Тени зимы

Мордред не выдержал и опустил глаза, но Гавейн продолжал сверлить взглядом его переносицу. Гвин смотрел на братьев с беспокойством, теребя перевязь меча.

— Да, конечно, — тихо проговорил Мордред. — Все знают твою любовь к справедливости, даже к правосудию над воображаемым злом, брат. И, конечно, твой сын умеет защищаться. В этом он — твое подобие, как, впрочем, и во многом другом. — Он снова поднял глаза, теперь в них светилась неприкрытая злоба.

— В чем «в другом»? — требовательно спросил Гвин.

— Ну как же! — Мордред жестко улыбнулся. — Вы же оба оставили свои дома, наплевали на родичей, забыли своих матерей, словно они вам были чужие, и оставили их умирать.

Гвин стиснул рукоять меча. Рука его заметно дрожала. Мордред поспешно добавил:

— Это я так предполагаю. Закон запрещает мне оскорблять родичей, а тем паче требовать от них поединка. Лорды и леди, простите меня, я устал. Приношу свои извинения, если вдруг кого-то обидел, но сейчас отправляюсь спать. Спокойной ночи.

Он встал и быстро вышел из зала. Сразу же поднялись несколько других воинов и поспешили за ним, всем своим видом показывая, что они поступают так не по доброй воле. Кей, все еще сжимая арфу, словно боевое копье, плюнул им вслед.

— Во! На этот раз удалось вывести его из себя. И то хорошо. По крайней мере, избавились от него. — Он одним махом допил свой кубок и затянул громкую походную песню.

Гвин смотрел вслед Медро, все еще сжимая рукоять меча; затем отвернулся. Гавейн с беспокойством следил за ним.

После пира я немного подумала и решила, что Кей поспешил с выводами. Мордред и не думал терять самообладание, когда едва не вызвал Гвина на поединок. Парня он ненавидел и ненависти своей не скрывал, но никогда не делал ничего такого, что противоречило бы его политике. Вот уж в это я не верила. Мне еще ни разу не приходилось видеть его истинного выражения лица за той золоченой маской, которую он носил, не снимая. Был бы со мной Артур, мы бы долго обсуждали этот короткий разговор. Но, в общем-то, хорошо, что его не было. Вот только поговорить мне было не с кем. Без мужа дом казался пустым и холодным. Никто не сидел за столом, не ждал моего прихода. Дел у меня хватало. В последние дни дома я только спала. Слуга прибирался каждый день, но после него оставалось так чисто, как бывает в гостевом доме. Вот и сегодня я села на постель, распустила и расчесала волосы, и поняла, что напряжение никак не отпускает меня, что я вряд ли усну. Я скучала без Артура. Пошла в другую комнату, посидела за столом, перебирая кое-какие документы, но сосредоточиться так и не удалось. Я просто сидела и смотрела на лампу, пока не осталось ничего, кроме горевшего фитиля. Я думала о сегодняшнем вечере, вспоминала другие подобные разговоры, но так и не решила, что со всем этим делать. Я погасила лампу и вышла на порог. Здание Зала высилось неподалеку темной горой, заслоняя Луну. В его тени прятались соседние домишки, тропинки между ними, трава на склоне. В маленьком оконце дома Бедивера тлел желтый лютик лампы. Поздно. Слуга Бедивера уже ушел. Поблизости никого нет. Еще немного я колебалась, а потом вышла, закрыв за собой дверь.

Бедивер сидел на пороге своего дома, смотрел на Луну и тихонько пел:

Она — мое сердце, она — моя тайна,

И яблони цвет ароматный — она…

Увидев меня, он замолчал. Встал, выступил из света лампы за открытой дверью в лунный свет, и сразу стал бледным, как смерть.

— Я думал, придешь ли ты сегодня, — тихо сказал он. — Добро пожаловать.

От лунного света у меня на сердце стало холодно. Я поспешно шагнула в дом, к теплому свету лампы. Бедивер закрыл дверь. В очаге горел огонь. Блики скользили по полке с книгами, отражались в серебряном кувшине с вином и двух чашах на столе. Бедивер налил вина и протянул чашу мне.

— Я очень надеялся, что ты придешь. Какие красивые у тебя волосы…

— Ты и так знаешь меня всю. Лучше скажи, что ты думаешь о том, что случилось сегодня в Зале. Чего хотел добиться Мордред?

— Я так и думал, что ты спросишь об этом, — он продолжал стоять с чашей в руке, глядя на меня. — Ах, Гвинвифар, я не знаю. Может, на этот раз он просто вышел из себя? У него не меньше причин пребывать в напряжении, чем у нас. Успехами он похвалиться не может. Бывшие сторонники в раздумьях: стоит ли за ним следовать? Не лучше ли сохранить верность Императору?

— А мне казалось, что преданность его людей только растет.

— Верно. Но их мало. Меньше, чем он ожидал.

— Но он же явно чего-то хотел. Не верю я в его вспыльчивость. Слишком он опытен, чтобы терять голову по пустякам.

— Может, и так. Я вижу, что в последнее время Гвин просто бесит его, он злится на мальчишку больше, чем на Артура, хотя наш лорд как был, так и остается его главным врагом. И Гавейн говорил, что он ему не врет. Так что Мордред вполне мог потерять самообладание.

Я села за стол, отпила вина. В комнате было тепло, я совершенно расслабилась. Так приятно было говорить свободно и знать, что тебя понимают.

— Я теперь боюсь за Гвина. Да, да, знаю: Мордред не может ссориться с ним, закон не разрешает драться с собственным племянником. Но кого-то из своих он вполне может подговорить. А Гвин очень обижается, когда у него за спиной говорят, будто он прячется за отца. Ничего не стоит спровоцировать его на драку. Как думаешь, Мордред действительно хочет его уничтожить? Он ведь заметил, что Артур благоволит к мальчишке?

— Это не беспомощный мальчик, миледи, — Бедивер покачал головой. — Он уже сейчас лучше многих на коне. Более того, он популярен. Такая ссора принесла бы Мордреду мало пользы. И Гавейн ясно дал понять, как он отнесется к любой попытке вызвать сына на поединок. Думаешь, кто-нибудь хочет нажить себе такого врага, как Гавейн? Я не думаю, что Гвину грозит опасность с этой стороны. Голубушка моя, если искать что-то серьезное, то где-то в другом месте.

Похоже, я не слушала. Я рассматривала моего рыцаря в теплом свете лампы: темно-каштановые волосы, не тронутые пока сединой; серьезные глаза под ровными бровями; уголки рта приподняты — в них застряли остатки улыбки. Любовь пронзала мне сердце. Мы оба знали, что я пришла не только для того, чтобы обсуждать заговоры и политику. Мы оба хотели на время избавиться от всего этого, побыть в другом мире, нашем, и только нашем; и сейчас этот другой мир расцветал вокруг нас. Бедивер поставил нетронутую чашу с вином, подошел и наклонился, целуя мои веки. Он пропустил между пальцами мои волосы и снова поцеловал. Я поставила свою чашу на стол, встала и прижалась к нему. Любовь… когда она приходит, забывается все: долг, обязанности, да и о себе перестаешь помнить. Все остается за порогом этого нового мира. С Бедивером я становилась просто Гвинвифар, а не императрицей, не государственным человеком, переполненным заботами и связями. Ничего не осталось за пределами, очерченными светом лампы в доме моего любимого. Рыцарь аккуратно расшнуровал мое платье, обнял и подтолкнул к постели.

А потом наш мир разлетелся на тысячу частей.

Огонь стал ярче, налетел порыв ветра, в распахнутую дверь хлынул поток холодного воздуха и ночные запахи. Послышались крики. Бедивер мгновенно скатился с меня, схватил меч и встал между мной и дверью. Я села, пытаясь поправить платье, понять, что происходит. Впрочем, это сразу стало ясно. Мордред торжествующе кричал:

— Вот! Смотрите! Она здесь!

Отблески факелов метались по стенам.

— Тебе что здесь надо? — зарычал Бедивер. — Пошел вон! Убью, как Руада!