Изменяя правила

Я едва заметно усмехаюсь.

— Я тебе не ровня, Ангел.

— Но я тебе нужна. — Она берёт стакан и выпивает его содержимое одним махом. — Для этого заключают сделки, не так ли? Потому что два человека нуждаются друг в друге. Если бы это было не так, их называли бы не «соглашениями», а «навязыванием».

Её замечание заставляет меня задуматься.

Должно быть, Глория воспринимает моё молчание как согласие, потому что замолкает и наливает нам обоим новую порцию виски. Стакан за стаканом, она становится всё менее напряжённой и более расслабленной.

Глория поворачивает табурет, чтобы осмотреться.

— Отличное место, — замечает она. А увидев пилон в центре зала, улыбается. — Женщины танцуют на нём?

— Не всегда.

Она кусает губу, прежде чем продолжить.

— В детстве я мечтала стать танцовщицей. Даже брала несколько уроков танцев, но это было не для меня. Танец — это дисциплина. Правила. — Она пожимает плечами, делая вид, что ей всё равно. — Ты меня знаешь, Джун. Я свободный дух.

В отличие от меня, который всю жизнь провёл в клетке ценностей и традиций семьи.

— Ты когда-нибудь жалела о своём выборе?

— Не совсем, но мне всегда было интересно, каково это — танцевать перед публикой.

Я вдыхаю очередную затяжку дыма.

— Почему бы тебе не сделать это сейчас?

— Что?

— Потанцевать.

— Здесь? Перед тобой?

Я тушу сигарету и встаю. Key Club — это ночной клуб, а сейчас утро. Никто не потревожит нас в течение нескольких часов. Я беру стул, ставлю его перед шестом, который привлёк её внимание, и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Глорию. Она продолжает сидеть за барной стойкой, уставившись на меня широко раскрытыми глазами.

— Джун. Я не думаю, что…

— Танцуй.

Глория едва заметно вздрагивает. Должно быть, от неё не скрылось ни то, как хрипло прозвучал мой голос, ни зловещий огонёк, вспыхнувший в моих глазах. Долго, очень долго мы смотрим друг на друга. Затем она двигается. Покачиваясь на каблуках, Глория подходит к платформе, на которой установлен пилон для танцев. Она едва касается его, почти с опаской. Я не привык видеть её такой. Она никогда не была нерешительной и не колебалась.

«Мне нравится».

После минутного раздумья она наклоняется вперёд, протягивая пальцы к ремешкам на лодыжках. Как только понимаю, что она хочет снять туфли, я останавливаю её.

— Ты должна их оставить.

— Я не могу танцевать на десятисантиметровых каблуках!

Я задираю подбородок, бросая ей вызов.

— Девушки здесь выступают на каблуках ещё выше, чем у тебя.

— И в более короткой, более практичной одежде, — возражает она.

— Никогда не говорил, что ты не можешь раздеться.

Глория внезапно краснеет.

Красивая.

Нет. Она более чем красива.

И я поедаю её глазами.

Мне нравится изящная линия её шеи, то, как по фигуре скользит платье. А когда она задирает подол до середины бедра и ступает на платформу, у меня пересыхает во рту. Я хочу, чтобы Глория выглядела неуклюжей или нескладной. Вместо этого она берётся за шест, словно выросла с ним и поворачивается ко мне. Она улыбается, но не как женщина, которой подарили мечту её детства.

Вернулась чувственное и решительное существо, которым Глория была всегда.

И меня безнадёжно к ней влечёт.

Её руки скользят по пилону, дразня меня.

— Бэйджиро сказал, — ты часто здесь бываешь.

— Мне нравится сюда приходить.

Одной рукой она цепляется за шест, а другой распускает волосы. Глория едва заметно качает головой, освобождая их полностью.

— Потому что тебе нравится?

— Потому что паб мой.

— Ты унаследовал его от дяди?

Я кривлю рот. Мне не нравится говорить с ней о дяде, не после того, что она заставила меня сделать, поэтому я не отвечаю.

Почувствовав моё недовольство, Глория меняет тему.

— А что здесь делают женщины? Раздеваются донага?

— Только если их приглашают в приватную комнату.

Обогнув пилон, Глория прислоняется к нему спиной так, что оказывается лицом ко мне, и едва сползает вниз. Подол платья приподнимается, позволяя мне увидеть что-то светлое.

«Белое кружево».

Чертовски чувственна.

И очень, очень злая.

— Ты пригласишь меня?

Я прочищаю горло.

— Куда?

— В приватную комнату.

— Нет.

Она быстро поворачивается вокруг себя, захватывает пилон ногой и выгибает тело назад. Её грудь приподнимается, притягивая мой взгляд.

— Почему?

Я облизываю губы.

— Это место моё. Если на самом деле захочу тебя трахнуть, то не стану тратить время и уходить в отдельную комнату. Я сделаю это здесь, на глазах у всех. У стены. На полу. Где угодно.

— Жаль, что ты этого не хочешь. — Она выпрямляет спину. Её руки продолжают захватывать шест, а глаза обращены к моим. — Потому что я была бы не против, если бы ты трахнул меня, даже на глазах у публики.

Возбуждение, которое она пробудила во мне, внезапно исчезает, сменяясь гневом. Я знаю её историю с Рулзом. Он не просто трахал её, он делил Глорию с другими мужчинами. Он смотрел, как она наслаждается в объятиях другого, и ей нравилось чувствовать на себе его взгляд. Я не такой. Никогда не смогу делить Глорию с кем-то и никому не позволю наблюдать за ней.

Я встаю, разъярённый.

— Руки на шест.

Вижу, как её кожа покрывается мурашками от страха или, возможно, предвкушения.

И всё же Глория подчиняется.

Взяв Глорию за бёдра, я притягиваю её к себе. Подол платья задирается, обнажая пару белых трусиков. Они мне не нравятся. На её бледной коже я предпочитаю чёрные; лучше, если они будут в окружении красных следов от моих пальцев.

Приказываю ей не отпускать шест, а сам толкаю её голову вниз. Чтобы сохранить равновесие, Глория выгибает спину и оттопыривает попу. Поглаживаю её по затылку, сначала нежно. Затем собираю волосы, захватывая в кулак. Я крепко сжимаю их, вынуждая Глорию поднять голову, но спину держать дугой. На мгновение она теряет хватку за шест, заставляя меня разочарованно поморщиться.

Когда она хватается за пилон снова, в моём горле раздаётся хриплый звук.

Я чувствую, как она дрожит, трепещет.

Но она не сдаётся.

— О чём ты думаешь, Джун?

Делаю глубокий вдох, возвращая себе спокойствие и хладнокровие.

— Я думаю о том, как легко было бы тебя трахнуть. — Провожу пальцем по контуру трусиков, пока не добираюсь до самой интимной части. — И как бы тебе это понравилось. Тебе бы этого хотелось, верно?

Глория отвечает мне не голосом, а сдавленным стоном. Она раздвигает ноги, приглашая меня прикоснуться к ней там, где желает, — там, где её набухшая плоть уже влажная.

Вместо того чтобы ласкать, я ударяю.

Её сердцебиение учащается, как и дыхание.

— Я чувствую твой страх. И твоё желание. — Глория втягивает живот, когда сдвигаю ей трусики в сторону и погружаю палец в складки её плоти. Она такая мокрая. Я касаюсь носом её шеи. Она хорошо пахнет: цветами и летом. Непроизносимыми грехами и ложной наивностью. Я понижаю голос, будто открываю ей секрет. — Ты правильно делаешь, что боишься меня. Когда ты со мной, ты всегда в опасности.