Страница 17 из 20
— А другие?
— Другие тоже не хотят давать так много силы другим родам. Тут всего два хельта, и их рода уже довольно сильны.
— Так почему б не отдать хускарлу?
— Они как раз до этого дошли. Считают, что хускарл получит так много силы, что может стать сафа. А сердец у них нет.
— А этот? — влез и я. — Разве сердце измененного не подойдет?
И жрец, и Альрик взглянули на меня с отвращением.
— Это не совсем тварь, — пояснил хёвдинг. — Это все же был человек. А есть сердце человека мерзко.
Я подумал и согласился. Кто знает, как подействует сердце измененного? Не хотелось бы из-за такой глупости превратиться во что-то подобное.
Тем временем тварь ерзала под камнями, сдвигала их, сбрасывала один за другим. Сумела вытащить руку целиком, хоть и изрядно изувеченную, и малахи сразу же отрубили ее по самое плечо. Но тянуть долго не стоило. Рано или поздно тварь вырвется из-под камней. Да, она будет не столь опасна, да вот только ноги-то у нее целы.
А вообще я б на месте хельта рубанул. И что ему потом смогут сделать большухи? Побьют? Отругают? Зато руны уже будут его. И роду почет, и ему хорошо.
Бабы… Им лишь бы языками почесать.
Альрик со жрецом отошли к большухам и о чем-то с ними спорили. Беззащитный говорил спокойно, а малахи — громко и возмущенно. Потом к ним подошел Полузубый, и спор быстро утих.
Хёвдинг вернулся ко мне, хлопнул по плечу и сказал:
— В первый раз в жизни делаю что-то столь необдуманное. Коли что, так хирд примешь ты.
И в два прыжка заскочил на кучу, вытащил меч и вогнал прямо в пасть твари. Выдернул и воткнул еще раз. А потом сверху вниз — в темя.
Я оглянулся. Наши стояли, разинув рты. Малахи-мужчины обрушились на большух с возмущением. Старухи вяло отмахивались от них и не спускали глаз с Альрика. Одна что-то прокаркала, и хельт, что торчал возле хёвдинга, переменил позу, как будто хотел убить его.
Восьмая руна. Девятая. Десятая…
Заполыхало чужой силой.
Если подымется еще на шаг, Альрика убьют. Прямо здесь, на камнях.
Вот о чем говорил Беззащитный!
Десятая руна. Почти хельт.
Альрик еще немного постоял на завале, подождал, а потом спрыгнул к нам.
— Хорошо, что я за зиму ни единой твари не убил. Вот как знал, — ухмыляясь, сказал он.
А я с разочарованием хлопнул себя по бедру.
— Чего ж прямо не сказал? Надо было мне его убить! С шестой руны я бы точно до десятой не прыгнул.
— Ага. И как бы я тебя тогда в узде держал?
Хёвдинг аж светился от счастья. Еще бы! Одним махом на три руны.
— И малахи так тебе и позволили убить тварь?
— Ни одна большуха не хотела усиления другого рода, — сказал жрец. — Раньше хотели отдать сафа хельту из Буролицых, там слабый род, и один мощный воин не изменил бы ничего. Но он погиб. А эти два хельта из сильных родов, им отдавать нельзя. Потому согласились отдать смерть чужаку. И если бы он шагнул выше, его бы убили там же. Таков был уговор. Но зря ты пошел на это, норд. Я видел воинов, которые, будучи на вторых небесах, не смогли удержаться и шагнули во тьму.
Не сразу, но я понял, что сказал жрец. Значит, некоторые уже на десятой руне становятся Измененными? И только боги знают, почему так происходит?
Хельт отчекрыжил твари голову и спустился, держа ее за длинные волосы.
Большухи снова заговорили, и жрец, как всегда, передал их слова.
— В честь такой доблестной битвы малахи устраивают пиршество и приглашают нас всех. Там же будет заключен союз.
— Как звали ту женщину? — перебил его я.
— Какую?
— Которая последняя вела за собой измененного. Которая осталась под завалом вместе с ним.
Жрец поговорил с малахами.
— Ее звали Рэнид из рода Красно-синих. Все ее дети умирали до получения благодати, потому она осталась пустыхой.
Одна большуха внимательно посмотрела на меня и сказала что-то еще.
— Она встанет возле Фомрира, — сказал я.
— Ее душа сольется с Праматерью и станет беречь свой род, — одновременно со мной перевел слова большухи жрец.
— Что за Праматерь еще?
— Я не понял до конца, во что верят малахи. Знаю лишь, что во главе всего стоит некая богиня, которую они зовут Праматерью, и от нее началось всё сущее: и мир, и люди, и твари.
— На Домну похоже. Но Домну ж вроде нашей Бездны, вроде темная богиня, зло, фоморы и все такое.
— Мне показалось, что малахи поклоняются именно бездне, только называют ее Праматерью.
Я лишь пожал плечами. Раньше бы, на северных островах, я бы удивился и даже испугался, узнав, что есть народы, почитающие бездну. Сейчас же, услыхав и увидав столько всего, познакомившись с разными обычаями, я ничему не удивлялся. Здесь нет таких холодов, как у нас, здесь нет Вардрунн, когда солнце пропадает на несколько дней. Почему бы им и не почитать Бездну?
Чужая вера, как и чужие боги, никак не делали моих богов хуже. Наоборот, чем больше я узнавал, тем больше я восхищался Скириром, Фомриром и другими северными богами. По крайней мере, нами не правили бабы. И бог-Солнце, который прежде злил меня, теперь казался лишь одним из многих чужих богов. Если у сарапов можно помереть от жары, почему бы и не попросить пощады у Солнца?
Пиршество устроили в роду, где был хельт. Они рисовали широкую белую полосу от лба до подбородка и узкую белую — над бровями. Их называли Крестолицыми. Нас же малахи между собой звали Безлицыми, и они явно не отличали бриттов и нордов.
Я впервые видел, как живут малахи.
Они строили почти такие же землянки, что и бритты. Мне подумалось, что бритты могли подглядеть это у малахов. Вот только по крыше малаха можно было пройти и даже не заметить этого. Дома были полностью опущены под землю, изнутри плотно обложены бревнами, щели наглухо проложены мхом и замазаны глиной. Верх дома также выложен бревнами, а сверху уложен дерн со мхом. Чтобы попасть внутрь, надо было отыскать лежащую деревянную дверь, за которой шли вырубленные в земле и выложенные плоскими камнями ступени. Дальше была еще одна дверь — в сам дом.
В наших краях такие дома бы раздавило снегом, а наружную дверь и вовсе было бы не открыть из-за сугробов, но тут такое жилище вполне подходило. Готовили малахи на обычном очаге, и в это время двери держали открытыми, чтобы не задохнуться в дыму.
Внутри, кроме каменного очага подальше от деревянных стен, были еще широкие лавки да стол, по стенам полки с утварью. Еще в каждом доме был вырыт отнорок, где хранили снедь. На стенах и лавках — волчьи, лисьи и заячьи шкуры.
Огородов и полей я не приметил, как и загонов для скота, словно малахи жили лишь охотой и рыбалкой. Ткать они умели, шили одежду не только из шкур, но и из конопляного или крапивного волокна.
А вот к огромным пиршествам на сто человек их дома не подходили, потому малахи вытащили лавки и столы на улицу, развели несколько костров, на которых сразу и готовили. Они убили пару кабанов и лося, тощеватых и жестковатых, но под горько-ароматную настойку это мясо пошло неплохо. Еще были грибы, запеченная на углях рыба, лепешки из непонятной горькой муки, дикие яблоки в меду, ягодный напиток и какие-то невиданные доселе блюда. Кажется, там были даже лягушачьи лапки, но я не был в том уверен, хрустели они просто замечательно.
Полузубый, Альрик и большухи сидели в стороне, а жрец, куда же без него, стоял позади и пересказывал их речи.
Я вдруг подумал, а что если жрец врет? Что если он перескажет слова как-нибудь иначе? Никто не сможет раскрыть обман. Правда, я не знал, зачем это могло бы ему понадобиться, ведь мир между бриттами и малахами и ему на руку. Он сможет бегать сразу меж тремя народами, знать все обычаи и везде рассказывать про своего бога. Вот только малахи без мяса вымрут сразу, зерна-то они не сеют.