Страница 53 из 61
Агафья Ниловна смутилась и ответила не сразу. А когда заговорила, в ее голосе проскользнули виноватые нотки:
– Оно, конечно… забыть могла… Времени вон сколько прошло. И память уже не та, что прежде. Старею…
– Тогда с вашего позволения, я напомню кое-что. Почему вы мне не рассказали, каким образом документы Григория Фомича очутились у Власа Ахутина? Агафья Ниловна, нам это очень важно знать, чтобы отыскать и обезвредить опасных преступников. Дело в том, что Влас убит.
– Влас… убит? Почему убит? Влас… Старушка подалась вперед, вцепившись руками в край стола.
– Это правда? – спросила она, пытливо заглядывая в глаза Савину.
– Правда. В таких делах, Агафья Ниловна, лгать нельзя.
– Ох, ты, господи. Влас… Агафья Ниловна пригорюнилась.
– Пропащая душа… – сказала она с горечью. – Царство небесное…
– Ну, так как насчет документов?
Старушка колебалась недолго.
– Скажу, теперь все скажу. Как на духу. Гришаня умирал – слово ему дала: пока будет жив Влас, никто не должен об этом знать. Вот оно и случилось… Она обернулась к иконам и перекрестилась.
– Прости мня, Господи… Пришел он к нам тогда, на колени перед Гришаней упал, плакал, свою жизнь проклинал – страшно было слушать. Гришаня мягкий по характеру был, как воск – лепи, что кому вздумается. Вот и выпросил Влас у него документы: по возрасту почти погодки, лицом схожи, а рост какой, в паспорте не видать. Бежал, сказывал, из Сибири, к жене и детям – двое у него их. Жить без них, говорил, невмоготу, руки на себя наложу, если опять попадусь. Фотокарточки показывал. Оно понятно, Гришане это знакомо; свою семью, почитай, каждый день вспоминал, вот и расчувствовался… Агафья Ниловна всплакнула.
– Ох, грехи наши тяжкие… Она промокнула слезы носовым платком и спрятала его в карман фартука.
– А документы Гришаня опять справил, – молвила Агафья Ниловна. – Сказал, где нужно, что потерял, дескать…
«Ахутин Влас Серафимович, 1923 года рождения, русский, уроженец города Саратова, холост. Кличка Хлюст. Приметы…
В 1940 году осужден за кражу, статья…
В марте 1941 бежал из мест заключения…
В мае 1941 года был задержан при попытке вооруженного ограбления. Осужден, статья…
В сентябре 1941 года вторично бежал из мест заключения, при этом убил конвоира…
Сведений не имеется…».
– Вот тебе и таежный покойничек… – пробурчал капитан Володин. Он листал архивную папку бережно, словно библиографическую редкость.
– Да уж… – тоскливо откликнулся Савин.
– Интересно, – сказал Володин задумчиво, – чем он занимался с сентября 1941 года до того времени, как проглотил свинцовую пилюлю?
– Умгу… – отозвался Савин. – Интересно…
Он в это время дожевывал бутерброд с колбасой, который прихватил по пути в МУР.
– Кстати, ты обедал? – оторвавшись от бумаг, спросил Володин.
– Конечно. Позавчера. А у вас что, если сотрудник не пообедает, к работе его не допускают?
– Наоборот, – ухмыльнулся Володин. – Допускают, и даже с повышением по службе. Ну, а если серьезно, то три года сухомятки, и твоей настольной книгой станет «Популярная медицинская энциклопедия».
– Олег, у меня есть идея.
– Осчастливь.
– Ты понимаешь, какая штука: судя по всему (по крайней мере, со слов Пеуновой), у Власа Ахутина есть (или была) семья…
– Ну и что? Попробуй, отыщи соломинку в стогу сена.
– Ты дослушай. Возможно, – и, пожалуй, наиболее вероятно – что из известных соображений он не регистрировал этот брак. А если регистрировал, то мог взять фамилию жены.
– Для него это было чересчур большим риском.
– Несомненно. Но жить под своей фамилией еще опасней. По крайней мере, в центральных районах страны. Ведь то, что он взял документы у родственника, могло всплыть при тщательной проверке.
– Это верно. Ты хочешь сказать, что у него было два паспорта? – догадался Володин.
– Скорее всего. Один – для разных сомнительных делишек, а второй – для легализации.
– Может быть… Но даже если твои предположения верны, нам от этого ни холодно, ни жарко.
– Не скажи… По нашим данным (конечно, весьма относительным), Влас Ахутин должен был обретаться где-то в районе Москвы или в Подмосковье. Так?
– Ну… – Володин в раздумье наморщил лоб. – Постой, постой, Боря. Ты предлагаешь проверить…
– Вот именно! Влас Ахутин для семьи пропал без вести. Это факт. Что он мог жить под чужой фамилией – вариант. Почти факт. Значит, нужно проверить заявления граждан на розыск без вести пропавших за последние два года. Может, за два с половиной – три. Москва и Подмосковье. Это, думаю, будет не очень сложно. Нужно лишь сопоставить приметы разыскиваемых и фотографии, если они есть, с нашим фотороботом и фотографией из альбома Пеуновой. Всего-то.
– Великолепно! Боря, ты – голова!
– Пока радоваться рано.
– Согласен. Но все равно – это шанс…
В Мытищи они добрались поздним вечером. Состав оперативной группы был подобран, словно по заказу, – за всю дорогу никто не проронил ни единого слова. Молчали и Савин с Володиным. Им не верилось, что вот-вот может приоткрыться завеса тайны Власа Ахутина.
За двухметровой высоты забором захлебывался лаем огромной кобель, которому звонко вторила шавка. Свет в окнах двухэтажной дачи не горел, но два окна первого этажа мерцали голубоватыми отсветами от экрана телевизора. На кнопку звонка у калитки нажимали минут пять, но никто не откликался. Похоже, хозяева были чересчур увлечены телепередачей.
– Эй, кто-нибудь! – больше не уповая на звонок, закричал Володин и пнул несколько раз массивную железную калитку ногой.
– Иду, иду! – раздался женский голос. – Рекс, место! Пушок, замолчи! Кто там?
– Открывайте, милиция!
– Одну минуточку. Место, место, Рекс!
Громыхнул засов, калитка бесшумно отворилась, и невысокая худенькая женщина спросила:
– В чем дело?
– Здесь проживает Бусыгина Зоя Петровна? – шагнул вперед Володин.
Он смотрел на нее с некоторым сомнением. Женщина явно была моложе Власа Ахутина – эдак, лет на двадцать.
– Да, это я. Что вы хотели?
– Можно пройти в дом? А то здесь разговаривать не очень удобно; простудитесь – зима…
– Пожалуйста, проходите. Я сейчас закрою Рекса… Пушок не кусается.
Под потолком просторной гостиной полыхнула хрустальным светом старинная антикварная люстра. Интерьер комнат впечатлял: дорогие ковры, мраморный камин, белая с позолотой арабская мебель, картины – явно подлинники, цветной телевизор новейшей марки, японская стереосистема…
– Вы… вы не по поводу мужа? – с робкой надеждой спросила Зоя Павловна. – Он… нашелся?
– Это его фотография? – спросил Савин.
Он прошел вглубь гостиной, где в массивной позолоченной раме висел хорошо выполненный маслом портрет Власа Ахутина. Конечно, это был он, сомнений уже не оставалось!
– Да, его… Что с ним, скажите?
– Бусыгин Григорий Фомич, 1923 года рождения… Так?
– Ну конечно!
– Бусыгин – ваш муж? – спросил немного удивленный Володин.
– Да… Женщина потупилась, словно в смущении.
– Это вы подали заявление о розыске? – показал ей бумагу Володин.
Савин чувствовал, что радость переполняет его (и все-таки Ахутин рискнул сменить фамилию! – довольно смелый, неожиданный ход).
– Я, я! – воскликнула женщина. – Ну что, что с ним случилось!?
– Пожалуйста, не волнуйтесь. И сначала ответьте на наши вопросы… Савину почему-то стало жалко худенькую издерганную женщину, которая как-то ни своим внешним видом, ни манерами не вписывалась в эту роскошную обстановку.
– Хорошо… Я постараюсь… Спрашивайте.
– Бусыгин – подлинная фамилия вашего мужа?
– Нет. Подлинная – Ахутин.
– Когда он сменил фамилию?
– В 1968 году.
– Чем это было вызвано?
– Я… я не знаю. Он сказал, что так нужно. Я никогда не интересовалась его делами. Он запретил…