Тени зимы

— Это лошадь Констанция, — сказал Руаун. — Зовут Танцовщица. Вообще-то, Танцовщица-с-Мечами, но так слишком длинно. Боевой конь, хорошо обученный.

Я лишь кивнула, взяла поводья и похлопала лошадь по шее. Животное беспокойно стригло ушами. Ему не нравилось, что пришлось покинуть стойло в такую ночь.

— Моя госпожа, — тихо произнес Руаун, — вы помните Эйвлин, жену слуги лорда Гавейна? — Я попыталась в темноте разглядеть его лицо. — Медро хотел убить ее вместе с детьми, но я считаю бесчестным воевать со слугами, детьми и женщинами. Медро я ничего не сказал, но женщину предупредил сразу, как только Медро захватил власть. Я помог ей покинуть Камланн. Клан ее мужа живет недалеко от Мор-Хафрена возле реки Фромм: до нее можно добраться, свернув на втором повороте от главной дороги, ведущей из Баддона в Каэр-Кери. Вождя клана зовут…

— Сион ап Рис, — подсказала я, вспомнив.

— Да. Если вы отправитесь туда, миледи, я уверен, эта женщина вам поможет. И спрячет, и от Медро защитит. Да Медро и не узнает, где вы. Он же никогда не помнит ни слуг, ни их имен, ни их кланов.

— Хорошо, — сказала я. — Надеюсь, ты со мной?

Он как-то странно усмехнулся.

— Я провожу вас и найду, где переждать, а вам надо спешить. Вас скоро хватятся. Хорошо бы снегопад скрыл следы.

Он развернул лошадь и сразу пустил ее галопом. Я последовала за ним. Танцовщица бежала легко, но тряской побежкой, и каждый толчок болезненно отдавался в моем побитом теле.

Мы скакали долго. Даже на холоде лошади вспотели, пришлось перейти на рысь, а потом снова прибавить скорость. Резкий встречный ветер заставлял как можно ниже пригибаться к шее лошади, так что ехала я почти вслепую. Впрочем, лошадь сама прекрасно чувствовала дорогу. Снег застывал на ресницах.

Лошадь Руауна внезапно попятилась. Я натянула поводья, присмотрелась и с удивлением поняла, что в седле передней лошади никого нет. Некоторое время я пыталась сообразить, что это может значить, потом подъехала и поймала повод другого животного. Обе лошади устали и просто стояли на дороге, ни на что не обращая внимания. Мы находились на главной северной дороге, было около полуночи, значит, от Камланна нас отделяло шестнадцать или семнадцать миль.

Руаун отыскался в нескольких шагах от дороги. Он стоял на коленях, и его судорожно рвало. Я слезла с лошади.

— Руаун! — позвала я, и он поднял лицо. — Что случилось?

Рыцарь долго молчал, пытаясь справиться с рвотными позывами. Потом я едва расслышала: «Мне очень жаль. У меня жар».

Ветер хлестал нас по лицам мокрым снегом. Поводья у меня в руке обледенели. Я подошла к Руауну, коснулась его лба. Воротник плаща покрывал лед, а кожа горела.

— Да что с тобой? — прошептала я, внезапно очень испугавшись.

Руаун невесело рассмеялся.

— Утром я был у Мордреда, просил за вас. Он пригласил меня пообедать с ним вечером, заодно обсудить этот вопрос. Но за столом он ни слова не сказал об этом. Только… внимательно поглядывал на меня. Точно также он смотрел на Констанция в последнюю ночь, когда он обедал с ним. Говорят, Констанций умер от жгучей лихорадки… Медро сказал, что это была лихорадка. — Рыцарь надолго замолчал. Усталые лошади тяжело дышали, переступая с ноги на ногу. Копыта громко чавкали в раскисшем снегу. — Яд был в вине, — проговорил Руаун. — Я-то думал, что оно просто горчит, но и сам Медро так говорил, дескать, из-за войны с Малой Британией хорошего вина теперь не найдешь. Тогда я не догадался.

— Почему ты мне сразу не сказал? — Я тут же прикусила язык. Ну, сказал бы, и что бы я сделала? Лекарь, наверное, сумел бы помочь, да и то сразу после отравления. Но главный лекарь сидит под замком. А теперь уже слишком поздно. — Вода нужна, — вспомнила я. — Поешь снега!

— Не могу. Тошнит.

— Вот и хорошо. Яд вызывает тошноту; если тебя будет все время рвать, часть яда выйдет, а того, что останется, может не хватить, чтобы тебя прикончить. Ешь! Сколько сможешь. — Я набрала пригоршню снега и заставила его съесть. Руауна снова вырвало. Он дрожал. С большими усилиями мне удалось усадить его в седло. Я сняла с упряжи пару кожаных ремней и привязала рыцаря, как могла. — Надо спешить. Возможно, мы найдем, где остановиться.

— Нет! — бурно запротестовал он. — Нельзя рисковать! Нельзя останавливаться! Медро нас найдет.

А что я могла ответить? Покачала головой и пустила лошадь галопом. Возможно, весь этот побег не имел смысла. У Медро хватало шпионов, да и с помощью чар он умел многое. Оставалось лишь молиться, чтобы ни одно из его умений не помогло ему на этот раз. А еще я молилась о том, чтобы остатки яда не стали для Руауна смертельной дозой.

Наше путешествие превратилось в кошмар. Лошади слишком устали, и мы ехали сначала рысью, потом шагом, а снег валил все сильнее. Казалось, что весь мир сузился для нас в маленькое видимое впереди на дороге пространство. Вскоре лошадь Руауна начало мотать из стороны в сторону. Она готова была остановиться. Я подъехала поближе, отобрала у Руауна повод. Он был в бреду и не отвечал на мои вопросы, только бормотал бессвязно. Я огляделась. Ни одного огня вокруг. Это, конечно, ни о чем не говорило. Во-первых, поздно, ночь уже, во-вторых, в такой снегопад можно проехать рядом с домом и не заметить его. Сплошная белая пелена.

Часа через три после нашей первой остановки у Руауна начались судороги. Тогда я свернула с дороги, волоча коня за собой, добралась до опушки леса и поехала вдоль него. Здесь ветра почти не чувствовалось. Вскоре мне попалась яма в земле, видимо, оставшаяся после падения большого дерева. Земляной вал прикрывал ее от ветра, и снега на дне почти не было. Я стащила Руауна с лошади, привязала животных и собрала хвороста для костра. У Руауна в седельной сумке нашлись трутница и одеяло, и каким-то чудом мне удалось разжечь костер. Хворост оказался сырым только снаружи. Усадила Руауна ближе к огню, завернула в одеяло. Попытка снова накормить его снегом не удалась. Судороги трясли его непрерывно, зубы были плотно сжаты, он просто не мог даже рот открыть. В свете костра лицо воина стало почти неузнаваемым, борода в застывшей пене и рвоте. Зрачки сильно расширены. Казалось, что в черепе за глазами кипит живая тьма. Я снова потрогала его лоб. Горячий. Но сухой. Стоя возле костра неподалеку от дороги на Думнонию, я внезапно вспомнила разговор, который случился у меня с лекарем Грифиддом давным-давно. Говорили мы о всяких женских притираниях. «Паслен, — сказал он тогда, — а именно белена, смертельный яд, но если вы капнете его в глаза, они станут яркими. Зрачки расширятся. Также вызывает лихорадку, рвоту, галлюцинации и судороги. Ну, подумайте, миледи, за каким дьяволом женщины занимаются такими вещами? Ни один здравомыслящий человек не станет этого делать». Я тогда ответила: «Мужчинам нравятся яркие глаза, но мне-то вы зачем это говорите? Я беленой не пользуюсь. И что, она может даже убить?» Лекарь фыркнул с отвращением. «В правильной дозировке еще как может! Но неудобно. Слишком много теряется при рвоте. Яд на любителя».

Вот только любителем Мордред не был.

В ту ночь мы уже не поехали дальше. Лошади слишком устали. С другой стороны, кто нас найдет тут, на краю леса? Костер горел, я распрягла лошадей и попыталась соорудить хоть какое-нибудь убежище для Руауна.

Умер он за два часа до рассвета. Ничего не говорил и не приходил в сознание. Просто перестал дышать. Я вспомнила, что так и не поблагодарила его за спасение. Что ж, сказала я себе, это злой мир. Да вознаградит его Бог.