Страница 78 из 231
С этим препаратом я ещё встретился и гораздо позже, но действие его я никогда не забуду. При полном сознании, я почти не мог шевелиться. Состояние было, как у животного, тигра, там, или медведя, в которого стрельнули обездвиживающей пулей; по крайней мере, как это показывали по телевизору.
Мужики подхватили меня под руки и снесли вниз. Усадили, вернее, уложили в машину типа УАЗика, жену посадили рядом, и мы поехали. Минут через сорок (я понял, что мы ехали не в Москву, а в пригород), меня выволокли и затащили в красное кирпичное двухэтажное здание. Немного посидели в коридоре и завели в комнату врача.
К тому времени я уже соображать начал хорошо, но двигался с трудом. С врачом старался говорить с юмором: перепили, дескать, вот я и решил попугать друзей игрушечным пистолетом. А соседи приняли всерьёз, ворвались в комнату, схватили и ребят этих вызвали.
- Ну, виноват, я, но не в тюрьму же сажать из-за этого! - заключил я.
- За хулиганство можно и в тюрьму, - устало ответил врач и проверил мои реакции.
- Что это мне вкололи ребята? - успел спросить я врача, - сильная вещь, первый раз встречаю!
- Будешь буянить, встретишь ещё раз! - ответил врач, и взглянул в какую-то бумажку, сказал: 'Аминазин, три кубика двух с половиной процентного раствора с глюкозой - внутривенно!'.
- А - а, ответил я, - запомню, может, пригодится!
Меня отпустили под честное слово жены, что она первое время не оставит меня одного. Она ответила, что сегодня же отвезёт меня домой в Тбилиси.
- Вот так будет лучше! - с облегчением сказал врач.
Лиля остановила такси и отвезла меня в 'Пожарку'. Собрала вещи, и мы поехали на Курский вокзал. Долго стояли в очереди, но сумели-таки взять билеты на вечерний поезд на Тбилиси - продали разбронированные билеты. Стоили тогда билеты сущий пустяк, сейчас электрички дороже!
Ехали в плацкартном вагоне, я преимущественно спал, отсыпаясь за две бессонные ночи.
Про случай со мной договорились никому не говорить; я понял и хорошо запомнил, что же это такое - 'белая горячка', никому не советую, ею 'болеть'!
Тбилиси встретил нас новогодними хлопотами. Надо сказать, что эти хлопоты были обоснованными - есть было нечего, а стало быть, и закусывать нечем на встрече Нового Года. В Москве особых изменений в продовольственном вопросе я не заметил, да мне было и не до этого - любовь не давала замечать ничего вокруг. А в Тбилиси я воочию увидел, что такое голод, да, да, голод, как, например, в 1946 году и ранее.
В самом конце 1963 года, да и в первой половине следующего, продовольственные магазины были практически пусты. Особенно волновало народ отсутствие хлеба - в Грузии, да и вообще на Кавказе, хлеб едят килограммами - это вам не Германия! В остальном выручал рынок или 'базар' по-местному, но цены были заоблачными. Но хлеба и на базаре не было - продавали кукурузный 'мчади' (пресные лепёшки), но хлеба они населению не заменяли.
Новый Год договорились встречать с однокурсниками на квартире у одного из товарищей. Вино, чачу, зелень, лобио, пхали (простите за неприличное название - это всего лишь зелёный кашеобразный острый салат), хули (ещё раз простите, но это сильно наперченный салат из варёной свёклы), и другие разносолы (не буду перечислять, чтобы больше не извиняться!) привезли из деревень. Кур (по-местному 'курей') и другое мясо купили на рынке ('базаре').
Нам же с женой дали самое серьёзное задание - достать хлеб. Мы устроились в засаде у одной из булочных, по-местному 'пурни', и стали ждать машину с хлебом, которая должна была по 'секретным' сведениям подъехать вечером 31 декабря.
Наконец, показалась машина. Вот где спорт-то пригодился. Расталкивая голодных людей локтями, я как гиббон, вскарабкался в кузов и стал кидать большие 'бублики' хлеба (а только такой и выпускался то время в Тбилиси) Лиле. Та нанизывала этот хлеб на руку, отражая попытки отнять, или хотя бы куснуть дефицитное лакомство. Вся операция заняла секунды, иначе бы Лилю с хлебом растерзала толпа. Я выскочил из кузова и по головам спустился на землю. Об оплате за хлеб не шло и речи.
Редко такие приезды машин с хлебом оканчивались без летального исхода. Вот и на этот раз, как мы узнали позже, два пожилых человека были затоптаны насмерть в давке у машины.
Это в годы-то Хрущёвской 'оттепели', после победы в Великой Отечественной войне, после изобилия 1952-56 годов, погибнуть в давке за хлебом перед самым Новым Годом! Нет, всё-таки 'боюсь я данайцев, даже дары приносящих!', как говорил старик Лаокоон перед тем, как его с семьёй задушили два питона. Поэтому и голосую теперь за кого угодно, только не за коммунистов!
Чтож, встреча Нового 1964 Года прошла весело. Пили наиболее популярное в восточной Грузии вино 'Саперави', известное тем, что оно окрашивает в красный цвет даже стаканы. Виноград 'Саперави' в отличие от многих других сортов красного винограда, имеет окрашенную в красно-чёрный цвет мякоть. Ведь я не открою, наверное, секрета, если скажу, что не только розовое, но и многие сорта белого вина готовят из красного винограда. Но у тех сортов винограда только кожица - красная, а мякоть - белая или розовая.
Пили также чачу, приготовленную перегонкой из отжатого винограда - шкурок, косточек - сброженных без сахара. Ели салаты с вышеупомянутыми неприличными названиями, без которых не обходится ни один грузинский стол. Острый перечный вкус этим салатам придаёт особая 'дьявольская' смесь, жертвой которой я когда-то чуть ни стал.
Очищенные грецкие орехи перемалывают (хотя бы в мясорубке) с особым страшно горьким мелким перцем, похожим на черешню. По-болгарски он называется 'люта чушка', а по-грузински, как и обычный горький перец - 'цицаки'.
За день-два этот перец 'выдавливает' из орехов масло, как уверяют специалисты, 'своей горечью'. Так вот, это масло капают, буквально одну каплю на блюдо пхали или хули, чтобы эти блюда европеец уже точно не смог бы съесть. Грузины там, абхазы, испанцы, и особенно корейцы, ещё смогут есть такие горькие салаты, а жители 'культурных' стран с умеренным климатом - 'ни в жисть'!
Однажды я, по-ошибке, утром 'хватанул' глоток такого масла из стакана, приняв его за лимонад. Горло 'замкнулось' тут же, я задыхался, выпучив глаза. Хорошо, люди поняли, в чём дело, и залили мне в рот чачи - вода в таких случаях может только навредить.
Были хорошие кавказские тосты - за Новый Год, за присутствующих, за хозяев, за родителей, детей, братьев и сестёр, других более дальних родственников, за их друзей и их 'кетилеби' (буквально - 'хороших', видимо, приятелей или тех, кто им приятен, что ли).
В общем, доходили и до таких тостов, где буквально, признаются в вечной дружбе и любви к человеку, но при этом просят назвать своё имя, так как его просто ещё не знают.
Мои 'патентованные' тосты 'за любовь до брака, в браке, после брака, вместо брака, и за любовь к трём апельсинам!', а также 'за успех безнадёжного дела!' понятны не были, восприняты они были с настороженным молчанием, и только уже при расставании один из гостей, спросил меня:
- Зачэм пыт за дэло, катори безнадиожни?
На что я ему ответил в его же манере:
- А зачэм пыт за дэло, катори и бэз этого выгорит?
- Пачему выгарит, пажар, что ли?
Я кивнул, что действительно это тост про пожарных, захватил со стола, как старый еврей, 'кусок пирога для тёти Брони, которая не смогла прийти', и мы с женой уже под утро пошли домой.
Моя поездка в Тбилиси была примечательна вот этой встречей Нового Года, и ещё тем, что 15 сентября этого же года родился мой младший сын Леван. Его мама ещё намучается со мной, будучи беременной, об этом я отдельно расскажу.
Я ожидал, что мой сын станет учёным, спортсменом, писателем, поэтом, журналистом, художником или полицейским, наконец, повторит специальность кого-нибудь из родственников. Но если бы мне позволили назвать миллион специальностей, я бы назвал весь миллион, остановившись на специалисте по внеземным цивилизациям или переводчике с суахили, но не назвал бы его реальной специальности. А стал он:мастером по изготовлению бильярдных столов, этаким бильярдным Страдивари.