Страница 72 из 73
Я передал рупор матросу, встал, выпрямившись, и отдал честь. После чего мотнул головой рулевому и мой миноносец резко повернул. Мы уходили. Стоит отметить, что слушала если не вся команда «Цесаревича», как, впрочем, и мои матросы, то большая часть точно. Мои матросы и офицеры, также выпрямлялись и козыряли, а вот команда «Цесаревича» нас только ошарашенными взглядами проводила, явно осмысливая всё что я им сказал. Прибуду во Владивосток, я для всех офицеров закажу юбки, и вышлю им в Циндао. Намёк поймут. Вот мы, подняв давление в котлах, и разогнавшись до двадцати узлов, и устремились к Корейским проливам. Ночью их проскочим. Я там пару призов хочу взять, решив проблему с углём. Правда, такой уголёк нашим топкам не подходит, замучаешься чистить потом от шлака, но главное дойти до цели, а там отремонтируемся. Ну и тут с далеко идущими планами я эту речь закатил. Оказывается, на войне год за три идёт, известили всех бумагой из штаба, уже выяснил, так что выйду в отставку раньше, а чтобы отпустили, такую речь и закатил. Мне её точно долго припоминать будут. Вот такие дела. А барон, подойдя, просто спасибо сказал. Тут он меня поддерживал.
Сам путь занял до Владивостока аж шесть суток. Крейсерского отряда не было на рейде, не вернулись ещё. Те должны были поддержать наш выход, но не успели. Поэтому нас дивизион миноносок встречал, обеспечивая заход на рейд. Да, не наш один «Бойкий». А вот так, сейчас пять призов, японские грузовые суда, и с грузами, заходили на рейд, и с ними… «Цесаревич». Собственно, он первым и заходил, призы как утята за ним следом, а наш «Бойкий» замыкал.
Ну да, вот так вышло. Мы недалеко ушли от броненосца, когда холостой выстрел прозвучал, явно привлекая наше внимание, но я уходил, всё уже сказано, говорить не о чем. Тогда боевой был, снаряд лёг в стороне. Но это уже не шутки. Подумав вернулся. Оказывается, там чуть до бунта команды не дошло, те после моей речи себя чуть не оплёванными чувствовали, облитыми помоями. В общем, поднялся на борт броненосца со своими офицерами и пообщались. Решили вместе идти, обсудили как это будет. Так и шли, броненосец крался у берегов, а я, используя уголь из его бункеров, носился по водам двух морей, и добывал призы, приводя к нему. Призы вели матросы и офицеры с броненосца. Так бы дня за три дошли, но из-за призов, вот шесть суток вышло. Зато нас никто не видел, и мы никого не видели. Три приза с продовольствием были, один с патронами и снарядами, и ещё один коневоз. Ну что попалось. Ну а дальше к местам стоянок, оформление. С броненосца раненых в госпиталь. В городе штаб крейсерского отряда, там оформление и прошло. Вернул своих матросов и одного офицера, они один приз вели. Интенданты принимали призы. Мне неплохие отчисления по ним положены, официальные деньги, так что за этим внимательно следил. Ну и деньги с золотом спрятал в лесу, за городом, прикопал хорошо. Вот такие дела. Вскоре крейсерский отряд вернулся, мы вошли в состав, мой корабль в дивизион миноносок, а Иессен поднял флаг на борту броненосца. Его спешно ремонтировали, чтобы вернуть в строй. А дальше пошла служба.
Эпилог.
Я покачивался в кресле-качалке, сидя в домашнем халате, с бокалом какао в руке, сдобренный молоком и зефиром. Это моя повариха, она чудесно его готовит. В объятиях миниатюрная красавица, моя младшая жена. Терраса из морённого дуба даже не поскрипывала, а я, прищурившись от удовольствия, поглядывал на заснеженные горы Швейцарии. Как же тут красиво в это время года, когда молодая трава только покрыла склоны.
Дети чуть дальше играли, с ними старшая из жён, в стороне у каретного сарая шофёр возился с нашим автомобилем «Мерседес», подняв капоты, идиллия. Я сегодня немного поздно проснулся, вчера ночью вернулся, даже уже дети встали. Благо выходной, да и в школу им не нужно. Двоим из пяти, трое ещё возрастом не вышли для школы. И вот так попивая эту амброзию под названием какао, я и вспоминал, как всё время прошло, до этого тысяча девятьсот четырнадцатого года. Сейчас начало мая. Что я расскажу, наш тогда приход во Владивосток вызвал почти фурор, все уже знали, что прорыв не удался, Макаров погиб, поэтому пусть небольшая группа из двух боевых кораблей, в разной весовой категории, но уже событие. Даже в столицу сообщили и в газетах писали. Мы с командой «Цесаревича» к той моей речи не возвращались, хотя те и поблагодарили, встряхнула она их, но эта моя речь, почти без дополнений, начала гулять по Владивостоку. Ох она и не понравилась господам офицерам, особенно в чинах. Мстили мелко, но на удивление мне на руку. Например, через месяц после прихода меня перевели с командования «Бойким» в должность старшего артиллерийского офицера на «Цесаревич». Перевод с повышением, как не смотри, да и отказ не предусмотрен. Месяц в этой должности, и новый перевод, уже окончательный. До выхода в отставку по окончанию обязательного срока службы. Дело в том, что прибыли башни с орудиями крупного калибра, такие на броненосцы ставят, и из них решили сделать сухопутную батарею. Для прикрытия порта и рейда. Вот меня ею и назначили командовать. Причём, та существовала только на бумаге. Так что я вступил в должность ещё не существующей батареи, и дальше потянулась тихая служба, как я и хотел.
Почти полгода длилась постройка, я ещё множество новшеств вносил, что замедляло работы, но к концу марта пятого года, все работы были завершены, и батарея моя вступила в службу. Мы не победили в этой войне, но и не проиграли, англичане надавили, чтобы прошли переговоры с японцами. Те видели, что скоро эскадра Рожественского подойдёт, да и Порт-Артурская эскадра готовилась с ним соединиться. Пусть после гибели Макарова при возращении ночью были атакованы японскими миноносцами, два броненосца потеряли, на дно ушли и ещё два еле-еле до порта дошли, та всё ещё сильна. А Порт-Артур взять не удалось, огромные потери в солдатах понесли. Кондратенко и его солдаты стояли стеной. Несколько покушений пережил, но после взорванной комендатуры, там охрана его, очень серьёзной была, целая сотня казаков, что наработала немалый опыт такой охраны. Не допустили. Так что Порт-Артур остался за нами, а вот порт Дальний отошёл Японии. В общем, англичане надавили, и наши подписали. Слили сволочи в столице. Так что к середине мая было объявлено об окончании боевых действий. Чуть больше года шла. Мне прибавили к стажу не один, а три года. Так что я спокойно вышел в отставку, препятствий не чинили, летом тысяча девятьсот шестого года. Ну и сразу отбыл сначала в Москву, тот клад с арабскими монетам из серебра нашёл и выкопал, там поездом в Варшаву, и уже оттуда на Вену, пока и до Цюриха добрался. Частично на конном ходу. На пролётках. Тут ещё не везде чугунку продолжили. А где проложили, там ремонт шёл, вот и пришлось использовать пролётки. И да, я был не один. Я больше скажу, на момент отставки я был отцом двух малышей. Сыновья у меня.
Тут стоит описать подробнее. Я нашёл двух дворянок, в бедственном положении, старшая работала гувернанткой, чтобы было что есть обеим, и оплачивала гимназию младшей. Обе красавицы. К ним уже поступали предложения стать любовницами, именно обеим, старшей было восемнадцать, младшей пятнадцать, но те отвергали. А я не спрашивал. Добычу на плечо и в койку. Так что к концу пятого года, меня со старшей из девчат, поженили. А заставили, хотя до двадцати трёх женится, пока на службе, не разрешали, но Настя была в положении. Анна, её младшая сестра, тоже, но об этом пока не знали. Скандал. Впрочем, скоро узнали, дети родились с разницей в два месяца. Оба наследники. Пусть с младшей я не женат официально, но твёрдо считал её младшей женой. Да и обе дивчины смирились. Хотя конечно акции среди дворянства у меня упали. А вот у молодых офицеров не особо. Каждый думал, почему он, а не я? Я себе домик бревенчатый поставил недалеко от батареи, тут вообще дома выстроили, деревенька на склоне холма, где жили служащие на батарее. Для матросов казармы были. Так что у каждой из девушек была своя комната. Даже прислугу наняли. Мелкие ювелирные подарки делал. Да и вообще, когда любовницами моими стали, каждый выдал по десять тысяч рублей ассигнациями, решив все их финансовые проблемы и позволило закрыть долги. Они ещё и банку были должны. Долг погибших родителей, что им перешёл.