Тростник под ветром

В наше время, когда Япония переживает один из наиболее критических моментов в своей послевоенной истории, роман Исикава, звучащий как проклятье войне, приобретает особенно большое значение.

Роман печатается с сокращениями, сделанными с согласия автора.

И. Львова

Высокие чугунные ворота перед зданием министерства иностранных дел сняли с петель. Несколько рабочих, обливаясь потом под ослепительно яркими лучами полуденного солнца, с шумом и криками пытались взгромоздить снятые створки на платформу грузовика.

Сэцуо Киёхара прошел мимо сиротливо торчавших столбов ограды на улицу. В полдень он должен увидеться с Асидзава. Они договорились встретиться в помещении «Токио-кайкан».

Вдоль улицы до самых Ворот Сакурада тянулась каштановая аллея, на тротуар падали солнечные блики. Киехара медленно шел под деревьями, стараясь держаться в тени. Настроение у него было скверное.

Переговоры, которые с начала весны вел посол Номура с государственным секретарем Хэллом, кажется окончательно зашли в тупик. Вопрос о тройственном союзе и требование эвакуации японских войск с материка— вот те подводные рифы, из-за которых переговоры никак не могут сдвинуться с места. И в такое время в министерстве иностранных дел снимают ворота. Плохое предзнаменование!

Он спросил заведующего американским отделом, зачем понадобилось снимать ограду, и тот, иронически усмехнувшись, ответил:

Перельют на снаряды для пушек... Глядишь, десятка два-три получится..

Неделю назад был опубликован указ кабинета министров о сборе железного лома. Четыре года войны в Китае полностью истощили запасы железа и меди.

И вот возник хитроумный план — переплавить ворота частных домов и учреждений, кухонные плиты и оконные решетки, вазы для цветов и подставки для зонтиков и обрушить весь этот металл на равнины и горы китайской земли.

И все же, невзирая на столь острую нехватку металла, военные круги замышляют новую очередную войну! С помощью истощенных угольных копей на севере Кюсю и скудных залежей нефти в префектуре Ниигата, с помощью конфискованных у населения ваз и подставок для зонтиков они намерены поставить на колени Англию и Соединенные Штаты Америки.

Киёхара рассеянно шагал по тротуару, чувствуя, что в душе у него накипает раздражение. Он прожил три года в Англии и семь лет в Соединенных Штатах и хорошо помнил лес нефтяных вышек в окрестностях Сап-Педро и Лонг-Бича. Довелось ему побывать и на шахтах и металлургических предприятиях Манчестера и Бирмингама. Сто к одному — вот каково соотношение военных ресурсов.

Позавчера во дворце состоялось совещание; присутствовал сам император. Ни вчерашние, ни сегодняшние газеты не обмолвились об этом пи словом, в передаче последних известий по радио о совещании тоже не упоминалось. Сэцуо Киёхара надеялся, что ему удастся -повидаться с министром иностранных дел, но тот еще не приезжал в министерство. А заведующий американским отделом ровным счетом ничего не знал.

— О совещании во дворце слыхал. Но какие вопросы там обсуждались — понятия не имею.

Удивительные вещи творятся на свете! О важнейшем повороте в отношениях с Америкой не знает даже заведующий американским отделом министерства. Что же говорить о народе? Ни один человек из многомиллионного населения страны ни о чем даже не подозревает. А .между тем -военная опасность приближается. И расплачиваться придется именно этим миллионам! Но народ лишен права высказать свое мнение. Не только протестовать— невозможно даже просто выразить свое отношение к происходящему.

Киёхара миновал Ворота Сакурада; от воды, наполнявшей дворцовый ров, повеяло свежестью. Киёхара шел среди густой зелени парка. На нем старый, давно нечищеный светлый пиджак; мятая соломенная шляпа, дырявый портфель под мышкой, из кармана- торчат два свернутых в трубку иностранных журнала, — видно, что он мало заботится о своей внешности. Глядя на него, никак не скажешь, что он десять лет провел за границей. И тем не менее  обозреватель по международным вопросам Киехара играл заметную роль в журналистских кругах как выразитель интересов той части общества, которая поддерживала внешнеполитический курс кабинета Коноэ.

На перекрестке Хибин толпятся клерки и девушки-служащие из близлежащих контор -сейчас обеденный перерыв. Стоя на набережной, они смотрят па плавающих в воде карпов. Крупные рыбы наперебой хватают корм, описывая в воде плавные круги. При виде откормленных рыб зрители чувствуют прилив аппетита. И рыбам и людям хочется есть.

Пробравшись сквозь толпу, Сэцуо Киёхара пошел вдоль набережной по направлению к Маруноути. "Предстоит неизбежная смена кабинета, — на ходу размышлял он — Коноэ сам, безусловно, чувствует, в каком трудном положении он оказался. В министерстве иностранных дел все еще живы традиции дипломатии Мацуока; политика Коноэ и Тоёда, по всей видимости, не встречает одобрения".

Мацуока действовал в тесном контакте с военными кругами. Все знали, что на заседаниях кабинета точка зрения министра иностранных дел одновременно отражает требования руководителей армии и флота,— вот почему мнение Коноэ в большинстве случаев практически не имело значения. После образования второго кабинета Коноэ Мацуока немедленно добился заключения тройственного союза, затем, воспользовавшись конфликтом между Таиландом и Индо-Китаем, вступил в переговоры с французским послом Анри, добился согласия правительства Виши на вступление японских войск в северные области Индо-Китая, поехал в Германию, где Встречался непосредственно с Гитлером, и в конце кониин расчистил путь для японского вторжения в южные районы Индо-Китая. Совсем недавно, в июне этого года, руководители военных кругов посетили Мацуока, имея на руках готовый план вторжения, и потребовали от него заключить, японо-французский договор: о «Совместной обороне Индо-Китая». В ответ на это требование министр иностранных дел высказался без обиняков:

— Вступление японских войск в Южный Индо-Китай будет означать начало новой мировой войны в Юго-Восточной Азии; пашей армии и флоту придется преследовать противника на огромном пространстве вплоть до самого Сингапура. Готовы ли вы к этому, господа военные?—И после такого решительного заявления поставил вопрос о вторжении в Индо-Китай на совещании, состоявшемся во дворце 2 июля 1941 года.

Коноэ был категорически против этого плана. Но ему пришлось отступить под нажимом военных руководителей. Вот тогда-то он и решил окончательно отмежеваться от Иосукэ Мацуока.

Утром 12 июля он направил министерству иностранных дел робкий запрос: «Каковы будут перспективы японо-американских переговоров, в случае если японская армия вступит в Южный Индо-Китай?»

Как только Ондзп Санто, заведующий отделом Стран Южных морей, ставленник Мацуока, получил запрос премьера, он немедленно распорядился направить телеграмму Томану Като, японскому послу при правительстве Виши. Японо-французские переговоры начались.

На третий день после этого Коноэ принял решение об уходе в отставку и составил заявление от имени всех министров. Начальник секретариата, собиравший подписи, напоследок направился к Мацуока, который отдыхал на даче по случаю легкого недомогания.

— Как изволите видеть, все министры подписали заявление об уходе в отставку. Осмелюсь просить и министра иностранных дел присоединить свою подпись.

У Иосукэ Мацуока не было выхода. Это была месть, единственная месть, на которую еще хватило сил у Коноэ. Мацуока молча подписал заявление, отпустил начальника секретариата и, рывком приподнявшись на постели, швырнул подушку в сёдзи^*. Переплеты сёдзи сломались, подушка вылетела на веранду.