Верь только мне

В нормальной жизни ни одного дрища мужского пола невозможно оттаскать за волосы, тем более такой нимфе. Но сегодня мигрень не по-детски шарашит, а тут эта ниндзя набросилась. Думал, что коньки отброшу от перепада давления, когда согнулся.

Ухмыляюсь сквозь боль. Меня даже мужики бить не решаются, а эта отчаянная.

Напрасно только она насчет бати ляпнула, я в момент озверел. Еле сдержался, чтобы не разнести все там. Ничего, я ее научу, как со мной надо.

Вижу, что она трясется как олененок, но пыркается, открыто конфликтует. Это меня, кстати, и позабавило. Уже несколько лет наш вялый преподавательский состав дружно делает вид, что меня не существует. Как, впрочем, и одногруппники.

Половина меня игнорирует, стараясь особо не попадаться на глаза, а другая половина лижет мне задницу ради бонусов общения с наследником мусорной империи Альберта Фишера.

У бати с десяток мусороперерабатывающих заводов и несколько сотен автоматов по приему пластиковой и стеклянной тары в супермаркетах по всей стране, и их число продолжает расти.

Мои дед и бабка были послевоенными переселенцами, так что отец пол-жизни прожил в Германии, а потом прошарил европейскую тему экологии и вторичной переработки сырья, и привез технологии сюда, полностью вернувшись на родину.

Мы с мамой, естественно, тоже перебрались. И я скажу вам, что это переселение в двенадцатилетнем возрасте было пиздецки мучительным. Меня еще и посадили на класс ниже из-за проблем с письмом и чтением на русском, так что ко мне сразу приклеили ярлык «Тормоз» и стали всячески донимать.

Даже спустя столько лет после переезда я все же периодически чувствую себя не в своей тарелке. Хотя язык я нагнал еще тогда, избавившись от немецкого акцента нараспев, за который мне доставалось от сверстников чаще всего.

Я быстро понял, что хорошему послушному европейскому мальчику в новых условиях выжить не получится, и начал отстаивать себя. И очень скоро всех строил уже я.

А каждое лето под звуки последнего звонка я уже сидел в самолете в родной Дойчланд, где мог сбросить доспехи и отложить в сторону меч. Мечтал, что окончу школу и свалю на поступать на родину.

Однако, шанс учиться на вышке в Германии я просрал, когда после определенных событий, цитирую отца: «ты стал неконтролируемым, и к тебе пропало всякое доверие. В другой стране я тебя не отмажу…».

Так что гнию здесь, в стенах местного ВУЗа, отец настоял именно на нем, потому что в этом универе якобы сильный химический факультет.

Но правда такова, что настоящая причина — это декан химфака Юрий Юрьевич, то есть дядь Юрик, — его дружбан, который все эти годы на мои выходки сквозь пальцы смотрит.

Видимо, отец до сих пор надеется, что однажды я возьмусь за его дело, и что буду лично мусор в пробирках расщеплять. Мама бы так не давила….

Думаю о ней, и по привычке нащупываю кулон на груди. Фак! Наклоняюсь к зеркалу тачки: на мне нет цепочки.

Пиздец, начало сентября…

—Да, Макс, — беру зазвонивший в кармане телефон.

—Что, превратил свою жижу в высокопрочный материал? А то смотреть было невозможно на твою кислую рожу, — Макс передразнивает слова Виолетты.

—Пошел ты! — сквозь муки ржу, а сам кручусь у машины, пытаясь найти кулон.

—Сорри, братан, но я тоже ржал со всеми!

Максу можно так со мной разговаривать.Он, кстати, мой единственный друг. У него я ночевал побитым, чтобы не расстраивать маму раскрашенной после школы физиономией.

Максимиллиан Шелестов со мной с того момента, когда отец только начинал, заводами еще не пахло, и мы после переезда жили в съемной двушке.

Мне кажется, Макс не изменился с шестого класса, только длинным стал, а так такой же позитивный кудрявый долбан. Добрый, но справедливый. Единственный, кто заступался за меня. Братан, короче. Ну и поступили мы тоже вместе.

—Впредь будет послушнее, — чувствую, как во мне просыпается азарт.

—Фак, ты уже что-то натворил?

—Припугнул по-детски, не ссы. Чтобы не наглела.

—Ты давай это, не как в прошлом году, а то чуть факультет не прикрыли…

—Все, папочка, заканчивай нравоучения, — торможу друга.

—Кстати, об отце…. Я так понял, он тоже уже вернулся? — осторожно переводит тему.

И я знаю, что он за этим и позвонил. Переживает.

—Угу, — не найдя цепочку, обессилено опускаюсь на водительское сиденье.

—И… как ты?

—Норм, не хочу об этом.

—Ты это, заезжай вечером, — предлагает, —У меня смена до восьми.

Макс с лета батрачит в кофейне в каком-то бизнес-центре, а я только неделю, как прилетел, так что толком поговорить времени не было.

—Посмотрим, — нашариваю в бардачке блистер и закидываюсь третьей таблеткой от мигрени за день.

—Короче, жду брат. Так, все, у меня посетители! — Макс бросает трубку.

Посмотрим, отпустят ли меня вечером… Потому что мне пора валить к бате в офис на очередное собрание.

Тянусь к зажиганию, но тут в зеркале заднего вида замечаю приближающуюся со скоростью света Виолетту.

Ухмыляюсь. Что, мелочь, смелости набралась и договорить решила? Это я удовольствием.

Глава 3. Виолетта

Минут двадцать ползаю по полу, пытаясь аккуратно замести осколки тончайшего стекла, которые разлетелись вообще повсюду.

Плакать я не стала. Когда эффект неожиданности улетучился, меня отпустило. И я даже была готова пойти отыскать этого индюка и договорить…

—Можно к Вам, Виолетта Александровна? — в мою подсобку уверенно шагает темноволосый молодой мужчина в строгом костюме.

Ээммм, не припомню его на собраниях.

Его карие глаза округляются от зрелища: —Как я вовремя, сейчас помогу, — он без колебаний присаживается рядом, и начинает выуживать длинными пальцами из завалившегося набок картонного ящика фрагменты бывшего лабораторного оборудования. —Вы в порядке?

—А Вы…то есть, мы знакомы? — с недоумением смотрю на из ниоткуда взявшегося принца.

Принца, потому что он напомнил мне всех диснеевских персонажей сразу: такой весь аккуратный, высокий и подтянутый, с идеально зачесанными и, кажется, даже уложенными лаком волосами.

—Простите, не представился, просто я Вас хорошо знаю, Виолетта Александровна, — немного смущаясь улыбается, —Меня зовут Роман, Роман Павлович Лисицын.

—Лисицын? Вы сын Павла Васильевича? — переспрашиваю очевидное.

—Совершенно верно, — улыбается, —От него и слышал о Вас. Можете называть меня Рома, мы с Вами почти коллеги.

Рома не только говорит успокаивающим бархатистым голосом, но и очень быстро заметает осколки в мой маленький пластиковый совок, за это мысленно закидываю монетку в его копилку.

Его доброжелательный тон переключает меня из режима атаки на расслабляющую волну: —Очень приятно, тогда и Вы называйте меня Виолетта. А на ты с коллегами ВУЗа переходить разрешается? —Думаю, да, — поднимает на меня взгляд.

Он быстро пробегаеся по моему лицу, и, плохо скрывая мужское смущение, снова переключается на ящик.

—Чтоооо такое? —не выдерживаю его приятной, но несколько странной реакции.

—Отец говорил, что его должность передают молодому специалисту, но я немного растерялся, увидев такую юную девушку, — его ямочки на щеках становятся еще отчетливее.

Самому Роману по ощущениям лет двадцать восемь. А судя по тому, с какой скоростью он сориентировался в пространстве, бывал он в этой подсобке не раз.