Эффект Грэхема

— Да, — криво усмехается он.

Я хлопаю его по плечу.

— Ты справишься, Поуп. Постарайся не обращать внимания на весь этот шум.

— Спасибо, Райдер.

Он уходит, а я вхожу в вестибюль. Я замечаю ярко-красные цветы в вазонах возле главного стола, и когда охранник не смотрит, я небрежно срываю один из алых цветков и продолжаю идти. Затем я гуглю в своем телефоне, ухмыляясь про себя.

Десять минут спустя Джиджи входит в зону джакузи, одетая в слитный купальник, который никогда не перестает вызывать у меня желание к ней.

Я протягиваю цветок.

— Вот.

Она вздыхает.

— О боже. Я боюсь спрашивать, но… какой сегодня национальный день?

— Национальный день сладкой ваты. Мне показалось, что ты захочешь его отпраздновать.

Она издает этот мелодичный, женственный смех, и я притворяюсь, что он не производит на меня впечатления, хотя на самом деле все в ней так действует.

Мы устраиваемся на противоположных концах джакузи, и струи воды закручиваются вокруг нас в пенистый водоворот. Мы оба знаем, что произойдет, если мы сядем слишком близко друг к другу, и в кои-то веки ведем себя наилучшим образом.

— Я действительно думала, что к этому времени услышу что-нибудь от сборной США, — ворчит Джиджи. — Типа, зачем Дастину понадобилось обнадеживать меня в Мэне, говоря, что мне не о чем беспокоиться, если они не планировали связаться со мной в ближайшее время?

— Я знаю, это расстраивает, но тебе нужно набраться больше терпения, — советую я. — Я помню, прошла целая вечность, пока они собирали юниорскую сборную мира. — Я слизываю капельку влаги с верхней губы. — Я думаю, что более важный вопрос прямо сейчас — что мы будем делать с Колсоном? Я продолжаю размышлять о том, стоит ли нам рассказать ему о нас.

Черты ее лица напрягаются.

— Вы, ребята, действительно начинаете ладить, да?

— Да. Он мне нравится, — говорю я неохотно.

Она усмехается.

— Это было больно, не так ли?

— Очень. — Я делаю паузу. — Хотя, я не знаю. Может быть, нам пока не стоит ему ничего говорить. Последний месяц доказал, что дух товарищества — это то, что нужно команде. Я не могу все просрать.

— Значит, давай еще немного помолчим. — В ее голосе звучит облегчение.

Раздается звуковой сигнал таймера, и мы вытираемся полотенцем, надеваем шлепанцы и направляемся в сауну. После этого я возвращаюсь в коридор с самым освежающим чувством, нормальная температура мгновенно охлаждает мое лицо.

Лицо Джиджи все еще раскраснелось от пара. Она выглядит такой хорошенькой, серые глаза сверкают, а щеки порозовели, что я забываю, где мы находимся. Я наклоняюсь и целую ее.

Кончик ее языка касается моего, когда кто-то прочищает горло, и мы отпрыгиваем друг от друга.

Это тренер Дженсен.

Черт.

— Грэхем. Райдер, — осторожно приветствует он нас.

Она резко отстраняется от меня, совсем не осторожно.

— Тренер, — говорит она, кивая в знак приветствия. — Эмм. Мне нужно принять душ и переодеться. Хорошего вечера.

Затем она убегает.

Тренер наблюдает за ее убегающей фигурой, затем переводит взгляд обратно на меня. Я борюсь с желанием закрыть глаза, чтобы не видеть этого хмурого осуждения.

— Ты действительно хочешь в это ввязаться? — спрашивает он, проводя рукой по своей стрижке цвета соли с перцем. Линия роста волос у него выглядит так же, как на фотографиях в вестибюле двадцатилетней давности.

Когда я не отвечаю, он вздыхает.

— Эти гребаные парни всегда думают своими членами, — бормочет он себе под нос. — Могу я провести всего один сезон, где этого дерьма не будет?

— Это больше, чем... что бы вы там не подумали, — наконец говорю я.

Он выглядит неубежденным.

— Мы вместе. Тут, э-э, замешаны чувства.

Чертовы чувства. Как вообще до такого дошло? Я думал, что трахну ее несколько раз, и мы оба разойдемся кто куда. Теперь мысль о том, что я никогда больше не увижу ее улыбки, кажется мне такой, словно кто-то вырывает мое сердце из груди.

— Все, что я могу сказать, это действуй осторожно. Не делай ничего, что могло бы навредить команде.

— Я пытаюсь этого не допустить. Послушайте, вы знаете, у нас было тяжелое начало, но я делал все, что мог, чтобы это изменить. Мы с Колсоном пытались объединить всех.

— Я заметил, — признает Дженсен.

— Тогда вы знаете, что последнее, что я хочу сделать, это все испортить. — Я пожимаю плечами, немного беспомощно. — Я этого не планировал.

Он снова тяжело вздыхает.

— Послушай. Мальчик. Мне насрать на жизни других людей. Меня волнуют только несколько вещей. Моя жена, мои дочери, мои внуки. И мои парни. То, что они покидают Брайар — ничего не меняет. Они по-прежнему все мои, ты понимаешь? — Он кивает в ту сторону, куда ушла Джиджи. — Ее отец мне как сын, а это значит, что она мне как внучка. Что означает — не занимайся херней.

Я сглатываю.

— Я знаю, что тебе с юных лет приходилось нелегко, — хрипло говорит Дженсен. — И я знаю, что доставил тебе немало хлопот, когда ты впервые попал сюда. Но я заметил разницу в тебе, Райдер. Ты хорошо исполняешь свои обязанности в качестве капитана, и благодаря этому команда демонстрирует улучшение. Если ты будешь продолжать в том же духе, вы, ребята, пройдете весь путь до конца. — Он пожимает плечами. — Так что… Я просто хочу, чтобы ты подумал, готов ли ты рисковать этим.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

РАЙДЕР

Не называй меня так

Закон наконец-то добрался до меня.

Вернее, юрист. Я уклоняюсь от его звонков с сентября. Больше трех месяцев, а он все еще не понял намека. На самом деле, он только ускорил свою миссию “установи контакт с Райдером”. На этой неделе прислал несколько писем по электронной почте, оставил еще два голосовых сообщения, и я, наконец, понял, что если не пошлю все и не сорву пластырь, я буду бегать от этого парня до конца своей жизни.

Сегодня вечер среды, и я направляюсь в общежитие, чтобы повидаться с Джиджи. Мы договорились поужинать и сходить в кино. Заезжая на парковку, я остаюсь в джипе и перезваниваю Питеру Грину, не прослушав сообщение, которое он только что оставил.

— Питер Грин, — следует его отрывистое приветствие.

— Мистер Грин. Это Райдер.

— Наконец-то. — Его голос звучит немного раздраженно. — Я уже начал думать, что ты разыграл сцену с исчезновением и сменил имя.

Боже, прекрасная мечта.

— Извините, что не перезвонил вам раньше, но... — Я замолкаю, затем выбираю жесткую честность. — Я не хотел.

Это вызывает у меня печальный смешок.

— Послушай, поверь мне, я понимаю. Я действительно понимаю, малыш. Но независимо от того, как сильно ты хочешь избежать этого, это не меняет того факта, что твой отец может быть условно-досрочно освобожден.

— Да, объясните мне это еще раз, — бормочу я, пытаясь подавить свой гнев.

Но он слышит это в моем голосе.

— Я понимаю, — говорит Грин. — Я бы тоже был в бешенстве. Но не я был первоначальным обвинителем по этому делу, и не я заключал сделку о признании вины. Но она была заключена, и он имеет право на слушание, при условии, что он будет вести себя хорошо. И согласно сообщениям из исправительного учреждения, так оно и есть. У него есть работа. Он ходит в тюремную церковь.

— Тем лучше для него, — саркастически бормочу я. — Просто будьте сейчас честны со мной — есть шанс, что он выберется?