Страница 24 из 95
Так вот, наведение эпилептоидом формального порядка, как это описано выше, не только заключает в себе намерение жить в комфортно устроенном предметном мире, но и является прекрасным средством подавления других людей, лишения их самостоятельности, возможности действовать по своему усмотрению.
Все перечисленные тенденции – и систематизация предметов, отражающая их актуальность, полезность и готовность к использованию, и стремление не допустить ничьей спонтанной активности на занимаемой территории, и чёткое понимание, что тут к чему, ведут к формированию особой организации эпилептоидного пространства. Её следует назвать «функциональным зонированием», т. к. она предполагает, что каждому роду занятий, каждому обитателю в этом пространстве отведено определённое, специально подготовленное место.
На территории эпилептоида у каждого – своя «зона». Так удобнее контролировать людей. К тому же, так эффективнее можно организовать деятельность. Эпилептоид сам брезгует и другим не даёт делать что-либо в неприспособленных для этого условиях.
Сколь бы, к примеру, ни был целеустремлён, трудолюбив и старателен индивид – обладатель паранойяльного радикала, его эпилептоидная натура (при наличии таковой) заявит о себе словами профессора Преображенского: «Спать я буду в спальне, обедать в столовой, а оперировать – в операционной!»[32] Как бы истероидное начало в человеке ни заставляло его поминутно прихорашиваться, его же эпилептоидная сущность привяжет этот процесс строго к определённым местам, где, ко всему прочему, будут храниться и необходимые для этого инструменты. Только так и никак иначе.
Вы спросите: «А как же поведёт себя эпилептоид, у которого нет возможности оборудовать спальню, ванную, разделять кухню и столовую – у него, может, всего-то один стол на пяти квадратных метрах?» – В соответствии с тем же принципом «зонирования».
Превращая свой единственный стол, на время, в обеденный, он покроет его легко отмывающейся клеёнкой. Закончив трапезу, садясь, например, за шитьё, тщательно вытрет стол и заменит клеёнку тканью, поверх которой установит швейную машинку. Так что «функциональные зоны» и тут будут разграничены, но другими (доступными) средствами.
Подобное «зонирование» распространяется не только на оформление пространства, но и на всё поведение эпилептоида. Взять хотя бы мимику и жестикуляцию эпилептоидов. Они весьма характерны и с точки зрения узнаваемости, и в аспекте отражения базовых свойств этого радикала.
Мимика вообще представляет собой превосходный инструмент для информирования окружающих о настроении и намерениях её обладателя. Мимика эпилептоида в полной мере отвечает принципу «зонирования», распределения людей по различным социальным «кругам».
У эпилептоида есть мимика «для своих» – довольно приветливая, но в то же время покровительственная; есть мимика для «принятых формально» – она вежливо-натянутая. Наконец, для всех остальных, кого эпилептоид не знает, не ждёт и не приглашает к знакомству, предназначена мимика, форму и суть которой отражает лозунг: «Не влезай – убьёт!»
В более мягком варианте это мимика-отторжение (сухое, бесстрастное, ничего не выражающее лицо, поджатые губы, взгляд «сквозь» человека). В более жёстком – мимика-угроза (насупленные брови, злой взгляд исподлобья, играющие желваки на скулах).
Так с помощью различных выражений своего лица эпилептоид даёт понять людям, к какой категории («зоне», «кругу») он их относит, хочет ли вообще их видеть и знать. Это хороший способ управления отношениями, упорядочения информационных потоков в среде обитания. «Я лишь посмотрел на тебя, а между нами уже всё ясно», – как бы говорит своей мимикой эпилептоид. Это удобно: и вполне информативно, и экономит энергетические ресурсы, что для эпилептоида не последнее дело. Эпилептоид умело и расчётливо «дозирует» свою двигательную активность, а также сопряжённую с ней экспрессию.
Основные жесты эпилептоидов целесообразно подразделять на: а) оборонительные (заградительные); б) экспансивно-территориальные (захватнические); в) брутальные (агрессивные).
Эпилептоид с помощью жестов как бы огораживает свою зону ответственности, собственную территорию, например, сцепляя пальцы рук «в замок», помещая локти на столешницу и разворачивая их в стороны, в направлении соседей: «Знайте, где – моё, а где – ваше». Если собственных рук ему для этой цели не хватает, эпилептоид, в дополнение, выстраивает вокруг себя «китайскую стену» из разнообразных предметов: авторучек, очешников, тетрадок, книг и т. п.
При этом следит зорко, чтобы соседи не трогали его вещей, не пытались вторгнуться в его «владения». Любые подобные попытки наказываются с его стороны агрессией.
Сам же эпилептоид не прочь заявить при помощи жестов претензию на соседнюю территорию. К примеру, растопырив руки в дверном проёме чужого кабинета или опершись на чужой стол обеими руками с переносом на них всей тяжести своего тела, или – без спроса и без особой надобности – манипулируя чужими предметами. Это варианты экспансивной жестикуляции[33]. К ним также относятся и разного вида объятья, прихватывания близко стоящего человека за шею, за талию, за руку, притягивание его к себе – несколько насильственное, грубоватое. Так эпилептоиды показывают, что этот человек «принадлежит» им, включён в их «ближний круг».
Брутальная жестикуляция – это угрожающие движения руками в направлении партнёра по диалогу, хватания «за грудки», толчки, удары и тому подобное. Провокационные, оскорбительные, непристойные жесты – это тоже признаки эпилептоидности.
Кроме названных, эпилептоидам присущи, конечно же, жесты «наведения порядка»: они охотно поправляют чьи-то (в т. ч. собственные) растрёпанные волосы (расчёсывают, приглаживают), неправильную осанку («расправь-ка плечи, не горбись»), снимают пушинку или крошку с лацкана пиджака.
Характеризуя мимику и жестикуляцию эпилептоидов в целом, следует отметить, что, как правило, обладатели этого радикала внешне медлительны и сдержанны в движениях. Так сказывается их постоянно высокий самоконтроль за проявлениями эмоций. Они как будто всё время настороже, в напряжении, ожидают атаки неприятеля и готовы к ней.
Широкоразмашистые, с большой амплитудой жесты и яркая мимика им не свойственны. Мы не увидим эпилептоида покатывающимся от хохота, ликующим, рвущим на себе ризы или посыпающим голову пеплом. Он если не «в бою», то «в походе» или в кропотливом труде, а там не балагурят и не дают себе послаблений.
И, если уж речь зашла о труде, то нельзя не отметить точность и ловкость высокопрофессиональных движений эпилептоидов, которые нередко специально, изо дня в день, без устали отрабатывают необходимые им двигательные навыки. Результатом этого становится впечатляющая рациональность их двигательной активности, не допускающая лишних затрат времени и энергии на выполнение работы. И здесь эпилептоиды, по своему обыкновению, разумно экономят усилия.
Я был знаком с ассистентом выдающегося кардиохирурга Г.М. Соловьёва. Чтобы не отстать в мастерстве от своего босса и учителя, этот молодой врач, Александр, по примеру самого Соловьёва, в очень короткий срок (за полгода, не больше) научился играть на фортепиано.
Но ещё более потряс меня рассказ нашего общего знакомого, что Г.М. Соловьёв и этот Александр наловчились «накладывать заплатку на межжелудочковую перегородку» (как назвал мой знакомый операцию по устранению врождённого порока сердца) за сорок пять секунд! Представляете, насколько точны, согласованны и рациональны были при этом их движения?! Ради этого они и тренировали пальцы на клавиатуре музыкального инструмента.