал плечами, не зная ответа. Велел себе успокоиться, представил пирсы Макавари и вновь выдул из свистка протяжный радостный звук.