Страница 89 из 98
— Это ответ на первый вопрос, — сказал Бендхард.
— Я не хёвдинг, — честно ответил я. — Альрик умен и изворотлив, он точно знает, как победить Кьелла и его людей. Я готов проводить вас и устроить встречу с ним.
— А если это ловушка Кьелла? Если он хочет заманить нас в западню и перерезать по одному?
— Я заключил кровный союз и женился на дочери Аднальдюра.
— Ты не знаешь чужих мыслей. Вдруг твой хёвдинг решил обменять тебя на наши жизни?
Я думал, что женитьба — это сложно. Ан нет, переговоры намного сложнее. Как убедить их в правдивости моих слов? Вдруг, и от этой мысли я аж вспотел, вдруг они правы? Нет, Альрик не мог так поступить, несмотря на все неприятности, что я причинил.
— Не знаю, как вас убедить, — вздохнул я. — Я отходил с Альриком две зимы. Я ради него женился, не спросив позволения у отца и не получив благословения матери. Я отдал ему лучшего друга, которого едва спас от смерти.
Фольстейдн нахмурился и спросил Бендхарда:
— Что думаешь?
— Этот малец не врет. А про его хёвдинга не знаю. Надо бы встретиться. Прошлым летом мы потеряли слишком много людей. Если и сейчас будем мериться былыми обидами да прятаться в своих горах, Кьелл вырежет нас по одному. Как род Хродберга.
— Где стоят ваши корабли? — спросил Аднальдюр.
— На черном берегу. Четыре дня от прошлогодней стоянки на запад.
— Многие откажутся, — заметил Тиндюр. — Прошлым летом мы звали на помощь Эрвара. Помните, что он ответил? Что это наша беда и наши земли. Злился, что мы не пустили его стада на наши пастбища. Сейчас иноземцы стоят у его порога. Южным родам и вовсе нет дела до наших бед, хоть могила Ральфа — в их лесах.
— Да, — хмыкнул Фольстейдн, — сказали, что это мы Кьелла чем-то оскорбили. Тролли и то умнее.
— А что у вас на острове такого есть? — внезапно озарило меня. — Кьелл сказал, что кроме янтаря с вас и взять нечего. Тогда ему и впрямь лучше торговать, чем убивать.
Мужчины переглянулись между собой, и Аднальдюр ответил:
— Ты не серчай, Кай Эрлингссон. Это мы откроем твоему хёвдингу, если посчитаем его достойным человеком.
В конце концов мы остановились на том, что я отведу жену к Сварту в пещеры, он устроит ее встречу с Альриком. После этого Альрик один пойдет в указанное место, и там с ним поговорят. Я же останусь в качестве заложника.
На мой взгляд, так получалось честно.
В этот же день и выступили. Трое хускарлов вместе с Аднальдюром отправились отдельно, а я с женой и двумя ее братьями пошел к Сварту.
Шурины были немногословны. Совсем. Я, кажется, ни разу не слышал их голоса. Аднфридюр тоже говорить не хотела, всё трогала железный нож, мой дар, и поправляла стрелы в поясном колчане. Молчала жена с того момента, как узнала, куда мы идем. Расселину с пещерами они называли Шрамом Бездны, и это место считалось у них нечистым, связанным с тварями. То ли там раньше тролли жили, то ли кто-то из предков ногу сломал в тех камнях, но с давних пор айсландеры обходили расселину стороной.
Если бы я при главах родов упомянил, что мой друг поселился в Шраме Бездны, может, они бы и вовсе отказались встречаться с Альриком.
Зато мы добрались туда быстрее — прошли короткими тропами. Новые родственники наотрез отказались входить в пещеры, так что я сам вытащил Сварта, познакомил его с женой и шуринами, объяснил задачу и чуть ли не пинками отправил его с Аднфридюр в лагерь.
— И смотри! Жену мою не трожь, — напутствовал я расстроенного ульвера. Поди, не хотел вылазить из своих пещер.
Шурины расположились поодаль, под всеми ветрами и ливнями, которыми был богат остров, я же с превеликим удовольствием залез в горячее подземное озеро. Если бы я захотел удрать, то легко смог бы это проделать. Сварт расширил некоторые ходы, так что я мог, не выходя наружу, переходить из пещеры в пещеру.
Так мы и ждали первых переговоров между айсландерами и ульверами.
Буря слов. Вихрь ртов. Реки голосов. Мельтешение языков. Стада невидимых оленей.
— … мы выжидали год. Погиб весь род Хродберга, пострадали наши стада, сейчас гибнет семья Эрвара, да и его соседям приходится нелегко…
Я придумал десятки иносказаний для болтовни. Хвит бы порадовался. Того и гляди, научусь складывать висы не хуже него.
— … потому нам нужно собрать больших людей со всех родов…
Хуже всего, что нельзя много пить. Местная брага ударяет в голову сильнее, чем пиво, и я не хотел думать, куда еще меня может завести выпивка. Наверное, в могилу. Это отцова вина: он не давал пить пива, когда я был маленьким, потому я не стал так же крепок, как остальные. Или меня сильнее пьянит из-за малого роста? Живот ведь тогда ближе к голове, вот хмель и бьет что есть мочи. Аднальдюр вон какой здоровый! В его живот полбочонка влезает, а до головы не достает. Зато мне блевать проще.
— Складно да ладно говоришь, Бендхард, да только это лишь слова…
Слова. По-моему, я здорово придумал, что слова — это невидимые олени. Они скачут вокруг нас, мы слышим цокот копыт, но не видим их самих. Еще мне нравилось сравнение с птицами, но тоже невидимым, а это слишком похоже на оленей. Хмм, ветер тоже слышно, а не видно. Может, сравнить тогда слова с соплями Хьйолькега? Раз ветер — это дыхание вмерзшей в лед твари, которое проходит через три ноздри, можно ли назвать слова — соплями? Да нет. Сопли — они ж всегда видны.
— … уж не хочешь ли ты, Аднальдюр, стать во главе всего острова…
Да и некрасиво в висах будет слушаться. Хотя отрыжка Бездны как замена «твари» встречалась в песнях Хвита. Чем же сопли хуже отрыжки? А вот отрыжка прекрасно подходит для иносказания «слова», она тоже идет изо рта, при этом ее слышно, но не видно. Осталось добавить что-то еще… Нет. Все равно непонятно получается. Как тяжело же придумывать иносказания! Потому Хвит даже во время гребли что-то обдумывал да сочинял.
— … а коли не веришь ты моим словам, тогда послушай иноземца. Он — из хирда, который Кьелл нарочно нанял для нашего уничтожения.
А вот подошло и мое время.
Я поднялся, вытер рот от жира и начал вещать:
— Я Кай Безумец, сын Эрлинга Кровохлеба, лендермана Сторбаша! Вот уже третье лето я хожу на корабле Альрика Беззащитного, хёвдинга славных сноульверов, белых волков. Хоть рунами мы и невелики, но подвиги наши неисчислимы.
Сначала я не хотел пересказывать наши деяния. Неправильно это — когда карлы похваляются перед хускарлами, но Аднальдюр заверил, что так будет лучше. На острове руны растут медленно, до пятой поднимаются на оленях, моржах и китах, а дальше либо в межродовых войнах, либо в сражениях с редкими здесь тварями. Выше девятой руны айсландеры вовсе не поднимались, так как думали, что с десятой руны любой становится тварью. Не знали они про твариное сердце. Так вот, подвигами здесь мало кто может похвастать, только старые главы родов, которые сумели выжить в тех зимних схватках. И мне обязательно нужно показать, что мы хоть и малы по силе, зато опытны и умелы в бою.
— … убил я черного гарма и получил пятую руну. А хёвдинг мой ходил к морю и рубил морскую тварь невиданных размеров и неслыханной свирепости. Там он и стал большим человеком.
— Спасибо тебе, Кай Эрлингссон! Потешил ты нас веселыми историями, развлек. За это я, Тейнгидль, щедро вознагражу тебя.
И он отдал костяной нож с серебряной рукоятью. Мда, не там мы раньше искали денег, не там…
— Только мои уши не услышали ничего о Кьелле Ральфссоне, чьего отца мы прекрасно знали и уважали.