Страница 69 из 101
И в первую ночь после их появления мертвые карлы и хускарлы вдруг сменились хельтами. Их было немного, не все они пришли с оружием и в железе, наоборот, многие были изувечены: кто хромал, у кого не было руки или обоих глаз. Но они сражались совсем не так, как предыдущие. Хельты догадались подбирать оружие павших или отнимать его у более слабых драугров. Хельты не шли вслепую, утыкаясь в стены и деревья, они придумали и воплотили в жизнь полноценный план: погнали мертвяков послабее в прямую атаку, а сами зашли с другой стороны, легко перескочив через частокол. Не самая большая хитрость, конечно, и будь драугры людьми, Арвид бы предусмотрел такой поворот, но после сражений с тупыми мертвяками в течение нескольких дней норды привыкли к однотипным наступлениям. Тогда-то норды и бросили деревню, обороняя только хозяйский дом. Тогда-то Арвид и получил несколько ран. Тогда-то Рысь перешагнул порог, заколов хельта, который вдруг перестал размахивать копьем и уставился куда-то на запад.
И хоть наступление отбили, после ранения главы семейства все пали духом. Даже Херлиф не взял на себя заботы о хозяйстве, а постоянно сидел рядом с отцом и слушал его нравоучения. Вот Рысь и занялся починкой ограды, а Булочка с двоюродным братом Простодушного прохаживался по северо-восточному краю поля, так как оттуда и появлялись мертвецы.
Удивительно, но после тяжелой работы наш Херлиф как будто ожил. Альрик сменил его у ложа умирающего, и Простодушный посвежел, зарумянился, заблестел глазами. И когда уже стемнело, мы по молчаливому уговору не стали заходить в дом, пропахший смертью, а разожгли костер во дворе, насадили колбасы на палки, чтобы разогреть прямо в огне, сестра Арвида принесла нам лучшего эля.
— Так что? Теперь ты, наверное, уйдешь из хирда? — спросил Простодушного Вепрь. — Хоть и не ты примешь хозяйство, но помощь понадобится.
Оддрун, сестра Херлифа, уселась неподалеку, вроде как поднести, если что понадобится, но сама явно грела уши и поглядывала на Эгиля Кота.
Простодушный аж дернулся от такого вопроса.
— Уйти? Нет. Только если выгоните! Не останусь тут ни за что. Ни в этом доме, ни в Бриттланде вообще.
Тулле усмехнулся себе в кружку, не сводя взгляда с языков пламени.
— Чего так? — спросил я, косясь на нашего говорящего с Бездной.
— Верите ли, нет ли, я сидел с отцом и желал, чтобы он поскорее умер. Чтобы заткнулся и перестал меня поучать. Только чтобы сам умер, и никакого Фомрира ему, никакого доброго посмертия! И этот дом, эти рабы, всё это… Не хочу. Пусть я в хирде и побыл всего ничего, пусть проторчал кучу времени у Скирикра смердящего, пусть жил и ел с бриттами, но то было мое лучшее время.
Сестра ахнула, услыхав про бриттов, но смолчала. А когда он говорил про смерть отца — не ахала. Интересные тут порядки!
Мы замолчали. И даже крепкий эль не забирал. Не знаю, сколько нужно выпить хускарлу, чтобы опьянеть. А хельту? А сторхельт, поди, может утопиться в меду, а всё одно — трезвым останется. Хоть не получай руны вовсе.
Обсуждать драугров или погибших никому не хотелось. Первый мирный вечер за…
Смешно!
Если посчитать, не так уж давно мы столкнулись с драуграми, а кажется, будто прошла целая вечность.
И так не хватало Хвита, его песен и историй. Сейчас бы он глянул на наши понурые лица, тряхнул снежной гривой и завел сказ о проделках Фомрира или о мудрости Мамира, а может, кашлянул бы и неуверенно начал новую вису, придуманную накануне. О чем бы он поведал? Может, об Альрике Полуизмененном? Или о бритте, который защищал нордов? Или о Тулле Сноходце?
— Среди многочисленных детей Домну, чудовищных фоморов, самым ужасным был Балор.
Я вздрогнул. Леофсун Рысь словно услыхал мои мысли и прервал молчание первым.
— Его отцом был быкоголовый фомор с одним большим глазом посередине лба и с ядовитою гривой. У Балора же было два глаза, да только весь яд отца скопился у него в левом глазу. И яд тот был настолько страшен, что один лишь взгляд его убивал. Потому Балор держал левый глаз закрытым.
Не только я, но и остальные ульверы невольно посмотрели на Тулле, который тоже постоянно держал левый глаз закрытым.
— Балор не родился таким. Во всем виновато его любопытство. Когда он был еще ребенком, отец выгнал его из дома и строго-настрого запретил подходить. Но Балор не послушался. Он прокрался к окну и распахнул ставни, и ядовитый дым от колдовского снадобья, которое варил его отец, попал прямо в глаз. Потому взгляд Балора и стал таким смертоносным. От этого взгляда никому не было спасения: ни фоморам, ни богам, ни людям. Даже сама Домну могла погибнуть. Потому боги Бездны сохранили Балору жизнь при условии, что его левый глаз всегда будет закрыт. И только во время решающих битв Балор вставал напротив врагов, подымал веко на левом глазу и истреблял нещадно всё, на что опускался его взор.