Страница 38 из 107
Кованое море было полно ленивой, играющей силы.
На рейде, выстроенные в кильватерную колонну, разукрашенные праздничными флагами, дымили корабли. По утрам с дредноута «Воля» по всей эскадре малым током передавалось радио: политические новости, приказы, поздравления или извещения вроде следующего:
Максим в бинокль разглядывал могучие туши кораблей, грозные башни, прикрытые чехлами орудия и дивился:
— Силушка…
— Весь Черноморский флот, — приосанясь, сказал Васька, — а команды на берегу… Двенадцать тысяч моряков на берегу, подумай, сколько это шуму?.. Хоромы, дворцы трещат, гостиницы и дома буржуйские от моряков ломятся… О совете здешнем лучше не говорить и слов не тратить. «Качай шампанского», — и кислый совет из подвалов Абрау-Дюрсо перекачивает на корабли шампанское. В неделю по два ведра на рыло. И цена подходящая, твердая цена. Ночью загоняем всех рысаков, перетопим лихачей в вине и керенках, до смерти захочется на автомобилях покататься, а автомобилей в городе нет. Ватагой подступим к совету и давай его штурмовать. «Гони авто! Тыл, штатска провинция, душу вынем! Го-го-го, отдай, а то потеряешь!». Высунется в окошечко дежурный член, в шинель одетый, а у самого золотые зубы от страха стучат: «Товарищи…» — «Долой…» — «Товарищи, я сам три года кровь проливал, но автомобилей в совете нет. Вы, как сознательные, должны…» — «Ботай! Куда подевали? Пропили? Немцам бережете?.. Душу выдерем и рукавичек нашьем…» — «Товарищи, — плачет член, — не терзайте меня, у меня мать старуха…» А мы авралим, а мы для забавы кверху стреляем… Член думает, что в него промахиваемся, то за стенку спрячется, то опять в окошко выглянет и крутится, вредный, и вертится, как змей в огне: «Я, кричит, не против, я, кричит, сам фронтовик… Вместо машины в награду за вашу храбрость совет выставит шампанского по бутылке на брата…» — «Мало. Тоже фронтовик, нажевал рыло-то…» Рядимся-рядимся, получим по две бутылки на брата да по две на свата и с честью отступим.
Моряк без умолку рассказывал о порядках в городе, о фронте, вспоминал чудачества и геройские подвиги друзей.
Внизу по улице с лютым воплем, гармонью и бубенцами промчался свадебный поезд…
Васька перевесился через перила балкона, облизнул потрескавшиеся красные губы и заговорил еще с большим азартом:
— Девочки-мармулёночки все до одной за нами… Свадьбы вихрем, сплошная гульба… Свадьбы каждый час, каждую минуту… Невесты — за пучок пятачок… Шафера, подруженьки, все честь честью. И колец хватает, колец мы нарубили с пальцами у корниловских офицеров… Во всех церквах круглые сутки венчанье, лохмачи осипли, музыка крышу рвет… Власти много и денег много, все пляшут, все поют, пыль в небо… Пьянка, гулянка, дым, ураган, — ну, жизня на полный ход!..
— Вася, — прервал его Максим, подвертывая бинокль, — никак не разберу, что такое болтается?
— Где?.. — Матрос припал к биноклю и расхохотался. — Так это ж лапоть…
— Чего?
— Покарай меня бог, лапоть… Он доказывает наш свободный дух… Расступись, ботиночки, сапожки, лапоть топает…
Откинувшись на спинку плетеного кресла и устало прикрыв воспаленные глаза, Васька умолк. Он проспал несколько минут, потом встряхнулся, вытащил из кармана лакированную коробочку с кокаином, крупной понюшкой зарядил раздувающиеся ноздри, закрутил от удовольствия головой и, шлепнув Максима по костлявому заду, досказал:
— На кораблях согласно приказа подняты красные флаги, но нашим чудакам этого мало… Каждый хочет свою моду давить… Украинцы рядом с красным вывешивают желто-голубой, молдаване свой национальный флаг выставляют, а мы, русские, али хуже других?.. Красный у нас есть, еще старое андреевское знамя поднять будто неловко… Вот мы на страх врагам и вздернули над кораблем наш расейский лапоть — пускай вся Европа ужасается…
Максим, веря во всемогущество друга, не терял надежды добыть оружие. Он не отставал от моряков ни на шаг. Васька ни о чем и слушать не хотел, так как в тот самый день женился.
…Васька с Маргариточкой за свадебным столом сидят и друг дружке улыбаются. На нем вся матросская справа и оружие всевозможное понавешено. На ней новая форменка — женихов подарок… Куражится Васька, уцепил невесту за хребеток, в губки целует, вино пьет, стаканы бьет, похваляется:
— … в натуральном виде, с подливкой. Ржет братва, на слово не верит.
— Го-го!
— Го-го-го!
Васька сердится.
— Что я вам, — говорит, — чувырло какое?
Из двух кольтов попадает Васька — на спор — в пустые бутылки, понаставленные на рояль.
Бабы визжат, братва потешается…
— Отчаянный вы народ, флотские, — кричит Максим через стол, — а я, а меня, оружие… Ждут станишники.
— Какое тебе оружие, ежели я женюсь? Отгуляем, отпляшем и…
Чечетку, ползунка, лягушечку как тряхнет-тряхнет Васька, локти на отлет:
— Рви ночки, равняй деньки!
Отяжелевшая голова Максима падала на стол, но взрывы веселья заставляли его таращить глаза…
В углу моряки играли в карты. На кону — золото, часы, кольца; керенки не считали, а отмеривали на глаз.
Тесть с картонной грудью и в измятом, сдвинутом на затылок котелке плясал камаринского на демократических началах. Гости над ним потешались, покрикивали:
— Уморушка, Татьянушка.
— Тряхни брылами, повесели морячков…
— Нет, спой-ка ты нам «Яблочко»…
— Сыпь, буржуй, на весь двугривенный.
Теща дышала над молодыми:
— Девушка она у меня чуткая, деликатная и умница-разумница… Гимназию с золотой медалью окончила… Вы, Василий Петрович, уж, ради бога, будьте с ней понежней… Она совсем, совсем ребенок…
Ваську от умиления слеза прошибает. Васька перед тещей пылью стелется:
— Мамаша, да разве ж мы не понимаем?.. Мамаша, да я в лепешку расшибусь!
Маргариточка за роялем трень-брень… Ее восковой голосок тонет в мутном, утробном реве…
На улице под окном песню подхватили с присвистом, брызнуло стекло, и — в раме — рожа дико веселая.
— Э-э, да тут гулянка?
Под окнами летучий митинг:
— Свадьба…
— Фарт.
— Залетим на часок?
— Вались, лево на борт…
Жених высунулся из окна и, смутно различая белевшие в темноте рубахи моряков, зазывал:
— Заходи, ребятишки, места хватит, вина хватит, заходи…
Дом гудел и стонал…
Выпили все шампанское, весь спирт и всю самогонку… Под утро тесть привез корзинку прокисшего виноградного вина — не разбирая, и его выпили… Спали вповалку на битой посуде, на растоптанных объедках. Похмелялись огуречным рассолом.
Кто-то хватился Васьки.
Васьки не было…
— Ах, ах, где молодой?
— Нету молодого, пропал молодой!
Теща плачет, в батистовый платочек сморкается… Маргариточка белугой ревет, охорашивает ягодки помятые… Шафера выжимают из бутылок похмельку, к подругам Маргариточкиным присватываются…