Марина и цыган

-Не там, а в Мельниково. Говорят, вчера ночью туда явилась целая банда, чтобы обнести все сады. Но успели – только один, потому что их спугнули… Вроде даже не обошлось без стрельбы!

Не желая, чтобы Женька видел моё лицо, я сделала вид, будто поправляю на столе скатерть. Кто бы мог подумать, что наш с Вадимом визит в Мельниково наделает столько переполоха в округе! «Ничего, это в последний раз», - утешила я себя. Тем временем дядька продолжал:

-Ничего не понимаю: откуда взялись эти бандиты?

-Может, это цыгане? – равнодушно предположила я.

Женька метнул на меня быстрый взгляд:

-Может быть. Хотя вроде раньше они по садам не лазили.

-До этого ещё у Лёхи все черешни оборвали, - внезапно вспомнил дядька. – Он грозился, что если узнает, кто это сделал, в порошок сотрёт. А как услышал, что в Мельниково случилось, притих сразу…

-Почему?

-Боится, наверное.

Внезапно Женька снова встрепенулся:

-Едва не забыл, Марина! Деревенские просили передать, что будут ждать тебя на обычном месте.

«Сходить, что ли? – подумала я. – В последний раз как-никак!»

Так как на улице было сыро, я надела поверх зелёной юбки белый джемпер, взяла магнитофон и пошла. Святошинские мне обрадовались и, потеснившись, освободили место на скамейке.

-Уезжаешь, Марина? – печально спросил Димка.

-Уезжаю, - подтвердила я.

И задумчиво добавила:

-Скоро в школу!

-А куда ты пойдёшь после школы, Марина? – поинтересовалась, в свою очередь, Алёнка.

-Ещё точно не знаю. Но, наверно, в медицинский.

Разговор явно не клеился и мы стали слушать музыку. Как раз в это время началась новая песня:

Мы с тобой не забудем, нет,

Этот утренний полустанок!

Я тебе прошептал: «Рассвет»,

Ты ответила: «Да, світанок!»

Ты полоснула мне по сердцу

Чёрной бровью,

Перевернуло судьбу мою Приднепровье!

Только звучит непрестанно

Имя – Оксана, Оксана!

Где-то на середине песни Димкина сестра снова спросила у меня:

-А как будет по-украински «любимый»?

-Коханый!

Наконец, песня подошла к концу:

Всем друзьям я налью вина

И для этого есть причина:

В дом мой скоро войдёт жена,

На Днепре говорят: «Дружина».

-Значит, по-украински «дружина» - это жена? – переспросил у меня Вадим.

-Да.

-А «невеста» как?

-Наречена.

-Что это тебя так интересует? – поддел его мой сосед.

-Если спрашиваю, значит, надо, - отрезал Синеглазый.

Тут все стали упрашивать меня спеть какую-нибудь украинскую песню. В конце концов, я уступила их настоятельной просьбе и спела «Несе Галя воду», которую чаще всего исполняли у нас дома за праздничным столом. Затем мы сыграли напоследок в «Садовника» и решили разойтись, так как на улице похолодало. Деревенские спросили у меня, во сколько завтра я уезжаю, чтобы придти проститься. И я ответила, что примерно около полудня. Провожать меня пошёл Вадим. Всю дорогу мы молчали и лишь возле наших ворот я сказала ему:

-Ты не можешь исполнить одну мою просьбу?

-Какую? – после паузы спросил Синеглазый.

-Дай слово, что не будешь драться с ним!

Взгляд парня мгновенно заледенел:

-Я не могу тебе этого обещать!

-Пойми, я не могу уехать со спокойной душой, зная, что стала причиной вражды между вами, - тихо произнесла я.

-А если он начнёт первый? – начал было Вадим.

Но я не дала ему продолжить:

-Он не начнёт! Главное, чтобы ты его не тронул!

-Ну, хорошо! Обещаю первым драку не начинать! – наконец, нехотя произнёс Синеглазый.

День 24 Как я решила, что пора уйти со сцены

Закрывшись в горнице, я рисовала, выполняя данное Женьке обещание. Темой моего рисунка была наша с ним дуэль на шпагах. До этого рано утром, когда все ещё в доме спали, я вывела Орлика из сарая и носилась верхом по полям до тех пор, пока мои ноги не одеревенели. Рядом со мной на полу лежал открытый чемодан. Все мои вещи были уже уложены, кроме халата и висевшего на спинке кровати сиреневого платья. Любины же вещи я вернула на место. На следующий год сюда должна приехать моя двоюродная сестра Ленка. Возможно, они ей пригодятся. Таким образом, у меня не осталось ничего на память о деревне. Что же касается Сергеевой финки, то я положила её в целлофановый пакет и зарыла под старой грушей. Наверно, Роман прав: нож – не женское оружие.

Едва я закончила рисовать, как кто-то постучал в дверь. Откинув крючок, я впустила в горницу Женьку.

-Марина! – воскликнул он прямо с порога. – Когда вы едете?

-Не знаю. Матери ещё нет.

-А я с работы отпросился, чтобы вас проводить… Что это? – дядька взял в руки рисунок.

-Ты доволен? – спросила я.

-Ещё бы!

Женька попросил меня подписать подарок и затем прочитал вслух: «Дорогому дяде от племянницы на память о днях моего пребывания в Святошино. Марина».

Поблагодарив меня, он прибавил:

-Марина, к тебе там деревенские пришли попрощаться.

-Где они?

-Во дворе.

Едва я вышла во двор, как святошинские сразу же окружили меня. Здесь собралась вся наша компания, кроме Зинки. Все говорили, перебивая друг друга, так что я не успевала отвечать им.

-Приезжай на следующий год, Марина! – просили меня деревенские.

В этот момент послышался шум мотора и к нашему дому подкатил «газик». Из него вышли мама с Толиком и Иван Михайлович. При виде меня последний весело сказал:

-Ну, что же, племянница, вот и лето, считай, прошло! Прощайся со своими друзьями и поехали!

Навстречу гостям из кухни уже спешила баба Тоня. Вместе с мамой она пригласила Ивана Михайловича в дом на прощальный обед. В зале уже был накрыт стол, посредине которого стояли две бутылки: с шампанским и с красным вином. Женька и муж тёти Нади, между которыми я сидела, наперебой подливали мне в бокал шампанское. Мама же, у которой было явно приподнятое настроение, на этот раз не делала мне никаких замечаний.

-За ваш благополучный отъезд! – подняв рюмку, провозгласил Иван Михайлович.

-Пора нам ехать, пора! Вот уже и муж письмо прислал, что соскучился, - ответила моя мама.

После обеда Женька понёс её сумку в машину. Иван Михайлович тоже вышел.

-Попрощайся с бабушкой, Марина! – сказала мне мама.

Я подошла к бабе Тоне и молча обняла её. В свой черёд, та, уткнувшись в моё плечо, запричитала:

-Ой, ты ж, внучечка моя золотая! Да когда же теперь я снова увижу тебя? Видно, так и придётся мне помереть, больше не повидавшись с тобой! Останься хоть ещё на недельку, не уезжай! Дай мне на тебя налюбоваться!

Слушая её, моя мама не выдержала и нерешительно произнесла:

-Может, и вправду останешься ещё на недельку, Марина? Раз бабушка просит…

Баба Тоня, обрадовавшись, тут же утёрла фартуком слёзы и они стали договариваться с мамой о том, что я ещё вполне могу пробыть здесь недельку-другую, а потом бабушка сама посадит меня на поезд. Ошеломлённая таким поворотом событий, я растерянно переводила взгляд с бабы Тони на маму, думая, что они шутят. Но, судя по их лицам, они говорили вполне серьёзно. В это время вошёл Женька и обратился ко мне: