Страница 79 из 231
Но я, с моей дотошностью, всё-таки отыскал его предка, который занимался почти тем же. Это был мой прадедушка - отец моей бабушки - Георгий Гигаури, мебельный фабрикант, несостоявшийся 'поставщик его императорского высочества'. Тот самый, которого так подвёл князь Ольденбург, забраковав его огромную партию мебели. Возможно, среди этой мебели были и бильярдные столы:
В феврале я снова приехал в Москву и простился в кафе 'Огни Москвы' с Тамарой. А в конце апреля с двоюродным братом Димой поехал на празднование Пасхи в Рязань к родственникам. Это были родственники Марии Павловны - тёщи моего дяди, а следоватльно и наши.
Рассказываю про это путешествие, чтобы показать, как голодала в 1963 -1964 годах вся Россия, а не только Грузия, которую, может статься, Хрущёв хотел наказать, как родину Сталина. Но за что же было наказывать родину Есенина, да и всю Россию, за исключением, пожалуй, только Москвы?
Ничего не подозревая, мы с братом выехали в Рязань, не взяв с собой никаких припасов. Поселились в центральной гостинице и тут же познакомились с двумя девицами, тоже по их словам, приехавшими из Москвы на празднование Пасхи. Они остановились в номере этажом выше нас. Договорившись отметить встречу у нас в номере (чтобы не повторять московских ошибок с ресторанами и с игроками 'Динамо'), мы спустились в магазин, чтобы взять выпивку и закуску.
В пустых магазинах на нас посмотрели, как на провокаторов. Мы кинулись в гостиничный ресторан и смогли взять там лишь несколько бутылок залежалого ликёра 'Роза', несколько порций 'мяса кита тушёного' и несколько кусков хлеба нарезанного, ярко жёлтого цвета, крошившегося в руках.
И мы с девушками пили за знакомство липкий сладкий ликёр, заедали его пахнущим рыбой, несъедобным мясом кита (не путать с кетой!) и крошками жёлтого, похожего на кукурузную лепёшку, хлеба.
Мы быстро захмелели. Девушка брата (а мы сразу же их 'поделили' - он выбрал себе полную, я - худенькую, поинтеллигентней!), быстро 'свалилась', и мы её положили спать на софу. 'Моя' оказалась выносливее и 'злее'. Мы допили всё, что было, а затем она попросила меня проводить её наверх, в их 'девичий' номер. Чтобы, по её словам, не устраивать 'групповухи'. Я и проводил мою подругу наверх. Её, конечно, вело, но номер открыть мы сумели. Она едва добежала до кровати, кинулась в неё, и вдруг: похвасталась, чем пила-закусывала.
Признаюсь, что тогда я и сам был близок к этому. Я постоял над телом 'отрубившейся' девушки, несколько минут, соображая, исполнять ли мне свой мужской долг, или нет. Потом решил, что если бы мы только пили ликёр, я бы, пожалуй, этот долг исполнил бы. Но мясо кита, так напоминавшее старую говядину, притом пахнущую рыбой, живописными кусочками лежавшее на подушке в розовом ликёрном 'соусе', отбило у меня всякую мысль о сексе.
Я вышел из номера, и, не заперев двери, бегом спустился вниз. Хорошо, что дверь была не заперта, и я успел в туалет. Поэтому я ни перед кем не успел похвастаться своей трапезой. Дима спал на своей кровати, подружка его - на софе. Я растолкал её и попросил пройти наверх, присмотреть за товаркой, чтобы та не задохнулась.
Мы спали до вечера, а утром в субботу в канун Пасхи, собрались к родственникам. Перед уходом нас всё-таки навестили 'подружки' и попросили денег 'в долг'. Мы ответили, что-то вроде 'сами побираемся', и пошли встречать Пасху.
Вот так мы вели себя в Страстную пятницу! Ничего про всё это я больше не скажу и говорить не хочу. Но одну мысль всё-таки выскажу - такому народу (как мы с братом, разумеется, никого больше я не имею в виду!) - так и надо! Такую жизнь, такого Хрущёва, таких баб, такую выпивку и такую закуску! Кушайте, как говориться, на здоровье, и не жалуйтесь!
Противный Вася и приятная Таня
Между приездом из Тбилиси и поезкой на Пасху в Рязань, как я уже гворил, произошла размолвка между мной и Тамарой. Или, короче, я получил по заслугам и опять остался 'холостым'. И, как я предполагал, наступило время заняться Таней - женой моего друга Володи.
Но на этом пути мне встретились два обстоятельства - хорошее и плохое. За время моего пребывания в Тбилиси Таня, как и преполагалось, развелась с мужем - это хорошо. Володя так и жил у Ани и в общежити не появлялся.
А плохо то, что 'свято место пусто не бывает' - у Тани завёлся ухажёр из числа 'салажат' - аспирантов нового призыва - некто Уткин. Он жил в комнате с Васей Жижкиным - инженером-исследователем с математическим уклоном, человеком очень высокомерным, моим вечным оппонентом. Мы с Жижкиным сходились только в одном - оба были не дураки выпить. Но в остальном - сплошной антагонизм.
Вася был худ, немощен, хотя и задирист. Он ещё тогда терпеть не мог лиц кавказских национальностей, к которым причислял и меня. Ну, а лично меня он ненавидел не только из-за этого. Причины были, и о них я ещё расскажу. Вот из-за этой-то ненависти, он, этот Кощей-Вася, заметив, что я неравнодушен к Тане, а она ко мне, надумал опередить меня. Он успел познакомить Таню со своим 'сожителем' по комнате Уткиным (имя его я позабыл). Лично он сам не стал на моём пути, так как вероятность успеха была близка к нулю. Дамы его не жаловали из-за непонятности его разговоров с математической терминологией, 'теловычитания', и неимоверной заносчивости.
Когда у меня появилась штанга, я, как и всем, предложил Васе поспорить со мной с хорошей форой в его пользу. Но тот отказался, мотивируя тем, что только тупые и умственно отсталые люди могут поднимать тяжести. А умные, дескать, занимаются соответствующими видами спорта, например, шахматами. У Васи был первый разряд по шахматам, а я не знал даже, да и сейчас не знаю названия фигур. Но в детстве мне как фокус кто-то показал так называемый 'детский мат', и я решил попытать счастья в споре с Васей.
Вынесли шахматы, поставили на стол для глажки. Я, как неопытный, вытребовал себе право играть белыми. Мы стали расставлять фигуры, причём я механически повторял все действия Васи. Получилось, что короли у нас стояли по одной линии - видимо, так правильно. Я, помня, чему меня учили в детстве, сыграл: первый ход - обычный: пешка е2-е4. Жижкин - как и положено разрядникам, сыграл тоже королевской пешкой. Затем я вторым ходом выдвинул офицера или слона (не знаю, как он там правильно называется!) на с4. Жижкин выдвинул своего коня. Третьим ходом я выдвинул королеву (или ферзя) на h5. Вася задумался и почему-то выдвинул подальше своего правого офицера (или слона). Я заранее торжествовал - Вася был обречён, но пока не понимал этого.
- Вася, - вкрадчиво спросил я, - а что я тебе буду должен, если проиграю?
- У нас тариф единый - бутылка! - не задумываясь, выпалил Вася.
- Тогда беги за бутылкой - ты проиграл! - громовым голосом провозгласил я и поразил ферзём (или королевой) его пешку f7, - мат тебе, Вася! Детский мат от тупого силовика, кавказца, первый раз взявшего в руки шахматы! Если не веришь, что тебе мат, я могу доказать это словесным матом, - скаламбурил я.
Среди болельщиков стоял гомерический хохот. Жижкин сидел в шоке - он мог 'убить' моего ферзя королём, но становился под удар офицера! Такую досаду и ярость я видел у него впервые. Он побледнел и чуть не кинулся на меня с кулаками.
- Вася, что я вижу, - с удивлением спросил я, - ты собираешься бить тупого силовика? И при этом надеешься, что ты не рассмешишь публику?
- Гони трояк! - загудели болельщики.
Жижкин забежал в свою комнату, выбросил оттуда скомканный трояк и тут же захлопнул дверь. Перворазряднику - и так попасться на детский мат!
Кто-то из болельщиков сбегал за бутылкой, и мы пили её прямо на столе для глажки, выкрикивая оскорбления в адрес проигравшего, даже пинали его дверь ногами. Вдруг дверь рывком распахнулась и показался Жижикин. На нём не было лица, и на том чего не было, блестели слёзы ярости.
- Реванш, я требую реванша! - орал он срывающимся голосом.