Сага о Бриттланде

Кое-где из-под воды проглядывали островки и кочки, иногда я видел скользящие тени возле лодки и догадывался, что вокруг всё кишит тварями. Мы их не видели только из-за мути в болотных водах.

Мы плыли долго, причем в противоположную сторону от Альрика и остальных ульверов, а заодно и от погони. Потом протока начала мельчать, то и дело мы задевали дном за ветки, ушедшие под воду, чаще попадались островки с чахлыми деревцами. Ульвид уверенно вел лодку. Наконец мы добрались до узкой полоски земли, вылезли, вытащили лодку на сушу и прикрыли ее ветками. Слабое прикрытие, но хоть что-то. Котел и одеяла хускарл приказал взять с собой.

Затем Ульвид вел нас из болота лишь ему ведомыми тропами. В этой части болото было коварнее, часто прерывалось едва видимыми мочажинами и топями, потому я был настороже. Порой казалось, что Ульвид заблудился и идет прямиком в трясину, но всегда отыскивался какой-то путь, хоть мы порой и увязали по колено.

Так что когда мы выбрались на твердую землю, я с облегчением выдохнул. Думал, теперь-то Ульвид повернет на запад или на восток, чтобы обогнуть болото и выйти обратно к реке Ум, а потом двинуться к нашим, но он продолжал идти на север, лишь к вечеру начал забирать левее.

Мы переночевали, а наутро снова пошли через леса и пригорки, старательно огибая нордские деревни. Ульвид так и не говорил, куда нас ведет, но это точно было не в сторону ульверов.

Когда солнце перевалило на вторую половину, он остановился, поговорил с Живодером, а потом повернулся ко мне.

— Здесь я вас оставлю. Мне пора возвращаться в Сторборг. Иди дальше на запад, там вскоре увидишь бриттское поселение. Тебе придется убедить их не убивать тебя. Живодер поможет, но вообще рассчитывай только на себя.

Тут я понял, в чем заключалась хитрость Ульвида. Он ни на миг не поверил моим словам, потому и не стал возвращать меня к ульверам: раз я сбежал один раз, значит, сбегу снова. А здесь за мной будут приглядывать бритты, и если попробую удрать, меня, скорее всего, убьют.

— И как это поможет бриттам? — насмешливо спросил я и осекся.

Ульвид ожег меня ледяным взглядом, который так не вязался с его внешностью.

— Тебя не касается. Сюда так же будет приходить от меня человек, но не Фарлей. Учти, он за тебя ручаться не станет, зато сможет передать весточку от твоих собратьев. И постарайся выучить бриттский, тебе это пригодится.

Он не стал забирать вещи, которые дал нам, кивнул на запад и сложил руки на груди. Судя по всему, он собирался проследить, чтобы я добрался до того поселения, а не сбежал по дороге. Десятирунный говнюк!

Живодер сказал:

— Гадэххи нивенд!

Я знал, что это означает «идём», еще знал, что Живодер может сказать то же самое и на нордском. И мне жуть как не нравилась ухмылка на его мерзкой роже. Зависеть от Живодера — хуже не придумаешь. Вдруг ему вздумается, что вывернуть меня наизнанку гораздо веселее, чем защищать от незнакомых бриттов? Разве что Ульвид сказал ему что-то такое…

Неохотно я поплелся, куда показал Ульвид, и вскоре заметил первые признаки того, что люди здесь все-таки есть. Меньше сухостоя, еле заметные тропки меж деревьями, редкие зарубки, собранные грибы. А потом показались два бритта с натянутыми луками, и я слышал шорох листьев под ногами невидимых мне людей.

— Пуи ви ти? — спросил один из лучников.

Я промолчал, чтоб сразу не получить стрелу в глаз. Живодер, сучий сын, сначала молчал и заговорил только после повторного окрика. Он, как всегда, болтал слишком быстро и непонятно, я только и смог разобрать слова «нордур» и «бритт».

Еще один окрик, и теперь стрелы смотрели лишь на меня одного. Чего они от меня хотели?

— Топор, — сказал Живодер и посмотрел на мое оружие.

— Снять?

Нет, Ульвид всё же ублюдок! Взял самое поганое от обеих народов, слишком уж умный и хитрый подлец. Теперь у меня забирали даже этот поганый топорик!

Я стиснул зубы, резко выдернул топор и швырнул, вогнав в землю по самое топорище. Подчиняясь корявым словам Живодера, туда же отправил и нож, затем сбросил одеяла. Луки все еще не опускались.

— Что? Мне, может, еще раздеться и сплясать?

— Потом спляшешь, коли хочется, — раздался мужской голос позади меня. — Не дергайся.

Больше всего меня злило, что все показавшиеся бритты были хускарлами, и некоторые из них повыше шестой руны. Так что я дал связать себе руки и пошел куда было сказано.

Здесь поселение бриттов было крепче нашего. Ров они тоже рыть не стали, против рунных он не особо поможет, но нападающие просто так войти бы не смогли, ибо старательные бритты выбрали место для жилья на небольшом холме и снесли землю на несколько шагов от ограды. Хотя подъем получился не таким уж крутым, но ползти по сырой скользящей под ногами почве на два роста вверх, а потом упереться в ограду такой же высоты, было бы неприятно. Особенно под обстрелом.

Нам открыли толстые ворота, и с той стороны выдвинули бревно с прибитыми к нему поперечными досками. Бритты легко перебрались по нему, как и я. Внутри ограды раскиданы небольшие землянки с дерновыми крышами, а значит закидывать их огнем бесполезно, разве что летом в засуху выгоревшая трава могла заняться. И землянок тех было немало. Бритты тут крепкие и все поголовно рунные, кроме совсем уж сопливых. Во сколько зим ж они приносят первую жертву? На пятую зиму? На шестую?

Мужчин было немного, но все хускарлы. Морды суровые, почти все со шрамами, один — без правой руки, двое хромых, причем на разные ноги. Я приметил и одноглазого, и с ожогом в пол-лица. Тут жили не трусы, отсидевшиеся три года назад в лесах, а выжившие. Такие с удовольствием меня выпотрошат или, по меньшей мере, не выпустят из виду.

И я снова подумал, какой же гаденыш Ульвид, а еще вспомнил его слова, как надо подбирать людей под разные нужды. Он ведь сейчас, не говоря ни слова, дал задание этим людям. Мда, наш Простодушный — щенок перед Ульвидом.

Вокруг поднялся гомон. Кто-то допрашивал наших провожатых, кто-то — Живодера, бабы смотрели на меня с ненавистью, плевались, малышня, распахнув глазенки, пялились, будто какое чудище приволокли им на потеху. Некоторые женщины ударились в слезы, а были и такие, что вытащили поясные ножички и яростно что-то требовали у мужчин. Хотя и без помощи Леофсуна понятно, о чем они орали. Поди, хотели порезать меня на мелкие кусочки, намотать кишки на столб или засунуть ногами в костер. Наверное, немало на них побывало нордских мужчин, и детишки, что стояли, вцепившись им в юбки, были не без нордской крови.

Я невольно усмехнулся. И вжал голову в плечи, уворачиваясь от комков грязи и навоза, полетевших мне в голову.

— Значит, ты неправильный норд? — обратился ко мне тот же бритт, что и раньше. Он говорил на нашем языке не хуже меня. Может, бывший трэль?

— Я — правильный норд. — И потерся щекой о плечо, счищая прилипший комок навоза. — Это местные норды неправильные.

— И ты сжег дом такого неправильного норда?

— Он почем зря обвинил мой хирд, и нас объявили изгоями.

— Значит, теперь ты уже не норд. Теперь ты почти бритт, только без языка, — осклабился бритт.

Я заметил, что в его перекошенном от уродливого шрама рту не хватало половины зубов, причем только слева. Удар щитом или молотом? Наверное, щитом. Молот бы свернул челюсть на затылок.

— Или ты лазутчик, засланный Харальдом. Чтобы вызнать, где мы живем, можно и не один дом сжечь. К тому ж мы не видели того дома.

Глаза этого бритта впились в мое лицо: неприятные, болотного цвета, в глубоких морщинах.