Страница 20 из 94
- Бра-ати-ишка, зы-ырь, по-оп! –пискляво хихикнул Мотыль.
- Зубы не суши, кореш! Ствол спрячь! – огрызнулся Жбан. – Серьезные пацаны!
Вслед за батюшкой из буханки вышли еще трое мужиков, такие же крепкие и бородатые. Каждый сжимал в руках оружие, вскидывая его в сторону незнакомой газели.
Перекрестившись и осмотревшись, священник повесил карабин на плечо и направился к шнырям. Вышагивая так, чтобы не перекрывать линию огня своим товарищам.
- Откуда путь держите, отроки? – низким голосом, почти басом, спросил батюшка, когда Жбан открыл окошко.
- Из Ярославля, отче! – ответил шнырь, не зная, что можно ещё сказать.
- Куда путь держите? С добром приехали, аль лихо замышляете? – поп зычно проговаривал буквы «О», словно читая проповедь.
- Мы это, типа, ну, хавку ищем! – Жбан напрочь забыл, как у людей называется то, что он ест ртом внутрь.
- Хлебом да рыбой одарить можем! Сами-то, чьи будете? Или сироты бездомные?
- Сироты, отче… Что ло… люди подадут, тому и рады!
- Блаженны вы, отроки Божии! От бесовских исчадий без общины как отбиваетесь? Вижу, не сытно поживаете!
- Ага, отче, не сытно… - Жбан с трудом понял, что сказал поп, но вида не подал.
- К нам пожалуйте. Вы молодые, вижу, жизнью побитые, отдалились от Господа нашего, Христа. Накормим, напоим, в свежее оденем, опосля поедете куда хотите, или причастие примете, да своими станете! Если не торопитесь, ждите нас тут, мы по делу едем, через час вернемся, вместе к обители и поедем! – поп внимательно посмотрел на шнырей.
Те сидели ровно, тихо, не дёргаясь. Мотыль ёрзал тощей задницей по сидению, но без кипеша.
- Без база… Хорошо, отче! – Жбан старался вспомнить, как разговаривают фраера и лохи.
Нормальный, воровской базар тут не катит. Надо затихариться и посмотреть, что будет дальше. Может, в натуре, у попа на малине получится разжиться ништяками, и свалить по-тихому.
Когда буханка с попом и его братвой уехала, Жбан вышел из машины, потянулся блаженно после неудобного кресла «газели». Глубоко, как смог, впалой грудью и прокуренными лёгкими, вдохнул свежий лесной воздух. Прокашлявшись, снова попытался подышать, во второй раз получилось гораздо лучше. Вокруг стояла почти оглушительная тишина, впервые за много времени услышанная Жбаном. Лёгкий ветерок игриво пошатывал верхушки сосен, сочащимся лесными ароматами воздухом дышалось все легче. Вдруг Жбан почувствовал вонь. Не мертвяцко-химозную, но миазмы давно не мытого тела. Принюхавшись к себе, шнырь вдруг понял, что воняет он сам. Сколько не мылся с начала шухера? Нет, сколько времени прошло от последней помывки ДО шухера?
Громко хлопнула дверь газели, отчего Жбан даже вздрогнул, испуганно обернувшись. К нему подошел Мотыль, с пистолетом в руке. Выглядел он неважно – серый, нездоровый оттенок худого лица, весь замызганный, слипшиеся сальные волосы, покрытый пятнами спортивный костюм, обгрызенные почерневшие ногти на коричневых от грязи руках… Внезапно Жбан понял, что сам он такой же, ободранный, покрытый многонедельной грязью чушкан. Понятно, почему люди пахана брезгливо отворачивались во время разговора!
- Слы-ы, браатииишка! – снова заныл Мотыль. – Чё, заканту-уемся у по-опа-а?
- Без базара, кореш! – ответил Жбан, принюхиваясь к подельнику.
От того смердело ещё сильнее, как из давно нечищенной параши.
- Ты, короче, базар фильтруй и метлу привязывай, понял? Пацаны вроде конкретные за бородой ходят, за непонятки могут накатить или мочкануть.
- О-отвеча-аю, ко-орешо-ок! – Мотыль умел притворяться фраерком беспонтовым, с того и жил раньше. – Всё-ё путё-ём бу-удет!
Жбан достал сигарету, прикурил, смачно затянулся, перебивая табачным дымом нестерпимую вонь, исходившую от него и Мотыля. Прав был священник, надо переодеться в чистое и помыться. В таком виде того и гляди, примут за жмуров и замочат, от греха подальше.
Вскоре послышался гул мотора, и к шнырям подъехала буханка попа.
- Давай за нами, не отставай! – крикнул из окна приостановившейся машины бородатый мужик с длинными седыми волосами.
Корешки запрыгнули в газель и покатили вслед за святошами, свернувшими за перелесок.
Попетляв километров двадцать по грунтовке, мимо крошечных пустых посёлков, машины выехали на разбитую асфальтированную дорогу, прямо у небольшой деревни Новинки. На разъезде свернули влево, и вскоре доехали до деревни Неверково, уютно расположившуюся чуть в стороне от трассы. Поселение пересекала маленькая речушка, над крайними домами нависла темная стена леса.
Проехав мимо старой церкви, обложенной строительными лесами, на которых работали мужики, ремонтировавшие обветшалый храм, путники въехали в саму деревню, в ней вовсю кипела работа. Возводились новые избы, сияющие янтарными боками свежих брёвен, из леса на запряженной двумя лошадьми телеге подвозили кругляк, не очищенный от коры. Во дворах и на улице царило нетипичное для нынешних, мрачных времён оживление. Все что-то несли, копали, пилили… Даже мелкий, лет десяти пацанёнок, был при деле, присматривая за пасущимися коровами. Несколько молодых парней, вооруженных дробовиками разных моделей, ходили по селу и за дворами, наблюдая за окрестностями. Бездельничали только две кошки, расслабленно греющиеся на крыше одного из домов.
- Зырь, пацанчик! – без привычного нытья сказал Мотыль. – Фраера козырно батрачат! – Тут и соски есть, видел? Перед паханом не запарафинимся!
- Чётко, да… – без настроения ответил Жбан.
Шедшая впереди «буханка» остановилась у большого дома, под железной крышей. Из машины тут же выскочили пятеро мужиков, одетых в обычные строительные робы. Двое вытащили из кузова объемный, но не тяжелый мешок и понесли его в сторону речки, где строилось небольшое здание, похожее на склад. Последним из УАЗа вышел поп, махнув шнырям рукой, приглашая выходить.
Выбравшихся из газели корешей тут же обступили деревенские, впрочем, не подходя слишком близко. Некоторые недовольно водили носами, очевидно уловив смрад, исходящий от пацанчиков. Батюшка раздал несколько указаний и подошел к оробевшим кентам. Ожидавших, по старой тюремной памяти, глумливых насмешек и оскорблений.
- Что, отроки, отвыкли от схода людского? Сюда из многих деревень люди стягиваются, городские едут. Не бойтесь, люд хоть и разный, но незлобливый, слова худого не скажут. Сами помыкались, настрадались, покуда не прибились к нашей общине. Как родители вас нарекли?
- Вова… - сбиваясь с хрипоты на писк, ответил Мотыль.
- …Саша! – несмело выговорил Жбан, с трудом вспомнив своё имя.
- Меня зовут отцом Георгием! – представился священник. — Вот что, сыны Божьи, Владимир и Александр! Идите за Николаем Ивановичем в баньку, ибо разит от вас как от зверя лесного! Марья Никитична вам одёжку справит, к вечерне поспеете. За машину не бойтесь, чужих тут нету, а свои не оберут. Нам работать пора, праздность грех великий!
Седовласый бородач позвал корешей за собой, в сторону реки, к небольшому домику с дымящейся трубой. Селяне сразу потеряли к ним интерес, разошедшись по своим делам. Батюшка заторопился в сторону церкви, закинув за спину добытый из «буханки» клетчатый баул.
Часом позже, порозовевшие и разомлевшие от пара и горячей воды кореша вывалились из бани, присели на лавчонку у крыльца, подставляя распаренные лица прохладному ветерку. Жбан щупал непривычно чистые футболку и штаны, принесенные полноватой немолодой тёткой. Мотыль чуть ли не впервые в жизни подстригал кусачками свои ломкие, неровные ногти, побелевшие после купания. Когда ему надоела возня с маникюром, он расслабленно откинулся на тёплые кругляши сруба.