Тени зимы

— Ты права. О Господи! — внутренняя боль скрутила его. Он обхватил свою искалеченную руку. — Что я наделал? Жена милорда в его собственной постели...

— Прекрати! — приказала я. — Больше ничего такого не будет! Ты уедешь куда-нибудь подальше, мы придем в себя и забудем обо всем. Сейчас главное для меня — помириться с Артуром.

Он истово кивнул, все еще сидя спиной ко мне. Серый свет сумерек освещал длинный шрам с правой стороны. У Артура тоже были такие шрамы. У всех всадников были. Это просто. Нельзя нападать и защищаться одновременно.

— Я тоже виновата, — всхлипнула я. — Я тебя люблю. — Слова показались мне самой бессмысленными. — Я люблю Артура, и тебя тоже.

Он протянул руку, пытаясь нащупать сброшенные второпях штаны. Нашел. Встал, постоял возле постели, глядя на меня. Штаны он поддерживал одной рукой, застегнуть пояс не получалось. Расскажи мне кто об этом, я бы посмеялась. Только сейчас мне было не до смеха. Глаза рыцаря казались совсем черными от боли, кожа вокруг рта стянулась горестными складками.

— Иди к Артуру, — попросила я в отчаянии. — Пусть отправит тебя хоть в Малую Британию. Все равно с королем Максеном так и не договорились. Артур должен кого-то послать, а Гавейна он посылать больше не хочет.

— Да, — сказал он через минуту. Голос звучал уже относительно спокойно. — Я знаю Максена, еще с тех пор, как служил его брату, королю Брану. Я могу поговорить с ним. Хотя мой господин не любит, когда меня долго нет, но, в конце концов, могу я повидать свою семью, посмотреть на свои земли? Конечно, он разрешит мне ехать. — Он огляделся в поисках своей туники, поднял ее, натянул через голову одной рукой.

Я встала и помогла ему застегнуть пояс, завязала тесемки туники, стараясь делать такие же узлы, как его слуга. Он покорно ждал, дал мне закончить и аккуратно взял за запястье.

— Гвинвифар... — Он опять говорил своим знакомым тихим голосом, разве что недавние события сделали его немного резче. — Миледи, теперь ты знаешь, что я люблю тебя и опозорен. Я предал своего господина. Между прочим, я не собираюсь раскаиваться, потому что все еще хочу тебя. Но довольно об этом. Если правда о наших отношениях когда-нибудь выйдет наружу, я приму все на себя. Обычная государственная измена. Скорее всего, милорд решит заменить смертный приговор на изгнание. Я смогу это пережить. А вот чего я точно пережить не смогу, так это если пострадаешь ты. Вина моя, здесь не о чем говорить. Клянусь, что твой позор будет для всех стократ хуже, чем мой. Уверен, если когда-нибудь наш грех обнаружится, тебе не удастся совсем избежать наказания, но если ты не станешь брать вину на себя, все может обойтись. Если же ты будешь настаивать, что виновны мы оба, все кончится только хуже. — Я видела, что он делает все возможное, чтобы вернуть свойственное ему спокойствие, но в какой-то момент его усилия рухнули, он привлек меня к себе и еще раз крепко поцеловал.

Я молчала, когда он отпустил меня. Нашла его меч, помогла пристегнуть к поясу, помогла надеть сапоги. Только когда он остановился в дверях, я прошептала: «Да хранит тебя Бог». Он склонил голову и вышел. Я долго смотрела на дверь, потом рухнула на постель. Залезла под одеяло и лежала, дрожа, все вспоминая и вспоминая, и так до самого вечера. А потом заснула.

В тот же вечер Бедивер поговорил с Артуром и через неделю отправился в Малую Британию, несмотря на то, что к тому времени в нем уже жила простуда, полученная от меня. Я не выходила из дома, пока он не уехал. Заодно справилась с болячкой, что заняться делами сбора урожая.

А еще я прилагала все силы, чтобы помириться с Артуром. Видимо, Бедивер был прав, когда говорил, что своими горестями и чувством вины я наказываю нас обоих. Никому от этого лучше не становилось. Через несколько дней после того, как Бедивер уехал, я решила поговорить с Артуром о том, что произошло на пиру.

Я добралась до дома уже в темноте. Артур лежал в постели, но вздрогнул, когда на него упал свет из открытой двери, и стало понятно, что он еще не спит. Но он не повернулся, все также лежал спиной ко мне. Я знала, что его не меньше меня мучает тишина, с некоторых пор установившаяся у нас в доме. Я зажгла лампу, установила ее в подставку рядом с постелью, молча разделась, мечтая только о том, как бы отложить разговор. Погасила лампу. Долго сидела на краю постели, а потом решилась и тронула мужа за плечо. Еще посидела, а потом все-таки выговорила каким-то не своим голосом:

— Знаешь, мне очень, очень жаль. Благодаря тебе, мое злое намерение не свершилось. — Только думала я при этом не о Мордреде, а о Бедивере. Еще совсем недавно он лежал там, где лежит сейчас Артур. О предательстве думала. О том, что случившееся здесь, в доме, похуже, чем происшествие в Зале. Только о том Артур знает, а об этом — нет.

Он повернулся и странно посмотрел на меня — не холодно, а скорее с недоумением. Снял мою руку с плеча и стал внимательно разглядывать мой перстень с печаткой, затем снова посмотрел в глаза. В комнате было темно. Артур вздохнул.

— Мне жаль — снова прошептала я.

— Я знаю, — обреченно ответил он. — Но это уже ничего не изменит. Медро… он сумел нанести нам очень глубокую рану.

— Я только хотела, чтобы его больше не было. Никогда. Хотела убежать от него.

Он поднес мою руку к губам.

— Лань моя белая! Если бы это было возможно! Неужели ты не видишь, что сама попытка сбежать от угрозы тебя унижает? Ты готова была сделать это ради Империи, но Империи это не пошло бы на пользу. К тому же он — мой сын, моя давняя вина.

— Не надо, не говори так! — Я могла только просить. Никакие мои слова ничего не меняли. Трещина между нами не хотела закрываться.

— Тебе холодно, — заботливо сказал он и погладил меня по волосам. — Ложись. Забирайся под одеяло, и спи.

Меня и в самом деле знобило. Под одеялом лучше. И тут, когда я уже устраивалась в тепле, он вдруг обнял меня. Я замерла и лежала, не смея шевельнуться. Начало… чего?

С того самого момента тишина стала уходить из нашего дома. Сбор урожая — время ответственное. Бедивера не было, и нам с Артуром чаще приходилось решать разные вопросы. Мы заново учились доверять друг другу дела Империи: получение дани, снабжение отряда, планы королей. И доверие постепенно восстанавливалось. В конце концов, даже оставаясь вдвоем, мы свободно разговаривали друг с другом и даже смеялись иногда. Последний барьер рухнул в начале декабря, когда Кей вернулся с Оркад и привез известие о смерти Агравейна.

Возможно, нам следовало этого ожидать. Мы давно знали, что Агравейн нездоров, и в глубине души я всегда боялась того, что Медро может натворить на Островах. Тем не менее, новость нас поразила. И случилось это совсем недавно. Кей отплыл с островов в день смерти Агравейна. Добираясь до Эбраука, загнал не одну лошадь. На весь путь у него ушла неделя и еще шесть дней. Прибыл он около полуночи, в холодную декабрьскую субботу, и сразу же ворвался к нам в дом. На улице шел снег, тяжелые мокрые хлопья мешались с дождем. Утром Кей выехал из Каэр-Кери, поменял лошадей в Баддоне, и теперь он выглядел серым от усталости. Артур дал ему сухой плащ и тут же начал разводить огонь в очаге, а я налила рыцарю вина и поставила к огню греться. Прежде чем снять плащ или выпить вина, Кей хрипло выпалил:

— Агравейн мертв. Он убил его. Этот сладкоголосый ублюдок убил своего брата.

Я чуть не выронила кувшин с вином. Артур замер на коленях возле очага, с дровами в руках. Наверное, в очаге потрескивали дрова, вода капала с соломы, какие-то звуки должны были быть, но я могу вспомнить только мертвую тишину. Артур со стуком высыпал дрова на пол, встал, придвинул к огню табурет и жестом пригласил Кея сесть. Кей рухнул на сидение и только потом расстегнул плащ и расправил возле очага сохнуть.