Страница 8 из 80
Мысль о том, чтобы стать vorom, пронеслась в моем беспокойном мозгу. Для меня стало неожиданностью оказаться избранным. Это была высшая награда, на которую мог рассчитывать такой человек, как я. Необразованный, жестокий преступник с послужным списком, похожим на досье серийного убийцы. Я плюхнулся на кровать и уставился в пустоту. Брэн уехал, его выпустили несколько дней назад. Я последую за ним через пару недель. Без него в камере было чертовски тихо. Я больше не любил тишину. От нее крики в моей голове становились только громче.
Я поднял взгляд на потолок, где были приклеены несколько вещей. Мои сокровища, если это слово было применимо к столь скудной коллекции.
Фотография Молли Черновой, моей невестки, с двумя маленькими детьми. Мой внушительный брат стоял позади них, его рука лежала на плече Молли. Они были единственной оставшейся у меня семьей в этом мире.
Затем черно-белая газетная вырезка. Из некролога. Я не потрудился оставить слова под фотографией. Антонио Де Санктис не смог бы написать некролог для своей дочери, даже если бы от этого зависела его собственная жизнь. Он никогда не знал ее. Никогда не заботился о том, чтобы попробовать узнать.
София. Моя lastochka.
Качество снимка было ужасным. Он был слишком зернистым, чтобы его можно было разобрать, если только не расфокусировать глаза. На фото она не улыбалась, а просто смотрела сквозь объектив камеры, прямо на меня. Каждую ночь я часами смотрел в ответ, позволяя своему разуму блуждать по коридорам прошлого.
Моя маленькая lastochka с обрезанными крыльями, которая, в конце концов, умерла в своей клетке.
Ее смерть лишила меня тех крох здравомыслия, которые у меня еще оставались. В тот момент все перестало иметь смысл и уже не вернулось в нормальное русло.
Я всегда знал, что я проклятый человек. Меня оказалось недостаточно, чтобы моя мать хотела жить, и у меня не хватило сил защитить мою lastochku. Жизнь была ужасом, тошнотворным шоу уродов.
Я хотел покончить с ней. И скоро я так и сделаю.
Сначала, мне нужно было свести счеты.
Вначале я отомщу. Это было единственное, что приносило мне хоть какое-то успокоение.
Насилие – это все, что у меня оставалось. Бушующий внутри меня хаос затих лишь однажды в жизни, рядом с ней, моей маленькой lastochkoy, и теперь ее не стало. Никогда больше не будет тихо.
Я научился жить с бурей внутри себя. А люди научились бояться ее, что довольно разумно. Та часть меня, которая была здравомыслящей и рациональной, умерла вместе с ней. Всё, что осталось, – лишь пламя безумия.
Это единственное, что согревало меня.
Единственное, что у меня было.