Страница 30 из 76
«Значит самая рыжая, самая кудрявая и грудь что надо», — понял Стасян и обратился к сантехнику напрямую. Но шёпотом, чтобы лишние уши не навострились:
— Слушай, ну я понимаю, что если даме с пышной грудью не застёгивать три верхних пуговицы, то губы можно не красить, но Рае-то что сказать при таких обстоятельствах?
— Как что? — не понял Боря, а потом как понял. — Скажи, что скоро буду! И… ты про глаза забыл. Глаза они тоже красят. Как в пустыне научились для защиты от песка, так и повелось. Традиция!
Оба застыли друг напротив друга. Один насчёт неожиданного исторического экскурса, другой насчёт благодарности. Но не одного же благодарить, когда все вокруг — заслуживают.
— Когда «скоро», Боря? — на всякий случай тут же поинтересовался крановщик, так как любил точность хотя бы до временного отрезка в час-другой, а этот ответ подразумевал интервал от «немедленно» до «к майским праздникам управимся».
— Да откуда мне знать? — хмыкнул Боря и с удовольствием нос почесал обеими свободными руками. — Как в себя придёт, сразу домой и рвану.
— Ладно, я прикрою, — улыбнулся Стасян. — Но по части ребёнка сам расскажешь, да? Мы и так… постарались.
Тут Глобальный носом-то и повёл. ППринюхался. От крановщика пахло не только куревом, но и костром. Как будто шашлыки жарил.
«Но не на ночь же глядя!» — возмутился внутренний голос и тут же объяснил: «Мангала рядом не вижу».
— Стасян, ты что… кафешку поджигал? — прошептал Боря, сглаза прищурив.
«Сейчас скажет, что не поджигал, просто с пацанами рядом стоял, пока они поджигали», — тут же предположил внутренний голос.
— Скажешь тоже, — хмыкнул крановщик и стрельнув у мужиков новую сигарету, признался в более интересном занятии. — Банки деду ставил.
— А не пиздишь? — на всякий случай поинтересовался уже Боря, так как ему очень не хотелось, чтобы друзья из-за него страдали.
На что крановщик тут же поправился:
— Точно… прадеду!
Вернувшись за руль, Глобальный тут же подушку пострадавшей под голову подложил, которую всегда возил с собой в чехле водительского сиденья. Ведь ему не раз приходилось спать в салоне.
— Подуша, — пробормотала Новокурова, не открывая глаз.
— Подушка, — поправил Боря, немного опасаясь за нарушение когнитивных функций после падения женщины.
Но головой вроде не билась. И как мешок картошки не падала. Просто осела на асфальт листочком, согнутым на ветру. Словно заранее готовилась.
— Нет, она такая мягкая и тобой пахнет. Потому — подуша, — улыбнулась рыжая лиса, начиная в себя приходить. — Ты же… душа моя!
Сколько весит душа, если её так легко выдворить из тела девятиграммовой пулей, Боря не знал. Но на всякий случай сглотнул. Так ничего и не ответив, только осторожно повёл автомобиль по известному адресу в спальный район.
Момент тишины без радио и толчеи на дорогах много стоит. Трасса пустая. Есть время посмотреть прямо перед собой и о многом подумать. Ночной город, замерзающие лужи на асфальте, свет фонарей по глазам. Душа не подстрелена, но нараспашку. На ней больше ни тревоги, ни груза. Ощущение, что всё прошло как по маслу. И не хочется больше думать ни о долге, ни об обязательствах.
Как будто одно обязательство резко другое перебило. Которое правильное и верное сразу, а не потом.
«Ну а что девушки в обморок падают, так это от полноты чувств», — тут же добавил внутренний голос: «Ничего, откачают. Главное, что за тебя полгорода вписалось. Мэру Лупову бы такую поддержку! Помнишь, как за него голосовали? Весь город в растяжках был — „за Лупова!“. Он и не подвёл. Фамилия говорящая оказалась. Не человек, а залупа. Сколько на освещении украл, что только каждый пятый фонарь по городу работает, а дорога — яма на яме! А ведь на них по федеральным и государственным программам выделяли. Но всё равно — освоил».
Снова подхватив Наташку на руки, Боря дверь ногой закрыл. За барсетку с документами больше не переживал. Пусто в кошельке, только ветру раздолье. А документы его кому теперь нужны? Полежат с часок, никуда не денутся.
Если в подъезд худо-бедно просочился с каким-то худосочным подростком. То едва подойдя к лифту, взвыл. Тот стоял с открытыми настежь створами. И ежу ясно — не работает.
Пришлось поднимать Наташку на этаж по лестнице. И пока шагал, где-то на четвёртом этаже его мужчина солидного вида обогнал. Боря присмотрелся ему в спину и по кудрявой причёске признал утреннего покупателя роз. Где тот пропадал половину дня, история умалчивала. Но теперь точно мчался к любовнице с тем же букетом.
«На контрольный заход перед расставанием», — прикинул внутренний голос, пока Боря понял, что начинает обливаться потом.
Первые пять этажей ещё ничего было, а начиная с шестого сердце начало сбоить. Но стиснув зубы, заставил себя подниматься ступеньку за ступенькой. Так как Наташка была без сил и бледна. Руки только шею обхватили. Но раз ещё не слезла и даже не предложила сама пойти, значит действительно усталости по самую макушку и ещё немного на причёске.
Пока Боря на шестом этаже взял перерыв, чтобы отдышаться, на седьмом уже драма разыгралась. Оксана попытку расстаться не оценила и теперь розы по всей площадке летали. А любовника по лицу и шипами и листьями хлестали как в бане веником.
— Но она же беременна! — сделал последнюю попытку достучаться до любовницы неверный муж, который предпринял решительную попытку встать на путь истинный.
— А в жопу она даёт? — сразу повела в бой тяжёлую артиллерию Оксана и ногтем от уха до губы провела, пометив чужое как своё, чтобы посылка домой ушла.
— Нет, — ответил мужик со следами ногтей и шипов на истерзанном лице. Но немного подумав, добавил. — Но я же стану отцом.
— А я, может, тоже хочу стать матерью. Об этом ты не подумал? — не сдавалась стюардесса-соседка, снова не желая терять «мешок с деньгами» и имея свои виды на обеспеченного мужчину.
— А ты… хочешь?
— В жопу или ребёнка? — тут же уточнила Оксана, беспардонно смешав эти два разнополярных мира в одном вопросе. — Ты и меня пойми. Не страшно, если послали. Страшно, что пойти не с кем за компанию. Так что следом пойдёшь!
— Ой ли?
Боря аж поморщился. Ничего святого у людей. Хуже ведёт себя только международный олимпийский комитет, антидопинговые агентства и НАТО. А тут картинка маслом. Этюд «и хочется, и колется, и мама не велит».
У сантехника вроде бы и не было никакого сомнения, что Оксана — шкура, а мужик исправляется, но пока преодолел три ступеньки, тут же всё переиначилось.
— Вот тебе и ойли! Так как я хочу ребёнка, а ты можешь идти в жопу! — расставила приоритеты соседка с седьмого этажа и так хлопнула дверью у него перед носом, отчего даже Наташка открыла глаза.
— Мы уже приехали⁈ — едва не свалилась она с рук, но Боря придержал.
А мужик застыл в раздумьях, разглядывая лепестки роз по всей площадке и потирая лицо с признаками озадаченности и лёгкого мазохизма. На поднимающихся он внимания не обратил. Самому есть о чём подумать. Ближе к полуночи — отлично думается, если подумать. Но если не думать, то тоже отлично выходит. А это уже новый повод подумать.
Когда сантехник и пробуждённая поднялись на восьмой этаж, а на седьмом этаже окончательно затихло, Наташка выразительно посмотрела на Борю и сказала с усмешкой:
— Маргарита Петровна очень удивилась, обнаружив у себя на лобке седой волос. Да что там удивилась? Остальные в лифте просто охуели!