Страница 64 из 83
— Ты — Эньчцках⁈ — предположил Рихард.
Голос его был каким-то туманным, приглушённым, но ровным, он расходился эхом и таял в вездесущей белизне. Отчего-то непривычным казался собственный голос, словно в последнее время звучал иначе.
— Подойди и взгляни, — повторила она и направилась к формам.
Мальчик сдвинулся с места, стараясь не смотреть под ноги, которые по щиколотки тонули в белом. Он увидел на себе привычную красную жилетку. И это тоже было не так, как должно. Точнее… Он отвык от неё. Потому что снял? Нет. Иное. Он безуспешно искал ответ, бредя в клубящемся тумане на ватных ногах, и не находил. Ещё эти перья… Может, он и не вырезал их вовсе? Может, ему ещё нет и двенадцати лет и огонь пока неподвластен? Тряхнул головой. Волосы, привычно собранные в хвост на макушке, мягко коснулись ушей и шеи. «Слишком длинные», — рассеянно отметил он.
Что-то волочилось позади с каждым шагом, тёрлось, шуршало — совсем не такие звуки, как чудились в этом месте. И от них не было эха. Чистый настоящий звук. Обернулся — пустота. Пригляделся — в самом деле ничего нет. Но отчего же так сдавливало пояс, будто узким тугим ремнём перевязан⁈ А формы с сияющими верхушками и не думали приближаться. Более того, они отдалялись. А Эньчцках — он был уверен, что это она, — стояла рядом с ними, и сквозь её фигуру сочился свет, становясь то ярче, то глуше, как вспышки с неравными промежутками. «Как небо предгрозовое», — промелькнуло в мыслях, и резкий укол боли за глазами на миг ослепил Рихарда.
Застыл, прижав ладони к лицу и понял, что ноги продолжают идти. Шаг, шаг, ещё шаг, ещё. Послушная марионетка в руках кукловода. Давление на поясе возросло — потянуло назад. Махнул рукой, задел, схватил, пригнулся и увидел верёвку. Грубую сухую верёвку с подпалинами. Такую настоящую… Она терялась на границах ладони, будто за ними ничего не было. Дыханье перехватило, горло и грудь сжало так сильно, казалось, раздавит. Хватая ртом воздух, обернулся к Эньчцках и увидел её прямо перед собой. И те формы были в шаге, в недостижимом шаге, ведь верёвка, обвязанная вокруг пояса, настойчиво тащила обратно.
— Скажи, ты ведь слышал меня?
— Да.
— Потому ты и здесь. Ты пришёл. Ты поможешь мне пробудиться, — зашелестел голос Эньчцках.
Тонкие чёрные губы на бледном лице изогнулись в улыбке. Чернильные глаза без белков под длинными ресницами прожигали изнутри взглядом.
— Освободись от мирских оков.
— Почему именно я? — И это он, кажется, уже говорил, но тогда не получил ответа. Чего ждать сейчас?
В одной форме засветилось на мгновение ярче, затем всё внутри окутала тьма. Рихард вытянул шею. Верёвка не пускала дальше, и он повис на ней, коснулся полусферы дрожащими пальцами.
Внутри чуть шероховатого купола было темно и серо. Всё двигалось, кружилось, волновалось. Мальчик жадно вглядывался в мельтешение, взгляд цеплялся за изгибы, искал знакомые формы, привычный ритм. Но то, что находилось там, не подчинялось закономерностям, хотя, безусловно обладало некой гармонией. Свет, тьма, колыхание, свет, тьма, тьма, свет, свет — ярче, сильнее. Вспышка где-то близко, под пальцами, и из нечётких изломов резко выступила лодка, покрытая синим полуцилиндром, будто разрезанным вдоль и положенным сверху.
— Что это? — Рихард не мог заглянуть дальше, но видел между цилиндром и носом лодки на вытянутом треугольнике несколько фигур. Три. Нет, четыре. Одна лежала между ними, одеревенело склонёнными над ней.
— Ты узнаёшь их? — вкрадчивый шёпот над ухом.
— Да! То есть нет! — Он безотрывно глядел на распростёртую фигуру, смутно припоминая, видя нечто знакомое.
Белая рука с длинными чёрными ногтями легла на шар, и следующая вспышка света прошла между тонкими пальцами, словно лепестки ромашки бросили в грязь.
— Это твои спутники и ты. Но я не отпущу тебя, пока не услышу твоё решение.
— Какое? — едва слышно выдавил он.
Изображение между расставленными пальцами приблизилось, и Рихард разглядел плачущую девушку с растрёпанной светлой косой и тёмным шрамом на лице; рядом был парень с белыми, прилипшими к лицу волосами и синей левой рукой; и ещё один, чьи волосы истекали густым багрянцем. Лица троих, потерянных, встревоженных, были обращены к тому, кто лежал в центре, сокрытый ладонью Эньчцках. Рихард хотел сдвинуть руку, чтобы увидеть, но не достал. Нет, пальцы прошли сквозь пустоту, зачерпнули вязкого тумана.
— Стань мне сыном, дитя, — сказала Эньчцках. — Ты заменишь моего сына Феникса, который всю жизнь желал остановить моё пробуждение, разделив силу между четырьмя родами.
Она махнула другой рукой, и ещё три светящиеся полусферы оказались рядом.
В сумраке одной что-то мельтешило, слышался перестук копыт или лап, но разглядеть в ней ничего не получалось. Другая светлела незнакомым горным утёсом и резким, как сколотый зуб, очертанием замка до самых небес. Вблизи появилось лицо, молодое, холодное, точёное, как алебастровая статуя, над ним — пепельно-серые волосы, прижатые диадемой. Их трепал ветер. Их и сине-белый плащ в россыпи звёзд. Внутри третьей полусферы расстилался золотой песок. По нему, то приближаясь, то отдаляясь, бежала фигура, закутанная с ног до головы в тёмное. Словно почуяв чужой взгляд, фигура застыла, направила в небо изогнутый лук. Рихард не увидел, но ощутил, как тренькнула тетива, и длинная стрела с цветным опереньем скрылась за гранью видимости.
Эньчцках коснулась чуть ниже левой ключицы мальчика — боль, — и полусферы вновь стали недосягаемо далеки, хотя верёвка на поясе держала всё так же крепко, в натяг.
— Мне любопытно, что вы придумаете, дети моего дитя. Поэтому я дам тебе выбор.
— Какой? — Рихард развернулся к Эньчцках, пересилив себя, и посмотрел в чёрные бездны глаз.
— Первое из двух: ты становишься мне сыном, заменив Феникса. И тогда эти четверо мгновенно умрут…
— И… я?
— Да. Самые сильные из оставшихся, единственные, несущие в себе волю моего дитя, его ненависть ко мне, его свободолюбие. Я покараю вас. А ты будешь говорить с оставшимися от его имени. Возможно, под властью твоей, безграничной огненной властью, всё переменится к лучшему.
— А если нет? Если я сделаю так же, как и он? — вскричал Рихард, не заметив, что туман добрался уже до колен.
— На это нужно время: посеять семена, вырастить потомство, привить им ненависть. Я проснусь через пять ваших лет — через одно мгновение по моим меркам. И тогда я своими руками накажу непослушный детей, которые не оправдали моих ожиданий.
— Нет! — он упрямо мотнул головой, не желая слушать и слышать.
Богиня рассмеялась и туман поглотил её смех, лишь клокочущее эхо ещё несколько мгновений доносилось до Рихарда.
Он часто задышал носом, стиснув зубы, почувствовал резь на левой руке. Тонкая красно-жёлтая дуга прочертила основание большого пальца. Лёгкое покалывание внутри контура принесло с собой имя. Оно звучало в голове насмешливо, дерзко. Не просто имя, а будто кто-то представился: «Моё имя — Ирнис. Я — уэнбэ ЛиЭнба Азару». У Рихарда перехватило дыхание. Рядом с сияющей дугой появилась ещё одна, их очертания складывались в до боли знакомый узор. И вновь голос, но мягкий, смущённый: «Я — Бэн. Эстебан, точнее». И от этого имени по руке к сердцу прошло тепло, запахло солнцем и луговыми травами — так пряно и жизненно, многоцветно, многогранно, совсем не как холодная белизна здесь.
Эньчцках зашипела и полоснула когтями. Они прошли насквозь через левое плечо и грудь, не причинив вреда. Но Рихард не смотрел на богиню, лишь на левую руку, ожидая того, что произойдёт дальше. Ожгло костяшку безымянного пальца. Контур, словно порез, вспыхнул червонным багрянцем, принеся с собой привкус крови. Злой, но уставший голос отчётливо произнёс в мыслях: «Алек. Меня зовут Алек». Взгляд непроизвольно потянулся к полусферам. Белая богиня кружилась вокруг, рассекая пространство изломанным смерчем, когтила воздух, вспенивая туман, который уже добрался до бёдер мальчика. Но ему больше не было страшно.